Инспектор политического управления Прикарпатского военного округа, подполковник: «А стоит ли его лечить?» (Проводится оперативное расследование.)

Солдат бронетанкового склада: «Сталин долго не протянет, да это даже лучше. Посмотрите, как все сразу изменится». (Проводится оперативное расследование.)

Это кто писал, что «органы» направляли «наверх» только ту информацию, которую там хотели увидеть? То-то. Что слышали, то и отражали.

Наш старый знакомец Н. А. Мухитдинов тоже не хочет кривить душой.

— О самом факте смерти Сталина, — признается он спустя полвека, — были потом слухи, что его якобы отравили, хотя врачи, ученые, проводившие патологоанатомические исследования, подтвердили, что никаких следов отравления не обнаружено. Но можно ли было продлить жизнь Сталина? Не знаю. Лечили его самые квалифицированные врачи. В то же время возникает другой вопрос: было ли заинтересовано ближайшее окружение в его выздоровлении? Рискну сказать, что навряд ли.

А что думал по этому поводу главный патологоанатом советских вождей? Его мнение в начале девяностых годов было определяющим. Еще бы, он единственный, кого демократические власти допустили к секретным архивам КПСС. Мнения тех, кто раньше беспрепятственно имел к ним доступ, в расчет не принимались, поскольку они до кончиков волос были ангажированы коммунистической идеологией.

Версия Д. Волкогонова. Не все понимают, что власть времени — власть абсолютная. Е г о время кончилось. Земные боги тоже смертны… Мало кто знает, что Берия, возможно, ускорил кончину диктатора. Дело в том, что Сталин, находясь в сибирской ссылке, привык к русской парной бане. До начала пятидесятых годов он не изменял этой привычке: раз в неделю ходил париться. Здесь, на даче, ему срубили из сибирских сосен хорошую баньку. Но когда давление стало подскакивать до опасной черты, академик Виноградов уговорил Сталина не ходить в баню. Почти два года Сталин воздерживался. Но за две недели до удара Берия сказал, что врачам надо поменьше верить: столько среди них вредителей… Сталин вновь сходил несколько раз в парную. Вначале почувствовал облегчение, а затем…

(Помнится, в одной из бесед, коснувшись этой щекотливой темы, Д. Т. Шепилов не стал отрицать того, что в течение нескольких дней по Москве ползли слухи о тяжелом заболевании Сталина. Передавали разное: одни говорили, что у Сталина инфаркт сердечной мышцы, другие — что его разбил паралич, третьи — что Сталина отравили.)

Версия Д. Волкогонова. Сталин после войны особо заботился о здоровье. Правда, он не доверял своим врачам, пришлось их посадить в тюрьму, а больше полагался на настои трав, которые готовил его верный оруженосец-помощник Поскребышев, фельдшер по профессии (пока и того не удалил). Много отдыхал. Иногда по несколько дней не приезжал в Кремль. Бумаги возили ему на дачу. Он устал от людей, пресытился властью и могуществом. Мог часами смотреть из окна дачи на верхушки берез, где кружилась стая ворон. Думал. Больше о прошлом. Часто вспоминал о жене Надежде. Лишь иногда ночной концерт на даче или балет в Большом театре поднимали его настроение…

Наверное, крупный демократический историк и военный воспитатель Д. Волкогонов действительно знал, о чем думал Сталин.

О состоянии здоровья И. В. Сталина в годы, предшествовавшие его заболеванию и в конечном итоге смерти, написал и врач А. Л. Мясников в своей неизданной рукописи.

«Необходимо отметить, — указывал он, — что до своей болезни — последние, по-видимому, три года — Сталин не обращался к врачам за медицинской помощью, во всяком случае так сказал нам начальник Лечсанупра Кремля. Несколько лет назад, живя на своей даче под Мацестой, Сталин заболел гриппом — у него был Н. А. Кипшидзе (из Тбилиси) и М. М. Шихов, работающий в Бальнеологическом институте в Сочи. Рассказывали, что он был суров и недоверчив. В Москве он, по-видимому, избегал медицины. На его большой даче в Кунцеве не было даже аптечки с первыми необходимыми средствами. Не было, между прочим, даже нитроглицерина, и если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы умереть от спазма, который устраняется двумя каплями лекарства. Хоть бы сестру завели под видом горничной или врача под видом одного из полковников — все-таки человеку 72 года!

