Последнее тихое лето перед бурей я проведу с семьей. Кто как готовится к грозе. Бегают, суетятся. К чему это, когда все решено. У нашего государства есть характер, мой характер. Мужчина не должен склоняться перед грядущим ударом судьбы. Посмотреть еще раз в глаза дорогим людям, полюбоваться красотой своих жен, послушать заливистый смех своего сына. Нам этого достаточно. Наверно, потому мы и монголы. А смерти нет.

Глава 21.

Все бы ничего, если бы не был Мухаммад маменькиным сынком. Папаша у него был лихой мужчина, а маменька - так вообще. Ей бы пивом в розлив торговать, да по вечерам, да у проходной. В результате: сидит мамаша в прежней столице, а Мухаммад в Самарканд перебрался. Не получается у него рядом с ней командовать. Народ постоянно к маме бегает, переспрашивает. С ним поссоришься - есть еще шанс в живых остаться, если у мамы - в родственниках числишься или в фаворе. А с мамой - без шансов, даже если ты шахский лепший друг. Были примеры. Мама у нас из степняков, из кипчаков. Помню, у Яна читал - такая мегера! В моем мире ее Чингизхан в конце жизни на цепи держал, титул себе присвоила - самой главной женщины мира. А смысл? Старуха уже, может даже старше меня. Меня сколько на цепи не держи - характер и взгляды не поменяю, поздно. Сдохну и все. Может в этом и смысл?

Мамаша Теркен-хатун из кипчаков, а инстинкт материнский никуда не делся. Сыночку помочь завсегда готова. А тут в степь кипчакскую вывалились все гады, которых мы из Монголии повыгоняли. Приняли их, поддержали, да с умом. Лучших проводников и следопытов, знатоков лазеек для прохода в Монголию - не найти. Основная масса беглецов - меркиты, но там всех родов всякой твари по паре найдется, и моих родственников, в том числе. Не в национальности дело, а в характере и воспитании, ну да ладно. У меня родной сын меркит наполовину и что? Получают у кипчаков не только кров и подачки, а и вооружение, к походу на нас готовятся. Я вначале думал - обычный набег, опять в речке искупаем. Нет, под контролем ребята, сигнала ждут. Есть у меня накладка в понимании ситуации. Гнали мы их к кара-китаям, с Кучлуком, потом разведка сообщала, что они дальше, к куманам ушли. Так не пойму: кипчаки и куманы - это одно и тоже. или разные племена? Куманов трогать бы не хотелось, а отщепенцев наших надо добивать. Мне здесь батальон "Бранденбург" или "Нахтигаль" не нужен. Гнать от местного Алтая до здешнего Урала, если он есть. Чтобы духу их поблизости от нас и Мухаммада не было.

Собутай получил одну дивизию. Свою. После прошлогоднего разгрома это лучшее для нас решение. Для обоих. С ней он отправится на северо-запад, в долину Иргиза, на земли кипчаков, народа матери хорезмшаха, и найдет там меркитов. Тех, кто вместе с Кучлуком бежал от нас в последней битве на Западе. Тех, кто ждет возвращения на землю своих отцов, чтобы принести мщение, кровь и слезы. Тех, кто ждет Мухаммада. Не дождутся. Сыновья Тохтоа не должны больше увидеть нашу степь. Не будет у Мухаммада поддержки в степи, не будет проводников, не будет будущих полицаев, пятой колонны, ничего не будет. Не только они, но - их дети и дети их детей должны запомнить, что здесь для них земли нет. Нет земли для предателей своего народа. Собутай должен догнать каждого и каждому объяснить, даже если придется скакать за ними несколько месяцев. Никто из них не должен вернуться. А всем встреченным племенам предлагать нашу руку и дружбу, если они не встанут на сторону беглецов. Тогда дружбы не будет, но Собутай должен привести свою дивизию назад. Потерь мы себе позволить не можем. На каждого нашего воина у хорезмшаха приготовлены пять, а наш равен двум шахским. Хотелось бы думать что трем, но это будет неправда, а новый Кайфын и Пиньян мне не нужен.

