Через минуту и он, и испанец, и даже Фред пробовали разнять дерущихся. Это было трудно. Алибек просто озверел. Не обращая внимания ни на кого, он сумел сломить сопротивление второй руки Юрия, и снова подмять его под себя, окончательно добравшись до горла Астафьева. Еще несколько секунд, и он бы задушил Юрия. В коридоре уже звучали возбужденные голоса полицейских, гремели проворачивающиеся в замочной скважине ключи. Так что ворвавшиеся в камеру полицейские застали такую картину: один из задержанных явно душил другого, а третий при этом бил его ногами по голове. Остальные два «квартиранта» обезьянника с ужасом рассматривали все происходящее чуть со стороны. И тут Астафьев почувствовал, что напор рук кавказца иссяк. Он по-прежнему сжимал его горло, но это был уже не тот звериный напор, а уже закоченевшие судороги парализованного тела. Полицейские пустили в ход дубинки против всех, но лишь через несколько минут смогли оторвать закоченевшее тело Алибека от Астафьева. Они даже не поняли, что с тем происходит что-то не то, просто бросили на пол, и долго били его ногами и дубинками. Только потом до копов начало доходить, что заключенный как-то странно не реагирует на все их усилия. Вот тогда они всполошились. Толстый охранник закричал что-то в сторону дежурной части, и вскоре оттуда прибежало столько полицейских в форме и без, что камера для них стала мала. Одни бестолково рассматривали тело Алибека, другие пробовали его тормошить, один из охранников пробовал даже сделать ему искусственное дыхание, но ему самому стало плохо, и он, зажав рот, торопливо выскочил на улицу. А еще через несколько минут в камере появились люди в фирменных костюмах скорой помощи, которые долго и громко кричали на полицейских, светили фонариками в зрачки Алибека, слушали стетоскопом его сердце. Кончилось это тем, что они положили Алибека на носилки и унесли его на улицу. Вместе с ними схлынул и весь этот полицейский прибой.

К этому времени пришел в себя и Астафьев. Когда он отдышался, и со стоном, с болью в больных руках смог сесть на нарах, держась за горло, то первый, кого он увидел в дверях камеры, был Янгелос Папандреу. Сейчас его некрасивое, встревоженное лицо показалось Юрию милей облика самой красивой из женщин этой планеты.

ГЛАВА 18

Астафьева выпустили утром, в десять часов. За ним приехал Зверев с личным адвокатом Олега Батова, и с русским консулом. Они устроили заместителю прокурора Григору Костадиносу такую выволочку, что, казалось, тот растает от пота, как снеговик в июле. Много было сказано слов о попранных демократических свободах, о запятнанной репутации Кипра как мирового курорта. К этому времени на столе зампрокурора уже лежало заключение баллистиков о том, что стреляные гильзы на месте преступления не совпадают с гильзами, отстрелянными из пистолета Астафьева. Это так удивило Грегора Костадиноса, что тот чуть было, не стал сразу звонить Сократосу. Но, тут нагрянули эти проклятые русские, и ему пришлось подписать акт об освобождении Астафьева. Прежде Юрия бы позабавило лицо следователя, но сейчас ему было не до торжества. Он устал, а еще сильно болели выбитые кисти рук. Но еще сильнее болело горло. Этот молодой идиот так его намял, что Астафьев сейчас говорил с трудом и в стиле Высоцкого, с глубокой хрипотцой.

У выхода они встретили Папандреу.

— Спасибо вам, Янгелос, — поблагодарил Юрий. Именно Янгелос по просьбе Юрия позвонил Батову, и тот включил в дело все свои немалые возможности. Так что вытащить Астафьева из кутузки адвокату и консулу уже не составило труда. Просто в своем рвении киприоты так много нарушили законов, что уже побоялись переполнить эту чашу.

— Как там чувствует себя этот кавказский дурак? — спросил у Янгелоса Юрий.

— Умер. Врачи подозревают паралич сердца, но непонятно отчего. Все наши трясутся, и пытаются свалить вину на того матроса.

Юрий, все так же машинально потирая горло, отрицательно помотал головой.

— До того, как он вошел в камеру, он был очень здоров. Просто возмутительно здоров, чересчур здоров. Ладно, спасибо вам. И подумайте над моим предложением насчет Сократоса.

