Санек, конечно, козлина редкая, но я был ему благодарен - он спровоцировал мое поступление в Академию художеств и потом в аспирантуру. Но чем выше я забирался по социальной лестнице вверх, тем больше неудачи преследовали меня - мы, как сиамские близнецы, постоянно были вместе - неудача и я. Свою тоску я лечил водочкой.

Помню, в Академии художеств, где я работал, произошла глобальная рокировка, на место ректора поставили моего старого приятеля, через некоторое время он мне предложил место декана. Я легкомысленно согласился, так как, естественно, был подшофе. До сих пор помню, как гадливо улыбался проректор по учебной части. Неделю я с друзьями обмывал назначение. И с кошмарным бодуном пришел исполнять обязанности.

Через пять минут я получил страшный удар, от которого так и не смог оправиться. Я понял, почему скалил зубы проректор - лаборантка Таня говорила по телефону, потом подала мне трубку: «Вас спрашивают». Я взял трубку и чуть не потерял сознание. Трубка воняла прокисшим калом. Стоять к Таньке ближе метра было невозможно. У нее несло из пасти, до головокружения. Она своими бесконечными разговорами так провоняла телефонный аппарат, что я пользовался им только в случае крайней необходимости. И обычно, нанюхавшись трубки, я тянулся к творчеству Виктора Сорокина. Со временем я собрал полное собрание его сочинений. Практически Таня, сама того не подозревая, стояла у истоков моей любви к этому большому писателю. Вдобавок, Таня зауважала мой IQ и при любой возможности заводила бесчисленные академические беседы, а я бегал по помещению, стараясь соблюдать критическую дистанцию. Со стороны, наверное, это выглядело комично. Я то рылся в нижнем ящике письменного стола, то пулей взлетал по стремянке на антресоли, делая вид, что ищу какую-то папку с документами.

Помню, на восьмое марта я подарил ей набор - блок «Стиморола», зубную пасту «Сигнал» и дорогой дезик. Но она, рассмеявшись, сказала:

- Я считаю, что человек должен жить в гармонии с природой. Поэтому применяю только натуральные средства - травы, цветы, коренья.

Ее ответ меня добил. Я стал издерганный, нервный и вздрагивал от неожиданных вопросов, стал пить еще больше, понимая тупиковость ситуации. Не мог же я, правда, управлять деканатом со стремянки.

Вот однажды утром звонит телефон, я беру трубку, секретарша говорит: «Здравствуйте, Александр Сергеевич, вы не забыли, что сегодня ректорат, все деканы должны прибыть с докладами». Глянул на часы, до совещания оставалось двадцать минут. Спал я в костюме, так как вернулся домой ночью готовый. Быстро побрился, почистил зубы, расчесался, повязал галстук, прыгнул в тачку и приехал в академию. Помню, как на меня странно смотрели коллеги. Наконец, наступила моя очередь докладывать. Я поднялся и бойко затораторил, но реакция на выступление меня поразила. Коллеги начали тихо смеяться, потом смех перерос в хохот. Проректор по учебной части обратился ко мне:

- Александр Сергеевич, вы отлично подготовились к совещанию, даже два галстука надели.

Я похолодел, завел руку за спину и нащупал другой галстук. Смех нарастал, но я нашелся и ответил этому гоблину:

- Но вы же не будете отрицать, что тот и другой подходят к костюму.

С женщинами до Бермуд мне тоже никогда не везло.

Год я встречался с любимой девушкой Леной и, наконец, предложил ей руку и сердце. Свадьба получилась шумной и веселой, но, главное, я подготовил своей куколке царское свадебное путешествие - поездку в Париж. В советское время это было выше крыши. Естественно, гуляя по столице Франции, мы забрались на Эйфелеву башню. На смотровой площадке у меня захватило дух. И я, вспоминая историю архитектуры, решил блеснуть знаниями и провести обзорную экскурсию для моей супруги. «Вон видишь, дорогая, возле Сены - это музей импрессионизма Д'Орсе, а на другом берегу - знаменитый Лувр, а вон видишь Триумфальная арка, район Дефанс. Какая красота, согласись?» Но она не слушала меня, наклонив голову, смотрела на ползающих внизу крошечных людей. Потом, собрав слюну, плюнула. Она где-то слышала легенду о том, что если плюнуть с Эйфелевой башни, то снова вернешься в Париж. Мне стало очень не- приятно - через год мы развелись.

