Изменить стиль страницы

Он открыл двери в обе раздевалки и туалет, а потом изучил запасную дверь, чтобы в случае необходимости суметь открыть ее мгновенно.

Следовавший за ним Баум заметил:

— Нахальства, друг мой, тебе, конечно, не занимать. Разве ты не знаешь, что любопытство сгубило кошку?

— Данной кошке оно сохранило жизнь, — отпарировал Кикаха. Баум понизил голос и, подойдя поближе к Кикахе, спросил:

— У тебя действительно пунктик по этой цыпочке?

Фраза для Кикахи была новой, но он понял ее без труда. И ответил:

— Да. А что?

— Очень жаль. Я действительно обалдел из-за нее. Сам понимаешь, не хочу обидеть, — сказал он, когда Кикаха сузил глаза. — Му-Му настоящая куколка, но немного чудная, ты понимаешь, о чем я хочу сказать. Она говорит, что вы чудики и что в вас есть что-то странное, но мне это нравится. Я хочу сказать, что если тебе нужно немного денег, скажем одна-две тысячи, и ты просто передашь мне, образно говоря, доступ к своей цы-почке, передашь мне руль, а сам уйдешь немного богаче, ты понимаешь, что я имею в виду…

— Две тысячи! — усмехнулся Кикаха, — ты должно быть, очень сильно ее хочешь.

— Две тысячи не растут на денежном дереве, друг мой, но за такую цыпочку…

— Должно быть твой бизнес очень доходен, если ты можешь выбрасывать такую сумму, — заметил Кикаха.

— Старик, ты шутишь! — Баум, казалось, искренне удивился. Неужели ты на самом деле никогда не слышал обо мне и о моей группе? Мы знамениты! Мы везде бывали, мы тридцать восемь раз попадали в пер-вую десятку, мы выпустили золотую пластинку, мы давали концерты в Чаше![4] Ты не в струе? И мы снова на пути к Чаше.

— Я долго отсутствовал, — пояснил Кикаха. — А что, если я возьму твои деньги, а Энн не упадет в твои объятия? Знаешь ли, я не могу заставить ее стать твоей женщиной.

Баум, казалось, обиделся.

— Цыпочки предлагают мне себя дюжинами каждую ночь. Я не шучу. Выбор у меня есть. Ты говоришь, что Энн, эта дочь Деда Мороза, или кто она там, отвергнет меня? Баума, Короля Гномов?

Черты лица Баума не только не отличались красотой и гармонией, но у него были прыщи и кривые зубы.

До этого момента интонации Баума были просительными, даже заискивающими, но теперь они стали торжествующими и в то же время презрительными:

— Я могу дать тебе тысячу, возможно, Солли, мой агент, сможет дать тебе пятьсот. На остальные я дам тебе чек.

— Рабство! — хмыкнул Кикаха. — Тебе ведь не может быть больше тридцати пяти, верно? И ты можешь вот так разбрасываться деньгами?

Он вспомнил собственную юность во времена Великой Депрессии. Как много ему приходилось работать просто для того, чтобы выжить, и как тяжело приходилось многим другим…

— Ты чудик, — подтвердил свой вывод Баум. — Неужели ты ничего не знаешь? Или ты меня разыгрываешь?

Голос выдавал переполнявшее его презрение. Кикаха ощутил желание рассмеяться ему в лицо, а также врезать по зубам. Но он не сделал ни того, ни другого. А сказал:

— Я возьму пятнадцать сотен. Но прямо сейчас. И если Энн на тебя наплюет, обратно деньги не получишь.

Баум нервно оглянулся на Му-Му, которая пересела на место рядом с Ананой.

— Подожди, пока не доберемся до Лос-Анджелеса. Мы остановимся перекусить, а потом ты можешь сваливать. Тогда я дам тебе деньги.

— И ты сможешь набраться храбрости и сообщить Му-Му, что Энн останется с вами, а я сваливаю? — поинтересовался Кикаха. — Отлично. За исключением денег. Я хочу получить их сейчас! Иначе я скажу Му-Му, о чем ты только что говорил.

Баум несколько побледнел и его челюсть, выступающая вперед, малость отвисла.

— Ну, ты и змей! Наглости тебе не занимать! Ты думаешь, я обману тебя, — выдам легавым?

— Такая возможность приходила мне в голову, — ответил Кикаха, лихорадочно соображая, не означает ли легавые полицейских, — и я хочу подписанное заявление, за что я получаю эти деньги. Подойдет любое законное объяснение.

