Изменить стиль страницы

Они некоторое время поспорили об этом, но в конце концов Гудмунд согласился поехать с Ормом в Тре­нинг. Там брат Виллибальд приложил к ноге обезбо­ливающие снадобья и наложил повязку, а Гудмунд с интересом расспрашивал его о короле Харальде. Но когда священник попытался рассказать ему о Христе и о преимуществах крещения, он очень рассердился и приказал священнику не говорить об этом. Потому что, ревел он, если станет известно, что он оказался жертвой такой ерунды, это нанесет больший урон его репутации, чем сообщение о висении над колодцем, и над ним будут смеяться всю жизнь. Плохо, закончил он громовым голосом, что люди могут быть настолько низкого мнения о его умственных способностях, что полагают, что его можно обмануть такой глупой бол­товней.

Когда Гудмунд уезжал от Орма, получив деньги за сено и хмель, он сказал:

— Не моя воля, чтобы между нашими домами была кровная вражда, но если мне представится возмож­ность отплатить тебе за оскорбление, нанесенное мне, можешь быть уверен, что я ее не упущу.— И добавил: — Может пройти довольно долгое время, пока такая возможность представится, но у меня долгая память.

Орм посмотрел на него и улыбнулся:

— Я знаю, что ты — опасный человек,— сказал он,— потому что ты сам мне об этом сказал. Тем не менее, не думаю, что эта твоя клятва лишит меня сна. Но знай, что если попытаешься мне навредить, я тебя окрещу, придется ли мне при этом держать тебя за ноги или за уши.

Отец Виллибальд был раздосадован своей неуда­чей обратить Гудмунда и сказал, что убежден в том, его работа здесь, на Севере, обречена на провал. Йива, однако, утешала его, уверяя, что дела пойдут лучше, когда Орм построит свою церковь. Орм сказал, что в свое время исполнит обещание сделать это, но сначала он должен, построить себе дом, и это он начнет делать немедленно. Он сразу же занялся этим всерьез, послав людей в лес валить деревья, обрубать им сучья и тащить назад, а сам он ошкуривал их по всей длине топором. Он очень тщательно подбирал бревна, ис­пользуя только толстые стволы, не имеющие изъяна, потому что хотел, как он сказал, чтобы его дом был долговечным, а не просто деревянной хижиной. В состав Азиного поместья входили земли в излучине реки, вода окружала их с трех сторон. Почва была твердая, не подвергавшаяся затоплению. Здесь хвата­ло места для всего, что он хотел построить, и он так наслаждался работой, что чем дальше она продвига­лась, тем величественней были его планы. Он постро­ил свой дом со стенным камином и трубой на крыше для выхода дыма, какой он видел во дворце короля Харальда. А саму крышу он сделал из очищенных от коры молодых ясеневых деревьев, обложенных, слоем березовой коры. После этого он построил пивоварню, хлев для скота и амбар, все они были лучше и кра­сивее, чем когда-либо видели в этих местах. И нако

нец, когда все это было закончено, он объявил, что его самые главные здания построены, и что скоро он сможет начать думать о строительстве церкви.

Весной пришло время Йиве рожать. Аза и отец Виллибальд внимательно ухаживали за ней, у них было много хлопот, и они стремились предусмотреть все. Роды были трудными. Йива ужасно кричала, что лучше было уйти в монастырь и стать монахиней, чем переносить такую боль, но отец Виллибальд положил распятие ей на живот и бормотал над ней молитвы, и в конце концов все прошло нормально, и она родила близнецов. Это были девочки, что поначалу разочаро­вало Азу и Йиву, но когда их принесли Орму и пол­ожили ему на колени, он не стал жаловаться. Все были согласны, что они кричали и двигались столь же энер­гично, как и мальчики, и когда Йива примирилась с тем, что они — девочки и никогда не станут мальчи­ками, к ней вернулась ее обычная веселость, и она пообещала Орму, что в следующий раз она родит ему сына. Вскоре стало очевидно, что обе девочки будут рыжими, что, как боялся Орм, будет плохо для них, потому что, сказал он, если они унаследовали цвет его волос, они могут и лицом походить на него, а ему не хотелось, чтобы его дочерей постигла такая участь. Но Аза и Йива отговорили его пророчествовать, ведь нет никаких причин, сказали они, предполагать, что они будут похожи на него, а родиться с рыжими волосами вовсе не плохо для девочки.

