Но в купе вошел всего лишь сосед Олега. «Дачник». В руках у него было множество пакетов. Он кинул их на диван и закричал:
— Ну и встреча, Рахмашаев, а? Кто бы поверил! Я ещё раздумывал, идти в ресторан или нет! Двадцать лет ни слуху ни духу — и вдруг в поезде. Вот тебе и на! А ты что стоишь? По старой привычке, что ли? Сам вон уже майором стал. Ну, приказываю садиться! — вдруг скомандовал он.
— Слушаюсь, Василий Иванович, — четко ответил майор, но сел всё же вторым.
Чтобы не мешать, Олег забрался к себе на полку и оттуда во все глаза смотрел на происходящее. Вот это да… Кто же тогда его сосед, если ему даже майор подчиняется? На кителе у майора столько орденских планок, да ещё разные боевые знаки, а этот Василий Иванович хлопает майора по плечу.
— Так где же ты теперь служишь, майор Рахмашаев?
— В Заполярье, Василий Иванович.
На столике бутерброды, печенье, конфеты. Покачивается в стаканах пиво.
— Эх, Рахмашаев, надо было отметить встречу не так, да я по-прежнему ничего не пью. Только пиво. Значит, в Заполярье. А почему же ты вестей не подаёшь старому командиру, а? Забыл? Или, может, зазнался?
Майор сразу вскочил.
— Зачем такое говоришь, товарищ полковник! Нехорошо, — взволнованно крикнул он. — Рахмашаев забыл, да? Эх…
Полковник?!. Нет, Олег не ослышался! Он ошеломлённо разглядывал своего соседа. А тот кинул майору:
— Не горячись! Всё такой же порох. И садись ты наконец!
Но майор, стоя, горячо продолжал:
— Мы вас знаете как искали! Мы всю Покровку, да что там, весь Смоленск обошли, а когда не нашли, — он запнулся и для чего-то одернул китель, — когда не нашли…
Василий Иванович вопросительно уставился на майора. Лицо его помрачнело:
— Смоленск вспомнил? Так… Ну, когда не нашли… Что тянешь?
Майор опустил голову.
— Мы вас… мы… — Видно было, что ему трудно говорить.
Василий Иванович докончил сам.
— Понял. Можешь не договаривать, — резко произнес он. — Сочли убитым…
Он тоже встал. Олег увидел, как снова переменилось выражение его лица. Стало строгим, напряженным.
— Прости, Рахмашаер! Как вспомню — нервы начинают шалить. Выжил, как видишь! Уж меня спасали-спасали… врачи, профессора. Но это после. А вот кто меня тогда в окопе спас и из-под огня вытащил, не знаешь, а?.. Не знаешь. Жаль. Когда немцы контратаку начали, моих ребят уже не было. Погибли. В меня тогда ещё раз угораздило. Осколок мины, как потом выяснилось. Я почти всё время без сознания был… Но кто же меня мог спасти? Ну, попробуй что-нибудь вспомнить.
— Василий Иванович, вы же меня к Днепру послали. За подкреплением. А когда мы к вам снова пробились, вас уже… вас уже не было, — закончил майор.
— Не знаешь, — вздохнул Василий Иванович. — Лучше бы не напоминал о Смоленске, разбередил только! Тогда вот что: ты, может, знаешь, чьи танкисты могли там оказаться, а? Вроде возле нас не было танкистов?
— Танкисты? Сейчас, сейчас… — Майор подумал и подтвердил: — Так точно, не было!
Но Василий Иванович покачал головой:
— А получается, что были… — Он махнул рукой. — Столько лет прошло. Как говорят, покрылось мраком!
— Постойте, — хлопнул себя по лбу Рахмашаев, — а как же звание, а? Мы в газетах прочитали: представлен посмертно.
— Здесь моё звание, — коротко ответил сосед Олега и потянулся к висящему на крючке у окна серому пиджаку. Он повернул его, и Олег чуть не ахнул. На лацкане пиджака сверкала лучистыми гранями Золотая Звезда.
За окном стояла темнота. Изредка пролетали мимо стаи огней. И снова тьма.
Олег лежал на своей полке, уставившись в темноту, и чуть не плакал от досады.
В купе горел синий свет. Тихо, чтобы не мешать Олегу спать, переговаривались Василий Иванович и майор.