— Ты, может, и был долгое время вне струи, но не забыл никаких трюков, не так ли? — проговорил Баум уже не столь презрительно.

— Люди вроде тебя есть всюду, — лаконично отозвался Кикаха. Он знал, что им с Ананой понадобятся деньги, а времени зарабатывать их трудом у них не было, так что хотел избежать необходимости грабить кого-либо. Если этот тошнотворный образец самонадеянности считал, что он сможет купить Анану, пусть расплачивается за возможность выяснить под силу ему это или нет.

Баум порылся в карманах и добыл оттуда восемь стодолларовых бумажек. Он вручил их Кикахе, затем оторвал от игры своего менеджера, толстого, лысого мужчину с огромной сигарой в зубах. Менеджер сильно жестикулировал и бросал на Кикаху тяжелые взгляды, но уступил. Баум вернулся с пятью стодолларовыми бу-мажками. Потом написал на обрывке бумаги записку, гласящую, что деньги пошли в оплату долга Полу Я. Финнегану. Вручив ее Кикахе, он настоял на том, чтобы Кикаха, в свою очередь, написал расписку в получении денег. Кикаха еще взял чек на оставшуюся сумму, хотя и не рассчитывал, что удастся превратить их в наличные. Он был уверен, что Баум приостановит выплату по этому чеку.

Кикаха оставил Баума и присел на место, где лежало множество журналов, книги в мягких обложках и Лос-Анджелес Таймс. Он потратил некоторое время на чтение и, когда закончил, сидел какое-то время, просто глядя в окно.

Бесспорно — с 1946 года Земля изменилась. Стряхнув с себя состояние созерцательного раздумья, он взял замеченную им карту дорог Лос-Анджелеса. Изучив ее, он понял, что Вольф и Хрисенда могут оказаться в любом месте столь широко раски-нувшегося теперь Лос-Анджелеса. Он, тем не менее, был уверен, что они двинулись скорее в этом направлении, нежели в Неваду или Аризону, поскольку ближайшие врата находились в районе Лос-Анджелеса. Они могли даже ехать в автобусе, шедшем несколько миль впереди этого.

Поскольку Вольф и Хрисенда воспользовались для своего бегства, чтобы не погибнуть от рук захватчиков, вратами во дворце вселенной Вольфа, используемыми в качестве пожарного выхода, то они должны быть одеты в одежду Властелинов, а Хрисенда может вообще быть без всякой одежды. Так что этой парочке неволь-но придется позаимствовать одежду у других. И им придется немедленно найти темные очки, так как всякий, увидевший огромные фиолетовые глаза Хрисенды, поймет, что родилась она не на Земле, Или сочтут ее вырод-ком, несмотря на потрясающую красоту.

И Вольф и Хрисенда были достаточно изобретательны, чтобы приспособиться. Особенно Вольф, по-скольку провел на Земле больше времени будучи взрослым, чем Кикаха.

Что же касается Колокольника, то он окажется в абсолютно чужом и пугающем его мире. Ни на одном земном языке он не может сказать ни одного слова, он будет цепляться за свой колокол, что станет для него неудобным и затруднительным. Но двинуться он мог в любом направлении.

Единственное, что мог сделать Кикаха, это направиться к ближайшим известным вратам в надежде, что Вольф и Хрисенда сделают то же самое. Если они там встретятся, что вполне возможно, то смогут объединить свои силы, обдумать, какие шаги предпринять дальше, и спланировать наилучший способ обнаружения Коло-кольника. Если же Вольф и Хрисенда не появятся, то все придется решать Кикахе.

Рядом с ним села Му-Му. Она положила ладонь на его руку и заметила:

— Ох, ну у тебя и мускулы!

— Есть немного, — усмехнулся он. — А теперь, когда ты умаслила меня лестью о моих мышцах, что у тебя на уме?

Она нагнулась к нему, потершись своей большой грудью о его руку, и сказала:

— Этот Лу! Каждый раз, стоит ему увидеть новую разумную привлекательную цыпочку, как он балдеет. Он ведь говорил с тобой, чтобы ты отдал ему свою подружку, не так ли? Держу пари, он предложил тебе за нее деньги?

— Предложил малость, — согласился Кикаха. — И что из этого?

Она ощупала мышцы его бедра и продолжила:

— В такую игру могут сыграть и двое.

— Ты тоже предлагаешь мне деньги?

вернуться

4

Чаша — городской стадион Лос-Анджелеса.