— Я Ян Трембицкий, личный секретарь мистера Абрамса. Он будет через несколько минут. Присядьте, пожалуйста. — Его английский был правильным, но слова он произносил с акцентом.

— Благодарю, — Коскинен осознал, как устал. Он почти упал в кресло и с наслаждением утонул в его мягкой глубине.

Вивьен опустилась в кресло небрежно, но было видно, что она тоже очень устала.

Трембицкий смотрел на них.

— Как насчет завтрака? — спросил он, нажал кнопку внутренней связи и, услышав ответ, сделал заказ. Затем предложил сигареты.

Вивьен взяла сигарету, прикурила и с наслаждением затянулась, с неохотой выпуская дым из легких. Трембицкий тоже сел и закурил.

— Как я понял, вам удалось убежать от агентов СБ, — сказал он. Когда Коскинен кивнул, он продолжал. — Ну что же, мы можем спрятать вас, но зачем? У нас и так достаточно неприятностей.

— Я могу оказать вам помощь, — сказал Коскинен и показал на прибор. — Вот из-за чего весь этот шум.

— Так вот он какой, — Трембицкий остался невозмутим. — Мы уже кое-что знаем о нем из своих источников.

— Вы думаете… с Дэйвом все в порядке?

— Сомневаюсь, что ему причинили какой-либо вред. Несомненно, его подвергали психологическим тестам, но если он ничего особенного не знает… а ведь он действительно ничего не знает?

Вопрос прозвучал, как пуля. Коскинен не успел ответить, даже покачать головой, как Трембицкий продолжал:

— Хорошо. В этом случае Дэйв содержится в роли заложника. Правда, это связывает нам руки.

— А что вы пытались сделать? Мистер Абрамс ведь мог бы сообщить обо всем президенту?

— Разумеется, он это сделает. Но нужно время. Не следует забывать, что все сотрудники и помощники президента запуганы Службой Безопасности. Они понимают, что в любой момент могут потерять работу.

— Но сам президент…

— Да, здесь нам повезло. Он по убеждениям либерал. Но ему приходится думать и о безопасности США, которая, в свою очередь, является гарантией стабильности Протектората. И в этом большую роль играет СБ.

— Но президент может избавиться от Маркуса!

— Не так все просто, мой друг. Нужно уважать целостность государственных организаций, иначе само государство рухнет. Каждый государственный деятель должен идти на компромисс. В противном случае он окружит себя врагами и ничего не сможет совершить. Почитай историю. Вспомни Линкольна, который был окружен дубинами-генералами и ослами-чиновниками. Нет, президент не может отстранить Маркуса, если не сумеет доказать перед конгрессом, что действия шефа СБ причиняют вред государству.

— Может, мы сумеем убедить его, — сказал Коскинен.

— Может быть. Хотя через легальные каналы это очень трудно сделать. А если мы сами будем поступать незаконным образом, то как мы сможем говорить и обвинять Маркуса в беззаконии?

Коскинен почувствовал, как все его мышцы напряглись. Воцарилась тишина, нарушаемая только журчанием фонтана.

— А вот и освежающее.

Коскинен открыл глаза. Он с удивлением обнаружил, что уснул. Слуга накрывал стол. Коскинен посмотрел на кофе, апельсиновый сок, хлеб, масло, икру, запотевшую от холода бутылку водки. Трембицкий предложил ему и Вивьен таблетки.

— Они возбуждают аппетит, — пояснил он. — Их полезно принимать перед обедом.

— Нам нужно сохранить мозги свежими, — угрюмо заметила Вивьен.

Они только-только принялись за еду, когда в холле появились два человека.

— К сожалению, — сказал, вставая, Трембицкий, — завтрак придется отложить: пришел босс.

ГЛАВА 11

Натан Абрамс не был высоким человеком. Скорее, наоборот, пухлым и лысым. Из-под халата виднелись ноги в пижамных брюках. Хрипло дыша, Абрамс сел в кресло и произнес сквозь зубы:

— О, Боже. Я всегда знал, что вокруг много гнили. Но когда эта гниль выступила открыто, с ней уже поздно вступать в борьбу. Но необходимо.

— С каким оружием? — спросил Трембицкий.

Рука Абрамса показала на прибор:

— Для начала с этим.

