Шорох, который она услыхала, замерев в прихожей, заставил ее напрячься. Через некоторое время она осмелилась шагнуть в комнату и увидала толстого рыжего кота, который устраивался в кресле среди забытых газет. На появление незнакомой женщины кот отреагировал, только глянув на нее с подозрением, и мяукнул. Нина глянула на часы, сняла рюкзак и стала осваиваться.

   Подъезд прокуратуры просматривался неплохо, разве что ветви деревьев чуть мешали. Хорошо, листва еще не появилась, иначе вся операция сорвалась бы. Нина сбросила куртку, раскрыла рюкзак и стала собирать винтовку. Она едва успела изучить ее сборку, но справилась с делом легко и быстро. Оптический прицел стал на место, пламегаситель с глушителем тоже не доставили хлопот. Она вынула патроны из магазина, изучила их и выбрала для выстрела тот, что понравился ей больше других. Когда закончила с винтовкой, стала готовить место. У нужного ей окна стоял письменный стол, и это было очень удобно. Она даже могла сесть в кресло, что было вообще верхом комфорта для такой работы. Устроившись, она навела прицел на человека, который стоял у подъезда, и некоторое время изучала его через оптику. Промахнуться с такого расстояния казалось ей немыслимым, но чем ближе подходил момент выстрела, тем больше возникало сомнений.

   Феликс Захарович сидел в своей машине и тоже нервничал. Он решительно пошел против плана коллегии и пока не очень представлял себе, чем для него все это может кончиться. То есть, конечно, варианты поведения он уже продумал, но реакция руководства пока была для него трудно предсказуема. Председатель Суда, молодой и напористый функционер, подчас ставил его в тупик своими действиями.

   И вдруг Феликс Захарович увидел такое, от чего мгновенно вспотел, несмотря на прохладную погоду. По другой стороне дороги в расстегнутом длинном плаще с развевающимися полами спешила в сторону собственного дома Клавдия Петровна Онучкина, хозяйка квартиры на четвертом этаже, где сейчас расположилась Нина. Феликс Захарович заставил себя успокоиться, посчитав до двадцати, потом неторопливо вышел из машины и подошел к ближайшему телефону-автомату. Подобные ситуации были заложены в схему операции, и волноваться не следовало. Он набрал номер квартиры Онучкиной и после трех звонков перезвонил снова. Нина взяла трубку.

— Хозяйка неожиданно вернулась, — сказал Феликс Захарович, стараясь говорить спокойно. — Можешь действовать по плану экстремальной ситуации.

   Нина положила трубку и огляделась. Ей предстоял выбор: либо спрятаться на время в ванной и уповать на то, что хозяйка туда не заглянет, или встретить хозяйку в соответствии с ситуацией. В последнем случае она получала свидетеля.

   Колебания ее продолжались до того самого момента, как послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Прятаться было поздно. Нина стала за дверь и сжала в руке резиновую дубинку.

Хозяйка вошла, задыхаясь от спешки.

   — Тимоша, дорогой мой, я так виновата... — успела сказать она, входя в комнату.

   Кот из кресла кинулся к ней, но Нина уже опустила дубинку на голову его хозяйки, и та упала на ковер. Кот жалобно замяукал.

   — Спокойно, Тимоша,— проговорила Нина.— Если речь идет о завтраке, то ты его получишь.

   На этот случай в рюкзаке был широкий медицинский пластырь. Нина связала хозяйку, стараясь не причинять ей лишних неудобств, залепила ей рот, чтобы она не подняла шум, придя в себя раньше времени, и уложила ее на тахту. Потом, видя как крутится вокруг хозяйки обеспокоенный кот, Нина прошла на кухню, нашла кошачьи консервы и положила их ему в мисочку. При этом она внимательно следила за тем, чтобы не оставить следов. Кот посматривал на нее по-прежнему недружелюбно, но голод вынудил его принять пищу из рук врага.

   Машина со Стукаловым подошла к подъезду точно по расписанию Феликса Захаровича. Нина проследила через оптический прицел, как Стукалова выводили из машины и заводили в подъезд. Времени для выстрела было достаточно, но окно было еще закрыто. Следовало ждать выхода.