За те четыре часа, что они провели этой ночью в разговорах в кабинете следователя, Юрий много рассказал ему о своих взглядах на борьбу с преступностью.

— Их невозможно взять традиционными методами. Законы, к сожалению, больше на их стороне. Вы никогда не сможете посадить этого Сократоса, да и при чем тут он? Не будет его, будет кто-то другой. Лучшее, что можно придумать в таких случаях, это стравить пару таких банд, и оставить на поле битвы пепелище.

Папандреу от таких речей просто потел, несмотря на все усилия кондиционера.

Около машины Юрия ждал еще один знакомый человек.

— Нет, ты просто невозможный тип! — С ходу начала выступать Ольга. — Стоит тебя отпустить на пару часов, как ты попадаешь либо в госпиталь, либо в полицию, либо еще в какой-нибудь застенок. Я уже все на свете передумала, до тех пор, пока Янгелос нам не позвонил! Спасибо ему.

Юрий поцеловал жену в щечку, а потом нашел в себе силы пошутить: — Чтобы избежать этого в будущем, мне придется тебя убить, засушить и повесить на шею, как амулет.

— Боже, что с твоим голосом? — ужаснулась Ольга.

— Да, один дагестанец решил меня почему-то задушить.

— Боже мой!

Она начала его допрашивать обо всем происходящем еще в машине, потом это продолжилось на вилле, в компании с Олегом Батовым, Зверевым, и Мишкой Юдиным. Во время рассказа Ольга бинтовала ему кисти рук эластичным бинтом. В конце он сказал главное.

— Самое странное, что этот маломерный грек под шумок исчез из камеры, вместе с полицейскими, да так тихо, что его хватились только когда уже начали допрашивать меня и морячка об этой драке.

— И какой он из себя? — спросил Зверев. Ему, как профессионалу, нужно было знать, от кого может исходить угроза.

Юрий начал припоминать.

— Невысокий, рост примерно метр шестьдесят пять, полноватый, но не чересчур. Ноги коротковатые, руки так же чуть меньше, чем надо. Густые, черные волосы, зачесанные на бок, усы скобкой, пышные.

Тут заволновался Мишка Юдин. Он как-то дернулся с места, потом метнулся к своему ноутбуку, и, развернув его монитором в сторону остальных, сказал: — Юрий Андреевич, помните, вы как-то просили меня залезть в полицейскую сеть и вытащить оттуда записи из отеля «Афродита»?

— Ну, помню, — согласился Юрий, — было такое.

— Я это еще той же ночью сделал, это оказалось так просто. Защита у них так себе, для профанов. Я хотел уже вам ее показать, но только как раз в тот момент наш отель рванули. А потом все было не до этого. Вот эта запись.

На экране монитора был пустынный коридор отеля. Потом появился невысокий, прихрамывающий человек в фирменном комбинезоне. Он открыл своим ключом дверь, и исчез в комнате. Судя по часам в углу экрана, он был внутри больше пятнадцати минут. Затем он появился в коридоре, и, закрыв дверь на ключ, пошел по коридору. Мишка был готов поклясться, что его хромота при этом прошла, и только сделав несколько шагов, он снова начал хромать. Не успел он скрыться за углом коридора, как в нем появилась филиппинка с ведрами и швабрами, начал рыться по карманам в поисках ключей. Она открыла дверь, и исчезла внутри номера. Из него она просто вылетела, как пробка, и убежала туда же, за угол. И лишь потом в кадре появилась кутающаяся в халатик Ленка Зубрилина.

— Занятное кино, — пробормотал Зверев.

— Черт, это он! — сказав это, Юрий даже вскочил на ноги. — Это он, тот самый грек в камере. Другой зачес волос, даже цвет другой, другие усы, он вчера ночью не хромал, но это был он!

— Откуда ты знаешь? — не поверил Батов.

— Пропорции тела. Большое туловище, крупная голова, короткие руки и ноги.

Потом он на секунду задумался, хлопнул себя по лбу ладонью, и тут же зашипел от боли.

— Подай-ка мне те бумаги, — велел он Ольге, сам баюкая выбитую кисть руки.