— В его жилах течет кровь Широкоплечего,— сказала Йива с гордостью,— и если у тебя есть какие-то сомнения относительно венчания язычника, почему бы тебе самому не крестить его здесь и сейчас? При­кажи слугам принести воды, и побрызгай на него, как ты брызгал на больных в Дании. Что из того, что он потом крестится еще раз, вместе с другими в присут­ствии короля? Дважды не хуже, чем один раз.

— Таинство не должно профанироваться,— сказал епископ ворчливо,— и я не знаю, готов ли он к нему.

— Он готов,— сказал брат Виллибальд,— и он может пока получить временное крещение, хотя такая церемония в наши дни редко проводится. Для хрис­тианки законно выйти замуж за человека, получивше­го временное крещение.

Орм и Йива с восхищением смотрели на брата Виллибальда, а епископ хлопнул в ладоши, и его лицо просветлело.

— Старость ослабила мою память,— сказал он,— если только это не от этого доброго вина, хотя в целом его эффект полезный. В старые времена было обычным делом для тех, кто был не готов крестить­ся, но все же почитал Христа, креститься временно. Нам всем повезло, что брат Виллибальд напомнил об этом.

— Я довольно давно дружу с ним,— сказал Орм,— а сейчас я его еще больше полюбил. С самого первого момента, когда я встретил его после битвы, мне стало везти.

Епископ сразу же послал за аббатом и двумя ка­нониками, которые пришли, готовые помогать ему в проведении обряда и с желанием посмотреть на заморского вождя. Когда епископ облачился в сутану, он окунул руку в святую воду и перекрестил Орма, коснув­шись его лба, груди и рук, при этом произнося благос­ловение.

— Я, должно быть, привыкаю к этому,— сказал Орм, когда епископ закончил,— поскольку это испуга­ло меня намного меньше, чем когда другой человек брызгал на меня веткой.

Все церковники были согласны с тем, что некреще­ный не может венчаться в аббатской часовне, но це­ремония может быть проведена в палатах епископа. Поэтому Орму и Йиве сказали, чтобы они встали на колени перед епископом на две подушечки, положен­ные для них.

— Не думаю, что ты привык к такой позе,— ска­зала Йива.

— Я провел на коленях больше времени, чем боль­шинство людей,— ответил Орм,— когда я служил Мохаммеду. Но хорошо еще, что не приходится бить лбом о пол.

Когда епископ дошел до той части службы, когда он должен предложить им размножаться и жить вмес­те в мире до конца своих дней, они покивали в знак согласия. Но когда он приказал Йиве во всем подчи­няться мужу, они поглядели дружна друга в сомнении.

— Я постараюсь,— сказала Йива.

— Ей поначалу будет трудно,— сказал Орм,— потому что она не привыкла к подчинению. Но я буду напоминать ей об этих ее словах, если когда-нибудь она их забудет.

Когда церемония была завершена и все церковни­ки пожелали им счастья и много детей, епископ заду­мался о том, где они проведут свою первую брачную ночь. Потому что в аббатстве комнаты не было, не было и в прилегающих к нему домах, и он не знал в городе ни одного места, где можно было найти приста­нище.

— Я пойду с Ормом,— сказала Йива.— Что хорошо для него, будет хорошо и для меня.

— Ты не можешь лежать с ним у костра, среди солдат! — воскликнул епископ в тревоге.

Но Орм сказал:

Брат Виллибальд сопровождал их до ворот города, чтобы убедиться, что стража пропустила их. Там они отделились от него, очень благодарили и пошли к пристани, где стояли корабли. Рапп оставил на борту двоих человек для охраны от воров. Эти люди, пред­оставленные сами себе, сильно напились, так что их храп был слышен на большом расстоянии. Орм разбудил их и попросил помочь ему вывести корабль на середину реки, что в конце концов им и удалось сделать. Там они бросили якорь, и корабль стоял, покачиваясь на волнах.

— Вы мне сейчас больше не нужны,— сказал он им.

— А как мы доберемся до берега? — спросили они.