   Феликс Захарович в это время стоял на другой стороне улицы и грыз орешки. У него, несмотря на преклонный возраст, еще оставались для этого зубы, чем он не уставал гордиться. Он позвонил из автомата Нине, опять через уговоренные три предварительных звонка, и та подтвердила свою готовность.

   — Хорошо, — сказал Феликс Захарович. — У тебя не будет много времени, когда его поведут назад.

   Рама открывалась вовнутрь, и это было хорошо. Ей не было необходимости распахивать окно настежь, достаточно было лишь приоткрыть его. Потом она села в кресло и стала ждать. Кот Тимоша устроился на тахте рядом с хозяйкой и урчал от сытости. Нина подумала, что она сейчас тоже похожа на кошку, которая сторожит мышку у норки.

   Разговор у прокурора был недолгий. Тот снова предложил Стукалову обеспечить контакт с представителями Суда, и снова Стукалов отказался, мотивируя это возможной местью со стороны коллег.

   — Что вы можете им предложить?— говорил он.— Деньги? Я не убежден, что они в них сильно нуждаются. Власть? Но они не согласны делиться! Поймите, им нужны ваши трупы, не меньше.

   Прокурор столицы понимать этого не хотел, он верил, что идет хитрая политическая игра, и пытался понять правила этой игры. После получаса бесплодной беседы он отпустил подследственного.

   Выходя из кабинета прокурора и проходя по коридору, Стукалов обратил внимание, что вокруг было как-то уж слишком много людей с оружием. Сам он был в наручниках, да и не собирался бунтовать, и такие предосторожности его лишь рассмешили.

   — Мужики, — сказал он весело, — в городе разгул преступности, а вы тут ошиваетесь!

— Иди, иди, — мрачно подтолкнули его охранники.

   И вот он вышел из дверей прокуратуры, и Нина напряглась.

— Перекурить бы, — сказал Стукалов охраннику.

   — В машину, быстро,— буркнул тот, подхватывая его под руку.

   Нина выстрелила. В конце концов у профессиональных убийц вырабатывается определенная привычка, они стреляют в одно и то же место. Нина стреляла в голову. Пуля угодила Стукалову в висок, разворотила ему череп и вышла чуть ли не под лопаткой. Он умер еще до того, как упал на землю.

   Охранник поначалу решил, что он споткнулся. Выругался, стал его поднимать, позвал напарника.

   — Эй, — сказал напарник, — он себе, кажется, башку разбил. Смотри, кровь.

— Где? — не понял первый. — Да поднимайся ты, козел!..

   Но «козел» уже подняться не мог, и, чтобы понять это, охранникам потребовалось некоторое время.

   В это время Нина уже закрыла окно и спешно разбирала винтовку. В голове ее словно стучал секундомер, наступило время спринта. В этот момент пошевелилась на тахте хозяйка, и Нине пришлось подняться и натянуть ей на глаза вязаную шапочку, пока та не увидела слишком много. Собрала все вещи в рюкзак, опрыскала все дезодорантом и вышла из квартиры.

   Когда она закрывала дверь на ключ, послышался звук открываемой соседней двери. Нина быстро отвернулась, надела черные очки и поспешила вниз по лестнице. Она успела заметить, как из двери вышла старушка, глянувшая ей вслед с подозрением. На площадке первого этажа ей навстречу попалась девочка, возвращавшаяся из школы, а в подъезде она столкнулась с почтальоншей. Нина вела себя уверенно, но вполне могла себе представить, что в случае проведения тщательного расследования эти свидетели непременно что-то про нее скажут.

   Феликс Захарович, наблюдавший суматоху у подъезда горпрокуратуры с другой стороны улицы, неторопливо дошел до своей машины, сел в нее, завел двигатель и почувствовал, что сжимает руль слишком сильно. На часах бежала секундная стрелка, время уходило, а Нина все не появлялась. Когда постучали в боковое стекло, он даже вздрогнул. Нина подошла с другой стороны незамеченной.

   —  На «Полежаевскую» подвезете? — спросила Нина с улыбкой.

—     Садись, — выдохнул он. — Сделаем.