Квачков уточняет: «Пистолет выдавался охранникам для стрельбы или просто так?».
Швец возмущён непонятливостью подсудимого: «Ни для какой стрельбы он не выдавался. Положен пистолет – охранник его получал».
«А за что Вам тогда РАО ЕЭС платило деньги?» - это был последний вопрос исправного плательщика за электричество, возмущенного нецелевым расходованием государственных средств.
Вопрос немедленно снят судьей как поставленный в некорректной форме и не имеющий отношения к обстоятельствам дела. Впрочем, вопрос, куда уходят деньги исправных плательщиков за свет, вот уже много лет звучит совершенно некорректно.
Першин, адвокат Квачкова: «Почему Вы брали на себя обязательства, которые не могли выполнять?».
Швец ухмыльнулся: «Заработать хотел».
Першин: «Зачем Вы запретили Моргунову стрелять в ответ на автоматный обстрел?».
Швец бойко, как заученное: «Против автоматического оружия нельзя применять пистолет. Если бы они отстреливались, их бы подошли и добили. А так - не тронули и ушли».
Першин: «Значит, Вы запретили охранникам применять оружие?».
Швец: «Я не помню».
Першин: «Вы сказали, что охранники проверяли, нет ли на трассе взрывных устройств. А как можно обнаружить на трассе взрывное устройство, растяжку, например, или фугас?».
«Визуально», - не моргнул глазом Швец.
Допрос перерастает в матч по настольному теннису: шарики вопросов мгновенно отлетают от генерального директора ЧОПа ответами, один круче другого.
Першин: «Теоретически Вы рассматривали вопрос о возможном нападении на Чубайса?».
Швец: «А как я его мог охранять?».
Першин: «Каковы были действия охраны в случае нападения на Чубайса?».
Швец: «А мы не охраняли Чубайса. Мы трассу проверяли».
Першин: «В каком документе отражены действия охранников в случае нападения на Чубайса?».
Швец: «Не было у нас таких документов».
Миронов: «Когда Моргунов звонил Вам с места происшествия, он что-либо говорил о БМВ, на котором предположительно уехал Чубайс?».
Швец: «Нет, не упоминал. Когда Моргунов позвонил, я думал, что это шутка. Моргунов только сказал, что по ним из леса ведется стрельба».
Миронов: «А как Вы координировались со службой безопасности РАО ЕЭС?».
Швец: «Мы с ними особо не контактировали. Они сами по себе, мы сами по себе».
Миронов: «Но с кем-то Вы все-таки общались из службы безопасности РАО ЕЭС?».
Швец нехотя: «С Камышниковым Александром Петровичем».
Миронов: «Как могло произойти, что автомашина охраны «мицубиси-ланцер» оказалась бампер в бампер рядом с БМВ именно в тот момент, когда произошел взрыв?».
Швец: «Это личное решение сотрудников экипажа «мицубиси»».
Миронов: «По ситуации произошедшего 17 марта 2005 года Вами проводился «разбор полетов»?».
Швец: «Нет. Я сам был в шоковом состоянии, сотрудники были в шоковом состоянии…».
Миронов: «После имитации покушения на Чубайса какие премиальные были выплачены охранникам со стороны РАО ЕЭС?».
Швец испуганно: «Ни о каких премиальных не знаю! Спасибо, что живы остались».
Яшин: «Вам Моргунов по телефону говорил про стрельбу, а про взрыв Вы когда узнали?».
Швец: «Про взрыв – позже. Может, через полчаса, может, через час. Меня же на место происшествия не пропускали, все было перекрыто».
Найденов: «Вам дальнейшая судьба БМВ и «мицубиси-ланцер» известна?».
Швец: «Про БМВ не знаю. «Мицубиси-ланцер» около года стояла под следствием как вещдок, ее не разрешали двигать. Потом нам стало не хватать машин. Мы написали письмо в Генеральную прокуратуру, нам ее отдали, мы выставили ее на продажу, оценили и продали».
Найденов: «В ЧОПе у охранников бывают клички?».
Швец настороженно: «Наверное, есть…».
Найденов: «Вам ничего не говорят клички Пиночет, Кувалда?».
Швец явно смущённый: «Не знаю, так никого вроде не называли».
Котеночкина, адвокат Найдёнова: «Вы выполнили просьбу Моргунова перекрыть трассу?».