Я стал встречаться с другой девушкой. Ее тоже звали Лена. Накануне нашей свадьбы я участвовал в групповой выставке в Site des arts и сделал все возможное, чтобы в Париж мы поехали вместе. Когда мы гуляли по городу, Леночка попросила отвести ее на Эйфелеву башню. Я снова стоял на смотровой площадке и, волнуясь, рассказывал ей о великом городе. «Посмотри, любимая, вон дворец Инвалидов, а вон видишь небоскреб - это башня Монпарнаса». Я мельком глянул на нее и чуть не подпрыгнул, она, наклонив голову вниз, рассматривала крошечных людишек, потом плюнула. Вернувшись в Киев, я забрал заявление из ЗАГСа.

- Я хорошо их понимаю, - вставился Коляныч, - однажды на Кавказе я мочился в пропасть и испытал неземное космическое чувство.

- Третью девушку… - начал было Шурик.

- Третью девушку, - снова перебил Коляныч, - тоже звали Лена.

- Откуда ты знаешь? - улыбнулся Шурик.

- Из твоего рассказа я понял - это твоя специализация.

- Мы жили с ней гражданским браком два года. Я собирался легализовать наши отношения и предложил пофантазировать, как бы она повела себя, если бы после свадьбы мы поехали в Париж. Лена начала фантазировать: «Ну, в первый день обзорная экскурсия с посещением Эйфелевой башни». Я напрягся. «Я, конечно, посмотрела бы вниз и плюнула». Связь с Леной-3 тоже прервалась. Как только я перебрался на Бермуды, жизнь стала налаживаться. Появились заказы, выставки, роман бурный завел на стороне. Только тут, на Бермудах, я обрел уверенность в себе и внутренний покой.

Геник

- Хорошо, ну а вы как сюда попали, - спросил Свенсен крепыша Геника.

Геник, чуть задумавшись, включился в беседу.

- Якби не Бермуди, я вже давно, мабуть, строк мотав би.

- Это почему? - удивился Свенсен.