— Но нужно время, чтобы организовать производство и создать боевые группы.

— А тем временем Дэйв… — голос Абрамса дрогнул, и, стараясь скрыть это, он стал накладывать себе пищу в тарелку. — Прошу простить меня, — сказал он. — Вы, должно быть, голодны.

Коскинен не мог удержаться, чтобы не рассмотреть девушку, пришедшую вместе с Абрамсом. Естественно, он знал о существовании сестры Дэйва, но когда экспедиция улетала на Марс, ей было всего пятнадцать лет. Он не ожидал увидеть ее такой: взрослой, стройной, гибкой, с серыми глазами, затуманенными печалью, с мягкими волосами цвета меди, волнами спадавшими на плечи. Хотя Абрамс не сказал о встрече жене, потому что не знал, как она перенесет это, но его дочь была сейчас с ним.

Как вовремя Абрамс вспомнил о завтраке! Коскинен действительно проголодался. Однако он колебался. Девушка как бы прочла его мысли:

— Садитесь, ешьте. Не могли же все ваши злоключения лишить вас аппетита. Я, пожалуй, тоже что-нибудь съем.

Вивьен улыбнулась.

— Благодарю, мисс Абрамс, хотя заботясь о нас, вы не забываете и о себе.

— О, теперь мы в одной команде.

— Не так уж я в этом уверен, — сказал Трембицкий.

— Что ты имеешь в виду, Ян? — спросил Абрамс.

— Но…

— Ты же знаешь, я не предлагаю ничего экстраординарного. Самое главное, выручить Дэйва и всех остальных участников экспедиции. Мы будем действовать осторожно, но, вполне возможно, настанет момент, когда… — Абрамс замолчал.

Трембицкий закончил за него фразу:

— …когда нам придется вступить в войну с собственным правительством.

— Да… по крайней мере с Маркусом. Я говорю тебе, что у него мания величия, и его нужно остановить.

— Не будем бросаться словами, Нат. То, что мы имеем сейчас, это не неофашизм, это цезаризм. Да, да, цезаризм, слегка модифицированный, так как появился в республике, более сложной по структуре, чем Рим тех времен. Но цезаризм появился как веление времени, как средство выживания в ядерном веке. Не захочешь же ты свергнуть Цезаря, обречь страну на гражданскую войну, ослабить ее, окруженную варварами.

— Я о такой чепухе даже не думаю!

— И тем не менее это так. Такое выступление вызовет расслоение социальных сил в стране и, как следствие, экономический хаос. А когда это произойдет, общество не сможет производить достаточно, чтобы удовлетворить собственные нужды, и тогда откроется прямой путь к открытому диктаторству. Народ потребует сильного правителя. Лучше пожертвовать свободой, чем видеть, как голодают твои дети, — так считает большинство.

У Маркуса миллионы сторонников именно потому, что вы не смогли разрешить многие проблемы образования, равномерного распределения благ цивилизации, социального вакуума. Если же сейчас высшие классы Америки передерутся между собой, положение будет еще хуже. Быть может, Маркуса можно будет уничтожить, но его сторонники сразу покончат с нами. А если даже забыть о практических трудностях всего предприятия, то нельзя забывать, что на нас лежит громадная ответственность перед обществом, которая не позволит нам пускаться в опасные авантюры.

Ли нагнулась к Коскинену и прошептала:

— Он из Центральной Европы. Папа нашел его в каком-то польском городке и уговорил приехать в Штаты.

Коскинен с почтением посмотрел на Трембицкого. Война и послевоенные годы были трудными и в США, но сюда, по крайней мере, не вторгались иностранные войска, сеявшие хаос и разрушения в стране, которая подверглась удару ракет с ядерными головками. И если, несмотря на голод, этот человек нашел время, чтобы получить образование…

— Только пойми меня правильно, — продолжал Трембицкий. — Я не предлагаю покорно подчиняться Маркусу и не сопротивляться ему. Ты мужественный человек, Нат. Думаю, я тоже не из трусов. Но «Дженерал Атомик» — не наша личная империя. Это военная мощь страны и она должна оставаться ею. Кроме того, ты слишком на виду и потому не можешь предпринять ничего, что не было бы замечено обществом. Следовательно, ты и не должен организовывать заговор.