Швец: «Нет. Я позвонил в службу безопасности РАО Камышникову и попросил его принять меры».
Котеночкина: «А почему вы напрямую в милицию не позвонили?».
Швец: «Это не мои обязанности».
Котеночкина: «Но почему Вы все же позвонили не в милицию, а в службу безопасности РАО, ведь обстреливали не Чубайса, а ваших охранников?».
Швец громко вздыхает: «Это была моя человеческая слабость…».
В чем проявилась человеческая слабость генерального директора ЧОПа – в страхе перед милицией или все же в трепете перед могуществом службы безопасности Чубайса, выяснить на суде не удалось, хотя и без того ясно было, что свидетель этот, впервые за пять лет появившийся в суде, знает явно больше, чем рассказывает. Бывший офицер ФСБ готов был представляться клоуном, недоумком, кем угодно, лишь бы не проговориться о том сокровенном, что тщательно скрывается от глаз и ушей присяжных заседателей и от простых наблюдателей этого уникального в российском судопроизводстве действа*.
«Спасибо, что живы остались!»
Заседание пятнадцатое
Пятнадцатое заседание суда по делу о покушении на Чубайса было кратким по причине неявки одного из адвокатов, занятого в другом суде. Судья распрощалась с присяжными до понедельника. А у нас появилась возможность вернуться к событиям предыдущего заседания.
Всех присутствующих тогда поразил искренний ответ генерального директора ЧОП «Вымпел-ТМ» свидетеля Сергея Константиновича Швеца на вполне рядовой и естественный вопрос подсудимого Ивана Миронова: «После имитации покушения на Чубайса какие премиальные были выплачены охранникам со стороны РАО ЕЭС?».
Швец, и на это обратили внимание все присутствовавшие в зале, вдруг испуганно вскрикнул: «Какие премиальные?! Спасибо, что живы остались!».
Было странно, что богатенький Чубайс и его жирная контора РАО «ЕЭС России» никак не отблагодарили жертвовавших собой охранников, вот уже пять лет, по их собственным свидетельствам, пребывавших в сильнейшем психологическом шоке. Но в свете вырвавшегося откровения Швеца на суде: «Спасибо, что живы остались!», становилось понятным, что потерпевшим охранникам, да и самому их генеральному директору было за что говорить спасибо Чубайсу, памятуя о странной и скоропостижной смерти охранника из второго экипажа Кутейникова, о которой впервые проговорился на суде все тот же Швец.
Следом за генеральным директором ЧОПа в судебном заседании допросили товарища неожиданно и странно умершего Кутейникова по фамилии Ларюшин. Он вместе с покойным работал во втором экипаже сопровождения машины Чубайса в памятный день 17 марта 2005 года, но почему-то никогда не был допрошен ни на следствии, ни в суде.
Существование второго экипажа сопровождения машины Чубайса всплыло лишь недавно, вот и пришлось стороне обвинения предъявлять суду единственного оставшегося в живых члена второго экипажа, а именно Ларюшина Анатолия Александровича.
В зал вошел необычайно бледный и очень худой человек, будто насильно поднятый со смертного одра. Лицо его говорило не только о физическом, но и чрезвычайном нервном истощении. И сторона обвинения, и сторона защиты допрашивали его осторожно, очень бережно, как смертельно больного, а, может быть, просто смертельно напуганного человека.
Прокурор: «Вы работали 17 марта 2005 года?».
Ларюшин: «Да».
Прокурор: «Что и откуда Вам известно о подрыве на Митькинском шоссе в этот день?».
Ларюшин: «От моих товарищей Моргунова, Клочкова, Хлебникова».
Прокурор: «Где Вы в это время находились?».
Ларюшин: «У РАО ЕЭС вместе с Кутейниковым».
Прокурор: «Как была организована Ваша работа?».
Ларюшин: «Одна бригада сопровождения провожала машину Чубайса, а другая встречала у РАО ЕЭС».
Прокурор: «Каковы были ваши задачи?».
Ларюшин: «Осмотр трассы, осмотр окружения, подозрительных предметов, автомашин, людей».
Прокурор: «Расскажите, что Вы видели 10 марта на станции Жаворонки?».
Ларюшин: «Это было утром. Мы приехали. От старшего смены Моргунова получили приказ обратить внимание на людей, стоявших на стоянке у станции. Посмотрели. Да, есть. Сказали: мы тоже видим. А потом группа села в машины и поехала».