Но разве мог он заснуть! Надо же было так обознаться… Героя Советского Союза принял за дачника. Не хотел с ним разговаривать. Не пожелал даже лечь внизу. Можно было по-настоящему познакомиться. Теперь-то всё, ночью сойдет в Витебске — и привет! Вот бы узнал отец про такое дело… Не-ет, ему нельзя и рассказывать. Сразу перестанет уважать. И за что его уважать? Ещё собирается военным историком быть! Шляпа! Да, но как можно было узнать, что это — Герой? — мысленно оправдывался Олег. — Пиджака на нем не было. Так и любой может Героем оказаться! Но нет, это не оправдание. Ленивый и толстый Андрейка Горикин, ни черта не понимающий в военном деле, и то б отличил Героя от простого дачника!
Так Олег сетовал на себя, но в то же время не пропускал ни одного слова из разговора, который велся внизу.
— Вы же должны были ждать ракету, дорогой? Почему обнаружили себя?
Василий Иванович помедлил и, вздохнув, сказал:
— Тут-то и загадка! Какая-то цепь неудач… А может, даже предательство…
Олег заёрзал на полке. «Предательство?»
— Была ракета, Рахмашаев!
— Что?! — вскрикнул тот.
— Была. Зеленая. Как и договаривались. Теперь-то я понимаю, какая это была ракета! По времени можно было сообразить, что не ваша. Да тогда в горячке не сообразил. «Путь свободен», — думаю. Выбрались из окопа тихонько. Фрицы, те, что за ручьем были, даже не всполошились. Дорогу переползли благополучно. И вдруг пулеметы… Не успели мы залечь, уже двоих ранило. Одного тяжело в грудь. Что делать? Стучим в один дом, молчат. В другой — какая-то баба высунулась. Спрячь раненых, просим, до утра только, утром придём за ними.
— Взяла? — перебил майор.
— Калитку захлопнула, стерва! Даже воды не принесла. Ребята кровью истекают. Куда податься? Назад в окоп, там хоть пулемет есть. Поползли. Тут меня и долбануло.
— Я бы ей душу растряс, этой бабе! — выкрикнул майор. — На месте хлопнул бы!
«Правильно, — думал Олег, — хлопнуть надо такую сволочь, и всё! Раненых выгнала!»
— Нельзя было шум поднимать, у фрицев на мушке сидим! Приполз я всё же к окопу… в глазах фейерверки…
— От потери крови, — вставил майор.
— Пулеметчик за пулемет сразу. Пока с замком возился, слышим — немцы ползут. У меня в башке шумит, сил нет… наконец машинка заработала.
Олег живо представил себе картину боя. Стрекочущий на бруствере пулемет и удирающие во все стороны фрицы.
— А потом?
— Сознание я терял несколько раз. Очнусь — пулемёт стучит. А на уме одно: кто дал ракету, кто дал ракету?! Всё могло быть: случайная ракета, немцы выследили, или навел кто, вроде этой бабы… Предательство в конце концов…
«Вот бы найти предателя», — думал Олег, горячо переживая всё.
— А дальше как было, дорогой?
— Очнулся я снова — пулемет молчит… Пулеметчик возле меня стонет. Лежу пластом на дне, даже гранату не поднять. А немцы идут. Шаги их слышу! Ракеты над самым окопом зависают. Видно всё, как на ладони. Пистолет подо мной где-то. Надо его хоть зубами доставать. Решил и себя и пулеметчика… Понимаешь?..
— Понимаю, понимаю. Дальше, — нетерпеливо просил майор.
— Дальше, как в сказке. Не успел до пистолета добраться, покатилась земля с бруствера — лезут. Эх, думаю, труба! В плен возьмут, гады, замучают…
— Они умели, — сказал майор. — Вот оно что! Вы в плену были.
— Обожди, торопыга! Давай-ка закурим. Хотя… не стоит пацана окуривать.
— Выйдем, — предложил майор.
«Не уходите!» — чуть не выкрикнул Олег, испугавшись, что не узнает, что же произошло с Героем дальше, но тот сказал:
— Не умрем, потерпим. Да… покатилась земля с бруствера, и слышу — зовут по-русски. Понимаешь, по-русски! Стой, не перебивай. Я им шепотом: «Кто вы, братцы?» — «Танкисты», — отвечают. Я им: «Пулемет, пулемет, немцы вот-вот завалятся». Ну и порядок! Убрались фашисты за свой ручей, как миленькие!
Он добавил:
— Вот и всё, что помню. Получается — были танкисты!
Разговор прервался. Майор тянул из стакана пиво. Василий Иванович, приоткрыв дверь, курил.