Когда встал вопрос о том, как назвать девочек, Орм сказал, что одну из них надо назвать Оддни, в честь его бабушки по материнской линии, что очень обрадо­вало Азу.

— Но вторую девочку надо назвать в честь кого-либо из твоей семьи,— сказала она Йиве,— и ты должна сама выбрать имя.

— Трудно быть уверенным, какое имя принесет ей наибольшую удачу,— сказала Йива.— Моя мать была пленницей, захваченной на войне, и умерла, когда мне было семь лет. Ее звали Людмила, она была дочерью вождя оботритов, ее силой похитили с собственной свадьбы. Потому что все воины, бывавшие в этой стране, согласны с тем, что наилучшим временем для нападения на оботритов и на другие вендские народы является время, когда они справляют какую-нибудь большую свадьбу, потому что тогда они напиваются и утрачивают свое обычное мастерство в бою, а их ча­совые спят, благодаря большой крепости меда, который они готовят для таких случаев, так что в это время можно захватить большую добычу без особых усилий, как сокровища, так и молодых женщин. Я никогда не видела такой, красивой женщины, как она, и отец всегда говорил, что ей очень везло, хотя она и умерла рано, потому что в течение трех лет она оставалась его любимой женой, и для женщины из племени оботритов очень немало, говорил он обычно, чтобы ей позволили разделить ложе в королевском дворце и родить королю дочь. Хотя она, возможно, думала и иначе по этому поводу, потому что вскоре после ее смерти я слышала, как девушки-рабыни шептались, что вскоре по прибытии в Данию она пыталась повеситься, что, как они думали, было вы­звано тем, что ее жених был убит у нее на глазах, когда они похитили ее и увезли на корабле. Она очень любила меня, но я не знаю, стоит ли называть ребенка ее именем.

Аза сказала, что не надо об этом думать, потому что не может быть большей неудачи, чем быть похищен­ной чужеземными солдатами, а если они дадут девоч­ке имя ее бабушки, то и ее может постигнуть такая же участь.

Но Орм сказал, что проблема не может быть реше­на так просто.

— Ведь я сам тоже был похищен солдатами,— сказал он,— но не считаю, что это было для меня неудачей, поскольку, если бы этого не произошло, я не стал бы тем, кто я есть и никогда бы не получил свой меч, золотую цепь и Йиву. А если бы Людмилу не похитили, король Харальд не зачал бы дочь, которая теперь делит со мной ложе.

Им было трудно принять решение по этому вопро­су, хотя Йиве очень хотелось, чтобы красивое имя ее матери было увековечено, но она не желала, чтобы ее дочь была похищена смаландцами или другими, столь же дикими людьми. Но когда отец Виллибальд услы­хал, о чем они спорят, он сказал, что Людмила — это прекрасное и счастливое имя, которое принадлежало одной набожной принцессе в Моравии во времена императора Отто. Итак, они решили назвать ребенка Людмилой, и все домашние предсказывали чудесное будущее ребенку с таким любопытным именем, ведь никто из них раньше этого имени не слышал.

Как только оба младенца достаточно окрепли, отец Виллибальд окрестил их под аккомпанемент их крика. Они росли быстро, были здоровыми и вскоре уже ползали около двери вместе с большими ирландскими собаками, которых Орм привез с собой из Скании, или дрались друг с другом за куклы и игрушки, которые Рапп и отец Виллибальд вырезали для них из дерева. Аза любила их обеих и проявляла по отношению к ним намного больше терпения, чем по отношению к кому-либо другому в доме, но Орму и Йиве иногда было трудно понять, которая из двоих более упряма и беспокойна. Людмиле постоянно напоминали, что она названа в честь святой, но это не имело никакого видимого эффекта. Однако друг с другом близнецы вели себя дружно, хотя иногда и могли вцепиться друг дружке в волосы. А когда одной из них доставалось по мягкому месту, другая тоже стояла рядом и плакала не менее громко, чем та, которую наказывали.