С каких пор у него гипертония, тоже никто не знал (и он ее никогда не лечил). Светлана, его дочь, интеллигентная и симпатичная молодая жена Ю. А. Жданова, сына Жданова (доцента-химика, заведовавшего отделом науки ЦК), рассказывала, что на ее просьбы показаться врачам «папа отвечал категорическим отказом». Тут же я вспомнил слова, сказанные Сталиным Г. Ф. Лангу, когда тот жил у больного Горького: «Врачи не умеют лечить. Вот у нас в Грузии много крепких столетних стариков, они лечатся сухим вином и надевают теплую бурку».

Н. А. Мухитдинов тоже не отказался поделиться своим мнением по спорному вопросу.

— В последние годы жизни он страдал от старых и новых недугов… Левая рука его навсегда осталась полусогнутой вследствие жандармских побоев в тюрьме. Во время бегства из туруханской ссылки получил воспаление легких, давшее затем осложнения. В последние же годы его мучили гипертония, ревматизм и другие болезни, о чем он говорил недавно на Пленуме ЦК…

Нуриддин Акрамович Мухитдинов имел в виду организационный Пленум ЦК ВКП(б), который состоялся сразу же после окончания ХIХ съезда в октябре 1952 года. Это был последний съезд партии, в котором участвовал Сталин, съезд, принявший решение о переименовании ВКП(б) в КПСС.

— Пленум открылся 16 октября утром в Свердловском зале Кремля, — вспоминает Мухитдинов. — И. В. Сталин, объявив открытие первого Пленума ЦК нового состава, внес предложение: в соответствии с утвержденным на съезде Уставом упразднить Политбюро, вместо него образовать Президиум ЦК КПСС из 25 человек, а внутри него — Бюро из 9 человек. Упразднить Оргбюро ЦК, возложив его функции на Секретариат ЦК КПСС, образовав его из 11 человек.

«Нам нужно избрать также, — сказал он, — состав и председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, а члены Центральной ревизионной комиссии изберут своего председателя». Затем он предложил упразднить название Генерального секретаря и вместо него избрать Первого секретаря ЦК КПСС.

Далее, по словам Нуриддина Акрамовича, действие развивалось так. Сидевший во втором ряду президиума Каганович сказал:

— Надо избрать председателя партии.

Сталин, повернувшись к нему, спросил:

— Кого?

Каганович повторил:

— Председателя партии.

Сталин снова:

— Повтори громче, кого предлагаешь.

Уже растерявшись, дрожащим голосом Каганович повторил:

— Председателя партии…

Сталин отрезал:

— Никакого председателя!

Общий хохот в зале. На Кагановича жалко было смотреть. Побледневший, он опустил голову.

Затем Сталин сказал примерно следующее:

— Товарищи, не выдвигайте меня на пост Первого секретаря ЦК. Здоровье мое ухудшается, физически я не могу уделять должное внимание деятельности партии, которую нам нужно активизировать.

Тут же поднялся Маленков, подошел к трибуне и говорит:

— Товарищи! Я считаю крайне необходимым, чтобы партию, как и до сих пор, возглавлял товарищ Сталин. Нам нужно избрать Иосифа Виссарионовича Первым секретарем ЦК.

Из зала раздалось: «Правильно! Правильно!» Вспыхнули аплодисменты. Маленков вернулся на свое место в президиуме.

Сталин продолжал:

— Товарищи! В последнее время я неважно себя чувствую. Повышается давление, одолевают головные боли, общее недомогание, долго не могу сидеть на одном месте. Было бы лучше выдвинуть человека помоложе и поздоровее.

Маленков снова спустился к трибуне и сказал:

— Мы все искренне желаем товарищу Сталину крепкого здоровья, но вы знаете: товарищ Сталин активно работает, все наши достижения и успехи связаны с именем и деятельностью товарища Сталина. Давайте попросим Иосифа Виссарионовича дать согласие на избрание Первым секретарем.

В зале раздались голоса: «Просим! Просим!» Вспыхнули овации.