— Конечно. У меня сестренка давно щегла просит.
— И я пойду. Обязательно пойду! — тут же заявил дядя Володя.
— Видали, и он пойдет, — недовольно пробурчал под нос Сашка, — эдак он нам жизни не даст! Что бы придумать. Как его отучить…
Сашка вдруг рассмеялся и ехидно поглядел на дядю Володю.
— Ну подожди у меня! Вот смеху будет.
А дядю Володю словно подменили.
Он оставался после работы и мастерил блёсны. Сделал из проволоки красивую клетку.
Всю неделю он был необычно разговорчив и часто смеялся.
Шорница Маша пошла зачем-то в кладовку и вдруг выскочила оттуда, жестами подзывая всех к себе:
— Сюда, идите сюда!
Все подбежали к дверям кладовки.
— Тише! Смотрите. Штангист!
Дядя Володя нагнулся над Сашкиными двухпудовками. Он дважды поднял их до колен, потом с усилием, медленно вытащил на грудь. И засмеялся.
Но заметив, что за ним наблюдают, смутился, бросил гири и поспешил из кладовой.
В пятницу Сашка сказал громко:
— За птицами пойдём в понедельник на рассвете! Оттуда прямо на работу, слышишь, дядя Володя!?
— Почему в понедельник, — удивился тот, — а в субботу, а в воскресенье?
Но у Сашки был свой план.
— Как хочешь, — пожал он плечами, — иди в субботу! А мы с Женькой пойдём, когда я сказал.
— Нет, нет, прости. Куда уж я без вас. Я ведь никогда не ловил!
По сырым кладбищенским тропинкам гуськом шагали три человека.
Каждый нес клетку для птиц.
У двоих клетки были прикрыты газетой, а у третьего, отставшего от них метров на двадцать, клетка была аккуратно обернута тряпицей и перевязана.
Птицеловы спешили. Через полчаса начинался рабочий день.
Шагавший первым невысокий коренастый парнишка, с целой охапкой жестких чёрных волос, на которых, как на пружинах, подрыгивала кепочка-копеечка, свернул с тропинки и повел компанию напрямик через кусты по еле приметным холмикам древних могил. Можно было догадаться, что территория кладбища ему известна, как собственная ладонь: через несколько минут они были уже у дыры в заборе.
С коренастым парнишкой что-то происходило.
Он то зажимал рот рукой, то громко с тоской в голосе читал могильные надписи, то задирал голову к небу — словом, делал всё, чтобы не расхохотаться вовсю. Смех переполнял его. Бурлил в нём, как кипяток в чайнике, и каждую минуту мог выплеснуться наружу…
Слесари уже расходились по своим местам, когда в слесарку ввалились птицеловы.
Сашка, ни на кого не глядя, прошёл сразу же к станку, поставил клетку на ящик с инструментами и как ни в чём не бывало приступил к смазке станка.
— Сашка, — крикнул усатый бригадир Корнев, — иди-ка! Ты мне щегла обещал, я уже сынишке сказал, что сегодня принесу.
— Да ничего я не поймал. Только чижика и агашу.
«Агашей» Сашка называл самок, а они, как известно, не поют.
— Куда тебе агаша. У Женьки тоже пусто. Ты у дяди Володи спроси. У него, наверное, полна клетка. Он тебе продаст парочку.
И Сашка хихикнул, но тут же спохватился и отвернулся.
— И верно, продай мне парочку, Владимир, — сказал бригадир. — Обещал я парнишке.
— Зачем продавать! Я тебе так, — дядя Володя стал развязывать клетку. — У меня ж их, — он торжествующе оглядел всю бригаду, — у меня их полная клетка! Да, да! Вот тебе и в первый раз!
Шорница Маша нетерпеливо дернула его за рукав:
— Ну, ну, показывай.
— Сейчас, сейчас. Надо осторожнее… Только Сашенька привязал мне эту… подсадную, они сразу и налетели стаей. Только привязал, отошел к себе, а они и налетели. Я ему еще говорил: давай рядом ловить, — а он не захотел!
Наконец он стянул тряпку, и все увидели: действительно клетка полна птиц.
— Вот они! Красавчики! Вся стая! Правда, не знаю, какие это. Темновато было. Да всё равно, лишь бы пели!
Тут Сашка не выдержал и заржал во все горло:
— Запоют… ох, и запоют они у тебя, — задохнулся он от смеха.