— Здесь недалеко плыть для смелого человека,— ответил он.

Оба стали жаловаться, что они пьяны, а вода хо­лодная.

— Я сейчас не в настроении ждать,— сказал Орм и с этими словами схватил одного из них за шею и за пояс и бросил в реку, а другой быстро последовал за ним без лишнего шума. Из темноты донеслись звуки их кашля и фырканья, когда они плыли к берегу.

— Не думаю, что кто-нибудь помешает нам те­перь,— сказал Орм.

— На такую брачную постель я не пожалуюсь,— сказала Йива.

В эту ночь они поздно сомкнули глаза, но когда наконец сомкнули, то спали хорошо.

Когда на следующий день послы предстали перед королем Этельредом вместе с Гудмундом и Ормом, они нашли короля в прекрасном настроении. После того как он тепло поприветствовал их, король похвалил вождей за их стремление креститься и спросил, дово­льны ли они своим пребыванием в Вестминстере. Гудмунд всю ночь участвовал в грандиозной попойке, последствия которой были до сих пор заметны в его речи, так что и он и Орм могли честно сказать, что довольны.

Епископы начали с рассказа о результатах перего­воров и о деталях достигнутого с викингами соглаше­ния, и все присутствовавшие внимательно слушали. Король восседал на троне под балдахином, на голове его была корона, в руке он держал скипетр. Орм подумал, что это — новый вид монарха после Аль-Мансура и короля Харальда. Это был человек высо­кого роста, с величественной внешностью, одетый в бархатный плащ, с бледным лицом, редкой коричне­вой бородой и большими глазами.

Когда епископы назвали количество серебра, кото­рое они обещали викингам, король Этельред ударил по ручке трона своим скипетром, после чего все со­бравшиеся в зале поднялись на ноги.

— Смотри! — воскликнул он, обращаясь к архие­пископу, сидевшему рядом с ним на более низком кресле.— Одним ударом убил четырех мух! А ведь эта штука неудобна для такой работы.

Архиепископ сказал, что в мире не так много ко­ролей, способных на такой подвиг, и что это свиде­тельствует как о его ловкости, так и о большой удаче. Король покивал с удовольствием, потом послы продол­жили свой рассказ, и все вновь стали их слушать.

Когда, наконец, они закончили, король поблагода­рил их и похвалил за проявленные мудрость и рвение. Он спросил архиепископа, как он думает, какова будет общая реакция на соглашение, архиепископ ответил, что сумма, названная епископами, будет, несомненно, тяжким бременем для страны, но это, вне всякого сомнения, наилучшее решение трудной ситуации. Король кивком головы показал, что он согласен.

— Более того, очень хорошо,— продолжал архие­пископ.— Большая радость для всех христиан и вели­кое удовольствие для Господа Бога, что нашим ревнос­тным посланникам удалось заполучить этих великих вождей и многих их сторонников в армию Христову. Не забудем порадоваться этому.

— Ни в коем случае,— сказал король Этельред. Епископ Лондонский прошептал Гудмунду, что

сейчас его очередь говорить, и Гудмунд с готовностью выступил вперед. Он поблагодарил короля за гостеп­риимство и щедрость, проявленные по отношению к ним, и сообщил ему, что его имя теперь будет сла­виться вплоть до самых отдаленных деревень Восточ­ной Гутландии, если не еще дальше. Но, продолжал он, ему очень хочется знать одну вещь: сколько вре­мени пройдет до того, как серебро попадет к ним в руки.

Король внимательно смотрел на него, пока он гово­рил, и когда он закончил, спросил, что может означать шрам на его лице.

Гудмунд ответил, что это — рана, нанесенная ему медведем, на которого он однажды напал довольно легкомысленно, позволив медведю сломать древко его копья, которое он вонзил ему в грудь. Медведь успел покалечить его своими когтями, пока, наконец, он не свалил его ударом топора.

Лицо короля Этельреда светилось, симпатией, ког­да он слушал рассказ об этом несчастливом происшес­твии.