Думал ли я, отправляя Собутая и давая приказ - как он поймет меня? Что значит - догнать каждого? Как пройти тысячу километров или больше, преследуя врага и уговаривая его никогда не возвращаться? Думал. Собутай меня правильно понял. Что он объяснит своим командирам - неважно, но с этой стороны Монголия удара может больше не ждать. Другое меня беспокоит. Хитрый Чжирхо всегда найдет лазейку и превратит врага в друга. Собутай просто убивает врагов, думать для него - работа. Только в одном он превосходит людей моей эпохи: в умении воевать, а считать последствия не умеет. Десять тысяч монголов не могут победить народ кипчаков или куманов. Если там еще окажутся войска самого хорезмшаха, то Собутая я могу не дождаться. Стоит ли истребление потенциальных предателей такого ослабления нашей армии перед битвой?

Понял ли меня Собутай? К осени узнаем.

С Чжирхо приятно работать. Конечно, приказ выполнит, но при обсуждении планов компании - дал более десятка очень удачных предложений. И это сходу, а я то голову ломал. Если Собутай - Жуков, мясник, конечно, но надежный, как топор, то Чжирхо - Рокоссовский, тонкая, интеллигентная рапира. Итоги те же, а крови не видно, узкий разрез. Захват остатков империи кара-китаев он мог бы провести без меня, достаточно было отдать приказ и указать рукой направление. Результат был бы тот же. У обоих установка на сбережение людских ресурсов, но Чжирхо прекрасно понимает, что десяти тысяч враги бояться вдвое больше, чем пяти, и дорожит каждым свои воином. Собутай тоже это чувствует, но при случае - идет на размен, выполнить приказ для него важнее. Да и врагов не щадит, просто за людей не считает. У монголов еще до меня сложилось национальное правосознание, что смерть на войне естественна и за удаль в бою не судят. А пока монгол на коне и саблей машет - он на войне и ведет бой. Когда это понимаешь, все становится на свои места. Хочешь без жертв у гражданского населения - давай четкий приказ, за нарушение которого - смерть. И, по концу битвы, изволь срубить головы всем, кто не подчинился. Прямо там, в окружении населения только что взятого города, подбадриваемый криками возмущенной жестокостью захватчиков толпы. Они тебе в ладоши похлопают, правозащитнику. Потом посмотри в глаза своих воинов и детей тех, кого приказал казнить. И воюй дальше, сволочь. Склонность к предательству считается здесь наследственным признаком. Как у нас цвет кожи. Никакой пощады носителям этого генотипа. Зато я ввел правило, что самым доблестным противникам, попадающим в плен, предлагается прием в монгольское войско с правом выслуги, и это было принято абсолютно естественно. Вчерашний враг, буквально, попадает под опеку того, кого чуть на тот свет не отправил. Еще от ран не оправился, а трогательно заботится о новом боевом товарище. Надо понимать свой народ и любить таким, какой он есть. Я ему клятву давал и я монгол.

Наша с Чжирхо установка в войне против Кучлука была полностью украдена у Мухаммада. Кучлук преследовал своих подданных мусульман, их вероисповедание его раздражало. Просто повод нашел, чтобы тиранить - на вероисповедание ему было наплевать. Но, уши за что-то резать надо? То, что в нашей стране между людьми не проводится никаких разграничений по религиозному признаку - знают все наши соседи. Давно живем. Это позволило нам выступить в роли освободителей братьев мусульман от религиозного тирана Кучлука и, даже, привлекло на нашу сторону нескольких военачальников его армии. Всех уже достал. Чжирхо наступал на Кашгар и Хотан, легко разгромил силы Кучлука в одном крупном и нескольких мелких сражениях, далее силы совсем закончились. Хитростей не применял, громил в лоб тяжелой конницей, легко брал в плен и тут же принимал в наши победоносные ряды новых товарищей по борьбе с тиранией. Загнал его с горсткой сторонников в горы Гиндукуша и там один из отрядов, случайно наткнувшись на них, перебил всех. Плавать Кучлук умел хорошо, но в горах это не помогло. В этот раз и уплыть бы не дали. Работали на результат. Население активно помогало, все передвижения группы Кучлука тут же становились известными. Дяденька! Вон, вон он побежал! Остатки некогда грозной державы кара-китаев со столицей Баласагун в Кашгаре вошли в нашу Монголию. Мы получили участок границы с Хорезмом. Никаких ответных действий со стороны Мухаммада и не предусматривалось, он был занят Багдадом. Операция заняла три недели. Народ получил монгольское гражданство и был счастлив. После смерти Кучлука обнаружилась даже армия, которая стала бодро записываться в наши дивизии, не желая изменять любимой профессии. Приятно с Чжирхо работать.