— У меня уже получалось медитировать дома, — собравшись с духом, возразил он.

— Я даже не буду вас расспрашивать, как именно вы медитировали, потому что это не имеет никакого значения. Вы могли это делать неправильно, что наиболее вероятно, вам могло, в конце концов, просто везти, если вы все делали как надо. Теперь, когда медитация и концентрация, основа основ магии, становится для вас обыденностью, вы обязаны научиться делать это правильно. Берите схему.

Илья стиснул зубы и взял листок. В нем зрела уверенность, что попытки бесполезны, у него все равно ничего не выйдет, но заявить это было стыдно. Учительница пару раз оставляла его трудиться в одиночестве — она подходила к другим ребятам из группы-три, что-то едва слышно обсуждала с ними. Два раз юноше удавалось заставить себя всмотреться в листок, и оба раза он не выдерживал, выдирался из начавшегося было полета, отшатывался от схемы, отталкивал ее от себя.

Вздохнув, госпожа Оринет забрала у него листок и велела прийти в ее кабинет после обеда.

— Я вообще не понимаю, почему в эту школу набирают тех, кто родился на Дневной стороне! — косясь в сторону Ильи, заявил Ферранайр, когда класс оказался в коридоре, за пределами пространства, где властвовала суровая учительница и где она уже не могла его слышать. — Среди них есть, конечно, способные ребята, но большинство — обычные тупицы, даже основами овладеть не способны. Им бы учиться в Сиане или Диу… Так нет же… Лезут в Уинхалл.

Сергей, встретивший друга в коридоре (сам он занимался в группе-два), бросил на него обеспокоенный взгляд, но Илью почти не задело высказывание одноклассника, который почему-то уже второй раз пытался задираться с ним. Во-первых, потому, что юноша знал по опыту — он кое-чего стоит в магии, что бы там ни утверждали местные, а если что-то и не получается, так получится потом. Во-вторых, предупреждение насчет ссор и осторожности в общении с местными запомнилось ему прочно. Вылетать из школы не хотелось категорически.

К тому же мысли его были заняты совсем другим. Теперь, когда перед ним не лежал кусок бумаги с начертанной на нем помесью ирландской вязи и строгого геометрического узора, его одолевали досада, что у него не получается первое же задание по одному из магических предметов (а если верить госпоже Оринет, то и самому важному), и страх, что раз все так начинается, то выйдет ли из него настоящий маг?

Он безразлично проглотил обед и нехотя поплелся обратно в учебный корпус, готовясь к новым и новым попыткам, ощущению беспомощности и досаде, что не удается пройти даже первый, самый крохотный этап обучения. В классе уже рассаживались по местам старшие ученики, они с любопытством поглядывали на Илью.

Но ему недолго пришлось торчать на глазах у всех — появившаяся из библиотеки преподавательница сделала ему знак идти туда.

К своему изумлению юноша обнаружил, что в библиотеке его ждет Всеслав. Он стоял, опираясь локтем на шкафчик, и рассматривал какой-то альбом, камзол был брошен на кресло, к черной рубашке с большим воротником был булавкой прикреплен искристый алый камушек. Почему-то сразу стало очевидно, что это артефакт, и ученик уставился на камень с интересом.

Библиотека почему-то напомнила Илье один из дворцовых Петергофских залов, которыми ему приходилось любоваться во время школьных экскурсий. Окна были задрапированы тяжелыми парчовыми занавесями, книжные шкафы красного и черного дерева покрывала простенькая, но изящная резьба. Креслица для учеников хоть и осовремененные, в атмосфере залы казались старинными, а столы с наклонными подвижными досками (чтоб альбом со схемами можно было разместить и так, и эдак) — так и вовсе произведением позапрошлого века. Юноше вдруг показалось, что он в один миг попал из ультрасовременного здания школы в другой мир. Подчеркнуто-традиционный и по-английски чопорный.

— Садись, — хмуро произнес мастер. Указал на одно из кресел. — Рассказывай, что у тебя не ладится? — Илья сел и угрюмо уставился на свои руки. — Не получается воспринять схему? В смысле, не возникает иллюзии движения?

— Возникает.