— Постой, постой, — сказал бригадир, — да это же… ха-ха-ха, — залился и он.
Одна птичка, вцепившись коготками в проволоку клетки, раскрыла клюв, и хрипловатое «чик-чирик-чик-чик» раздалось в слесарке.
В ответ загремел оглушительный хохот. Смеялась вся бригада. Шорница Маша даже взвизгивала от смеха.
Один дядя Володя не понимал ещё, в чем дело. Он достал из ящика очки, которыми иногда пользовался во время работы, когда надо было рассмотреть какую-нибудь мелочь, поднёс их к глазам и неуверенно спросил:
— Это эти… ну, серенькие… которые везде летают, да?
— Эх ты, старая вешалка! — смеясь, отозвался усатый бригадир Корнев. — Ну куда ты за пацанами гонишься? Думаешь, весело им с тобой?
— Как это получилось? — недоумевал несчастный птицелов.
— Как, как! Очень просто. Привязал тебе Сашка воробья на приманку, и всё! Да не унывай ты! Надо же! Целую стаю воробьев изловил! Ха-ха-ха… ой!
Незадачливый птицелов ничего не сказал Сашке.
Выпустил воробьев в окно.
Клетку подарил Женьке.
Блёсны раздал.
В следующую пятницу он даже не взглянул на собиравшихся в лес Сашку и Женьку, а вытащил из ящиков весь свой инструмент и принялся его чистить да смазывать.
— Не горюй, — сказал ему бригадир. — Где уж нам за детьми… Идем лучше в домино. Вон на улице старички стукают, пошли?
— Не люблю я эту стукалку. Иди, если хочешь. Вторая игра по уму!
— После чего это, — спросил обиженно бригадир. — Я каждый день стучу. После чего это она вторая, а?
Дядя Володя грустно махнул рукой:
— После перетягивания каната!
Стоял солнечный и сухой сентябрь.
Ещё не желтели листья.
Ещё можно было купаться.
Только ветер стал более резким и порывистым. Дул чаще и настойчивее, чем летом. Вздымал пыль, швырялся на берегу колючим песком.
Сашка надумал съездить за раками.
Всю неделю слышались в слесарке рассказы бывалых раколовов, в которых количество пойманных раков выражалось такими цифрами, что Сашка только свистел в ответ и загибал крючком указательный палец, что означало: «загибаете, братцы!».
— Надо на тухлое мясо. Все раки твоими будут, — советовали ему.
— Зола! — кричал Сашка в ответ, не поворачиваясь от станка. — На гнилое мясо и дурак сумеет!
— А еще можно ногой ловить! — продолжались советы. — Разуться и щупать пальцами норы. Они обычно неглубоко в берегу. Сунуть в нору большой палец, рак и схватит! Очень просто!
— Ну, значит, ты раков не видал! Я таких ловлю, что, если хватанет клешней, — полноги долой!
В обед он мастерил с Женькой какие-то особые сачки.
— Эх, — потирал он руки. — А варю-то их… ммм… с укропом-с… с лавровым листом-с…
Дядя Володя равнодушно поглядывал на все эти приготовления.
Сидел на своем высоком табурете.
Постукивал молоточком.
Помалкивал.
Неожиданно сказал:
— Сегодня ровно двадцать пять лет, как я в плену побывал. Время как идёт… для чего оно мчится?
Шорница Маша спросила:
— Я все в голову не возьму: как это ты, такой скелет, сумел тогда грифельную доску поднять. Она же тяжеленная?!
— А я откуда знаю. Поднял, и всё. Я тогда ничего не помнил!
— В ярости человек может гору свернуть, — пояснил бригадир. — Двадцать пять лет!.. Ты бы хоть отметил, как полагается.
— Да ну… не пью я, ты же знаешь.
— Такой день и даром пройдёт!
— А! Больше прошло. Что уж там день.
И дядя Володя сумрачно отвернулся от всех.
Бригадир поманил Сашку пальцем.
— Иди-кось сюда! Вот что. В такой день нечего ему отказывать. Возьми старика с собой. Неужели ты слепой. Ты про лес рассказываешь, а он весь дрожит.
— Я и сам хотел. Без указчиков знаю! — почему-то рассердился на бригадира Сашка.
Сашкин способ ловли был не очень добычлив, но уж зато азартен.
Ловили в мелкой усеянной огромными красными валунами реке, выбегавшей из лесного озера.