И как всюду на своем пути, так и в деревушке Богазкёй, приблизительно в 150 километрах к востоку от другой деревушки — Анкары, превратившейся с тех пор в столицу с полумиллионным населением, он расспрашивал о развалинах городов, о руинах, скульптуре, надписях.
— Руины, скульптура, надписи?… О конечно. Аллах велик и мудро направляет стопы мужа, приходящего с миром. До Язылыкая не больше получаса ходьбы.
Познаний Тексье в турецком языке хватило, чтобы понять, что «Язылыкая» значит «исписанная скала».
Но прежде чем отправиться к этой скале, он решил осмотреть деревушку. Она была точь-в-точь такой же, как и остальные в этом краю: лачуги из необожженной глины, разбросанные в живописном беспорядке, но сами отнюдь не живописные, в центре — мечеть. За последними домиками — старинная каменная мельница, еще дальше — холм, а за ним четкие, не затуманенные дымкой, очертания скалистых стен, уступов, предгорий и отрогов. Тексье поднялся на холм — и не поверил собственным глазам.
Перед ним расстилалось море развалин. Большое плоскогорье, окаймленное долиной, за которой вздымался дикий, изрезанный трещинами утес, сплошь было покрыто руинами, самыми поразительными, какие он когда-либо видел: белоснежные полосы каменных фундаментов пересекались под прямым углом, очерчивая контуры мертвого города с прямыми улицами и широкими зданиями, кровли которых снесло неумолимым смерчем времени… Вокруг города — крепостная стена, на склоне под нею — еще один ряд укреплений. В центре — большой прямоугольник с остатками колонн: храм, дворец, форум?
Вырубленное в скапе святилище Язылыкая. Вид на «внутреннюю галерею» с процессией хеттских богов, который открылся французу Тексье — первому европейцу, побывавшему в этих местах (1834 год)
Тексье не удержался. Осторожно, чтобы не наступить на змей, которые грелись на раскаленных камнях, и с чувством мореплавателя, спускающегося в трюм потерпевшего крушение и брошенного в открытом море корабля, он углубился в развалины. Он обходил фундаменты домов. Местами они выступали всего на несколько сантиметров, местами — на несколько метров, их ширина доходила до метра, а то и двух. Он осматривал стены, воздвигнутые из гигантских, грубо отесанных плит, и по их толщине заключил, что это, безусловно, крепостные стены. Крепостная стена внутри города? Он приблизился к массивным воротам, которые охраняли два гигантских каменных льва. А вон боец на прекрасно сохранившемся рельефе, в позе боксера, заслышавшего гонг. Одежда и шлем делали его похожим на римского легионера или греческого гоплита. Тексье не хватило дня, чтобы обойти весь этот лабиринт развалин. «Город, напоминающий Афины в пору их расцвета».
Утром следующего дня он снова был на холме, и снова одолевали его те же вопросы, что и накануне. Что это за город? Кто его построил? Какой народ его населял? Как давно он покинут? А когда он сравнил его прямые перспективы с кривыми улочками старых и новых городов Востока, то пришел к выводу: это создание европейского строительного гения — Тавий!
Проводник напомнил ему, что он хотел видеть статуи.
— Статуи?
— Много статуй, бей, очень много статуй!
Если, обходя руины, Тексье терялся в догадках, что это за город, то перед «исписанной скалой» он попросту остолбенел.
Два часа они шли, вернее, карабкались по кручам дикого ущелья, пока наконец проводник не указал на рельеф, выбитый на отвесной скале. Когда Тексье приблизился к нему на расстояние нескольких десятков метров, он оказался лицом к лицу с грозной процессией: оцепенело, с достоинством, словно чеканя шаг, перед ним маршировали две дюжины мужчин, по-видимому, воинов или жрецов, в коротких подпоясанных туниках, какие надевали на работы римляне, и в высоких остроконечных головных уборах, на треть удлинявших их фигуры. На плечах они несли мечи или дубины…
Процессия хеттских богов на священной скале Язылыкая
Но у Тексье не было времени как следует рассмотреть рельеф. Проводник показал направо, где на выступе скалы виднелись другие фигуры, одетые иначе, и на головах у них вместо остроконечных шапок были тиары, как у римского папы. У двух из этих фигур были крылья, как у христианских ангелов; одни держали в руках какие-то непонятные предметы, похожие на символы власти, возможно, топорики римских консулов, другие вели различных животных. А вокруг — всевозможные знаки, напоминавшие египетские иероглифы.
Тексье спросил у проводника, что означают эти фигуры и знаки. Ответ гласил: вся мудрость заключена в священной книге — Коране, и ни он сам, ни его отец и никто из отцов его отца, не нарушит ничто их покоя, никогда ничего не знал об этом и не пытался узнать. «Все это было здесь испокон веков, не иначе как от сотворения мира».
Тексье правильно угадал связь между мертвым городом и священной скалой с безмолвной процессией. И хотя отдельные элементы скульптурных изображений давали основание отнести их к римской эпохе, письмена, похожие на египетские и все же ничего общего с ними не имеющие, это предположение начисто исключали.
Тексье отказался от мысли, что перед ним город Тавий, который посетил Страбон в первом году нашей эры. Тексье продолжил свой путь, но виденные им развалины не преминул подробно описать. Свой рассказ очевидца, снабженный зарисовками рельефов с «исписанной скалы», он опубликовал в 1839–1849 годах в трехтомном, богато иллюстрированном труде «Описание Малой Азии», на который почти не обратили внимания.
Сейчас мы знаем, что это город Хаттусас — столица Хеттского царства. По странной случайности первый шаг к исчезнувшему царству привел прямо в его сердце, так же как в 1748 году первый шаг генерала д'Алькубьера, начальника саперов неаполитанского короля Карла Бурбонского, — прямо в сердце Помпеи. Ни тот, ни другой даже не подозревали об этом. Но разве не является открывателем Америки Колумб, который точно так же до конца своих дней не подозревал, что открыл новый материк?
Неинтересный край
Конечно, странно, что книга Тексье осталась незамеченной. Но она вышла в неподходящее время. Внимание научного мира и общественности было приковано тогда к другим краям. В 1822 году Жан Франсуа Шампольон прочитал египетские иероглифы и заставил заговорить египетские камни, рассказать о четырехтысячелетней истории царства на Ниле; авантюристы типа Джиованни Батисты Бельцони и такие ученые, как Рихард Лепсиус и Август Мариэтт, вывозили оттуда редчайшие документы. В 1842 году начал раскопки в Месопотамии Поль Эмиль Ботта, который открыл дворец царя Саргона, где обнаружил невиданные дотоле искуснейшие творения ассирийского зодчества. В 1845–1849 годах Аустин Генри Лэйярд извлек из глубин веков Ниневию, а до того Георг Фридрих Гротефенд и — независимо от него — Генри Кресвик Роулинсон расшифровали клинопись. В 1839 году Джон Ллойд Стефенс открыл совершенно неведомый мир в джунглях Юкатана — покинутые города и пирамиды древних майя. Открытия в Малой Азии и даже в Греции в середине XIX века казались просто «неинтересными».
Рельефы из святилища Язылыкая (рисунок с современных фотографий)
В то время как в Египет хлынул поток археологов, историков, филологов и спекулянтов со всех концов Европы, лишь маленькая горстка исследователей не поддалась моде и продолжала искать древние памятники на территории Турции.
«Царские ворота» в Хаттусасе. Вверху — вид с наружной стороны, внизу — вид из города (реконструкция Биттеля)