- Я ж родом з СССР. Все началось у старших классах. Була така в нас Всесоюзна ігра в войну, «Зарніца» називалась, так ми всім школьним кодлом готовились к войне. Военрук нас зашугав превентивним американським термоядерним ударом. У нас же під городом стратегический аеродром. Так він так и сказав: «Пацани, ми под раздачу попадаем первими, Москва и ми». Но самоє большоє впечатленіє осталось від його рассказа про ядерну зиму. Думаю: «Ні хєра сєбє ситуація». Побалакав з батьком, розказав йому все, потом кажу: «Па, давай оборудуєм подвал - ми якраз получили участок на Бермудах». Він мені каже: «Я в принципі не протів». Так ми ціле літо проколупались, но здєлалі на совість. Вгризлися в землю на восім метров, кругом желєзобетон. Стени нержавейкою обшили. Купили запас мінералки на нєсколько лєт. И только послє етого всі оці емікси і першингі стали мені до сраки. Но тут новая проблема. Перейшов я в девятий клас. Глянув на мене батько и каже: «Одного я боюсь, Генка, щоб ти не сів». Я спрашую: «Чого це, па, ти таке кажешь, типун тобі на язик?» А він об’ясняє: «А тому, Генка, шо ти пішов у нашу породу, у нас всі були здорові, як бугаї». Оце він сказав - в той же день пішов я провожать дєвочку на Сорочинці. А тут якраз почались разборкі между Сорочинцями и Квашенцями. На мосту встречают нас два дибілкуватих пацана. Одному двадцать пять, другому двадцать три, я їх в ліцо, конечно, знал. Вони мені кажуть: «Мєряєш спічечним коробком мост і ідеш провожать дальше, отказуешся - получаєш в диню і топаєш додому. А ми самі твою подружку проведем. Вибирай». И главноє, вони ж не оставляют мені выбора. Я кажу: «Ребята, може сьодня не надо, завтра пожалуста, виставляйте хоч полгорода. Я выставлю четирє человека. Пока я предлагав нормаль-ние условія, младший дав мені пощечину. Я механіческі його переєбав, а він якийсь легкий був чи хер його знає. Короче, пацан перелітає через перила, превращаєтся в бетмана и планірує в рєчку. А у мене очко ходуном ходе - убив чи не убив. Тут другий каже, ах ти ж, гад, і на мене. Пришлось йобнуть і його. Я із послєдніх сил старався, шо б не сильно. Він перескочив проєзжу часть моста, обняв перило і затих. Думаю, от люди пошли. Вам у шахматний кружок ходить, а воно биться лізе. На другий день заходить в класс директор з якимсь мужиком і до мене: «Оце, Геночка, батько тих мальчиков, шо ти вчора поклав в травматологію по скорой. А я думаю: «слава Богу, живи шахматісти!». А сам мовчу. А той мужик каже: «Я нічего. Только хотєл посмотреть на девятиклассника, який двум десантнікам морди понабівал». Оце з того времені я став бздіть зони. Воно ж як тільки комусь замєчаніє зробиш, тут же получаєтся якесь члєно- вредітєльство. Я даже батька колись поспитав: «Па, шо робить?» Він мені посовєтував: «Генка, старайся ізбєгать прямого контакта». І ізбєгал. Ізбєгал, потом одному авторитету разбив хавальнік об дом. Він подлєчився, потом собрал человек сорок со всього кутка, нашли вони мене одного і ганяли цілий вечер, єлє я в хату вскочив. Кажу батьку - так и так, па». А вони осмєлєлі, почали камні кидать, матюкаються під вікнами. Виходить батько і питає, шо за шум, синкі. А той авторитет каже: «Пришли ми, старий, за твоїм синочком, хана ему. Лучше по-хорошему отдай нам його, а то щас хату перекінем». Батько так спокойно каже: «Счас, секундочку». А в нас у сінях усігда топор стояв на всякий случай. Батько його взяв, виходить і до авторитета. Як махнув, той єлє успєл голову убрать. Сокира свиснула в сантіметрє от шнобеля. Так ті пацани, все це побачили, ногі в рукі, і як дернули. На всю жизнь забули, гдє я живу. А той главний виєхал в неізвєстном направленіі і сказав своїм дружкам: «У нас не город, а хер зна шо. Лучше я в другом месте авторитетом буду». Всіх тих пацанов я запомнив. И ми з Бліном їх понаходили і понаучували правдє жизні. Остався послєдній. Ловив я його місяця чотире. Він, падлюка, як Фігаро. Ми с Бліном в кіно, він в ресторан, ми в ресторан - він на танці. Блін каже мені - ми як малолєтки сіпаємся. Пошли до нього додому. І там дожидемся. Узнав я по своїм каналам адрес. Прийшли, поднялися на четвертий етаж. Блін питає, - тут будем ждать чи зайдьом. Я разнєрвнічался - столько времені поклали на якогось козла. Ударив кулаком по замку, а ті двері - одно название, двп сплошноє, вискочили вмєстє з одвірком. Заходимо в комнату - там його родітєлі дивляться телевізор і чай пьют, батько мене як побачив - упав в обморок. Не вспів бублик прожувать, він так і стирчав у нього з рота. Мнє його так жалко сразу стало. Мать поблєднєла, трясеться от страха и спрашивает: «Вам кого, молодые люди»? А я питаю: «Галя дома?». А вона: «Тут такая не проживает». Тогда я єй говорю: «Извините, ошибся адресом» і ушов. Це був первий і послєдній раз, когда пацан нє отвєтіл за базар. На мене ще Блін долго обіжався.