— Уже хорошо. В чем загвоздка?

— Меня сильно дергает туда, ну, и я прерываю… связь, — хмуро объяснил юноша.

Всеслав помолчал.

— Именно дергает? Или просто сильно тянет?

— Ну… Сильно тянет. Резко.

— Понимаю, — снова пауза. — Что ж… Это бывает. Это случается с теми, кто начинает практиковать работу с энергиями еще до того, как приходит в школу. Насколько я понял из пояснений твоего куратора, ты больше года занимался магией без какого-либо контроля со стороны, — Илья кивнул. — Ладно. Эту проблему мы решим. Но тебе придется научиться доверять, отдать себе отчет в том, что опасных испытаний тебе в школе не предложат. Потому что немыслимо будет каждый раз выходить из положения таким образом… Возьми схему, — он протянул ему альбом. — Седьмая страница.

— Здесь нет точки.

— Имеешь в виду, куда смотреть? В центр. Приблизительно определи центр схемы и смотри туда. Соберись внутренне. Сознание твое должно представлять собой упругий плотный мячик, который, даже если со всей силы швырнуть его в стену, просто отскочит от нее. Постарайся расслабиться. Готов?

— Да, — пробормотал он.

— Ну, поехали.

Контакт со схемой возник почти мгновенно, но вместо стремительно нарастающего, будто в пошедшем на разгон поезде, движения полет получился плавный и совсем нестрашный. Юноша вдруг увидел схему сперва с боков — она напоминала переплетение нитей в кружеве и одновременно почему-то вызывала ассоциации со схематическим рисунком гор, уступов и водопадов. Сознание парило в этой паутине, медленно двигалось сквозь нее. Потом поток, несущий его, вдруг сделал поворот, и Илья увидел схему, теперь похожую на гравюру гениального художника или на обесцвеченный до двух оттенков мир, с изнанки.

Он почувствовал, что способен сам управлять своим полетом, и двинулся в обратный путь, разглядывая видоизменяющиеся полосы и линии, которые сплетались, расплетались, истончались и крепли. Это зрелище не производило отталкивающего впечатления, скорее, наоборот, и от ощущения странной, немного противоестественной красоты у юноши слегка закружилась голова.

— Возвращайся, — пришел откуда-то голос Всеслава. Опомнившись, Илья аккуратно вывел сознание из схемы. — Ну, как? Понял, в чем хитрость? Теперь попробуй сам.

Послушно опустил глаза в лист, сосредоточился. В первый момент, когда его потянуло внутрь слишком быстро, сердце неприятно замерло, но на этот раз он сумел с собой совладать, позволил незримому потоку утянуть себя в самое сердце магической структуры, потом усилием воли замедлил движение и, уже самостоятельно сориентировавшись, благополучно выбрался обратно.

— Давайте попробуем вторую! — предложил он, окрыленный.

Всеслав задумчиво разглядывал его, теребя камушек на булавке.

— Пожалуй, — после долгого молчания отозвался он, забрал альбом и вручил другой.

— Открывай на первой странице. Сперва попробуй сам. Только аккуратнее, на этот раз тебе нужно будет научиться сопротивляться потоку и управлять им с самого начала. Прежде, чем тебе позволят выйти в самостоятельную медитацию, подобным тоже предстоит овладевать.

— Понял, — и поспешно вперил взгляд в первую же страницу.

Сперва рисунок (напоминающий схему для вязания, которые юноша пару раз мельком видел у матери) на листе показался ему всего лишь рисунком. Илья вспомнил, что нужно выкинуть из головы все мысли, ни о чем не думать, сосредоточился вновь, но ему пришлось ждать не меньше минуты, прежде чем что-то изменилось. Схема внезапно встала дыбом перед глазами, и взгляд юноши с чудовищной силой потянуло вперед.

Это было еще хуже и еще агрессивнее, чем раньше. Вспышка паники была настолько мощна, что в первый момент молодой человек совершенно перестал осознавать, где он и что тут делает. Забился, словно рыбина в сети, заметался… А через миг чья-то сила, осторожная, словно рука отца, подхватила его и поддержала, дала возможность осмотреться, прийти в себя.