— Тогда я покажу, — и Исилдур, придвинувшись к ней, обнял её нежно и прижал её лицо к своему лицу, она в испуге даже забыла закрыть глаза, но доверила ему самые мягкие и душистые губы на свете, из которых он пил то слегка, то в полную силу их первый мёд. Лиэль узнала тогда, что храбрых воинов целуют долго-долго и так, что время перестаёт существовать, и всё прочее тоже.
Они растеряли все слова на некоторое время, когда сидели близко друг к другу, и их сердца бились часто и тревожно. Исилдур почувствовал, что теряет самообладание и, отстранившись от девушки, окунул в пруд разгорячённую голову.
— Жарко от твоих поцелуев, Лиэль, — объяснил он потом, обернувшись. Вода стекала с густых каштановых прядей.
— Да… жгутся поцелуи воинов, — согласилась Лиэль и, последовав его примеру, тоже опустила голову в прохладную воду пруда.
Мокрые и счастливые, они улыбнулись друг другу нимного смущённо.
На какое-то мгновенье соприкоснулись их души, но никогда больше не смогут они относиться друг к другу, как прежде. Всего одно волшебное мгновенье, и все изменилось. Страшно, и сладостно, и в глазах их струится одинаковый свет.
— Исилдур, давай будем разговаривать скорее, иначе сойдём с ума, — Лиэль кружила между деревьями, и Исилдур следовал за ней.
— Однажды ты станешь королём, — серьёзно, как будто ей это было достоверно известно, говорила Лиэль, — королём нуменорцев, и все последующие короли тоже будут из твоего рода. Ты будешь благородным и справедливым правителем, тогда все народы будут чувствовать себя на Эленне, как дома!
— Что ты говоришь, милая? Ар-Фаразон в зените славы, разве его род угаснет?
— У Ар-Фаразона никогда не будет детей! — пророчествовала воодушевлённая Лиэль. — Он продался Мелкору, он больше не истинный нуменорец. Поверь мне! Он не в зените славы, это — закат. Страшен будет его конец!
— Юная прорицательница! — Исилдур улыбнулся и снова близко подошёл к ней. — Знай, если мне, как ты говоришь, суждено стать королём, то ты, маленькая Лиэль, будешь моей королевой!
— Хорошо! — легко согласилась она. — Скорей бы всё стало, как я говорю. Я так люблю Нуменор… и тебя, и всех наших друзей. Не хочу, чтобы они страдали. Мы бы всё сделали иначе.
— Да, иначе, — Исилдур обнял её. Им легко было представить себе, что мир уже изменился к лучшему, для них это уже произошло. Любовь всем дарит надежду.
— В городе строят храм, — грустно сказала Лиэль, — храм, где будут поклоняться Мелкору. Говорят, он огромный и безобразный, совершенно черный…
— Это какое-то безумие, — откликнулся юноша, — хотел бы я взглянуть в глаза этим людям, которые решили поклоняться Богу Тьмы. Ведь Саурон даже не слишком старается скрыть его сущность.
— Я тоже хочу в Арменелос, Исилдур. Хочу увидеть этот храм, о котором столько разговоров. Глашатаи короля приезжали в Роменну и звали всех на строительство. Папа сказал, что это маневр Саурона, чтобы отметить тех, кто всё ещё противоборствует ему. За теми, кто отказался участвовать в строительстве, будут тайно наблюдать.
— Пусть трясётся гнилой клещ! У него не хватит глаз, чтобы уследить за всеми. Мы взорвём его вместе с храмом, так что ничего от них не останется.
— Исилдур, пойдём завтра в город вместе!
— Но я боюсь за маленькую Лиэль!
— Если ты будешь рядом, я не испугаюсь.
— Хорошо… — он гладил её по мокрым волосам и думал, что ради неё он способен на многое.
Лиэль взглянула на небо, запрокинув голову.
— Исилдур, — сказала она, — когда звёзды пляшут, что это значит?
— Это значит, — Исилдур обнял её ещё крепче, — что Лиэль пора… идти домой, а то её друг сгорит.
— Тогда до завтра, Исилдур!
— До завтра, Лиэль.
Они расстались. Когда Айрен увидела мокрые волосы дочери, она лишь вздохнула. Позже, уже дома, она спросила:
— Что ты делала сегодня в саду с Исилдуром?
— Я …, он… показывал мне, как украл плод с дерева Нимлот… и ещё, как целуются воины…
— Как ты могла! — горячо возмутилась Айрен.
— По-моему… у меня неплохо получилось, — насупилась Лиэль, а её мечтательный взор был где-то далеко, далеко.
Айрен долго не могла уснуть и грустно вздыхала, Дориан спросил, что с ней.
— Наша дочь, по-моему, очень сблизилась с внуком Амандила.
— И что же?
— Сейчас слишком трудное время, чтобы привязываться к кому-то. Это опасно.
— Это в любое время опасно, — возразил Дориан, — но мы все равно привязываемся друг к другу, привязываемся даже к местам и вещам. Мы рождены в этом мире, чтобы наслаждаться и страдать вместе с ним, и переживать все житейские перипетии, иначе, нам нет смысла здесь находиться. Не грусти. Это трудное время, может быть, самое лучшее для Лиэль, она счастлива.
Айрен понимала, что говорит он верно, но на сердце у неё было беспокойно.
Исилдур и Лиэль встретились на рассвете. Юноша договорился с местными рабочими — виноделами, которые в тот день везли готовый продукт в новых яблоневых бочках в Арменелос, и те взяли их на повозку. Лиэль была одета под мальчика. Золотые кудри она обрезала без сожаления, а то, что осталось, стянула в хвост и спрятала под шляпу. Она была обворожительна, Исилдур любовался ею.
С эгоистичной простотой юности они не предупредили никого из домашних о том, что предпринимают столь опасную вылазку. Да их бы и не отпустили.
Амандил иногда бывал в Арменелосе, хотя он не пользовался расположением у Фаразона и был неофициально отстранен от должности министра и советника. Фаразон знал, что Амандил потворствует элендили и даже эльфам, но, в память о давней дружбе, не смел ничего предпринять против него. В молодости они не раз выручали друг друга в бою. С годами их пути разошлись, но расквитаться с Амандилом Фаразон не осмеливался, и он терпел этого врага государства, несмотря на тонкие намеки Саурона. Существовало какое-то непонятное Саурону упрямство в людских душах, которое он, как ни пытался, не мог преодолеть. Люди, коварство и беспринципность которых порой приводили его в восторг, всё же имели какую-то глупую зацепку, вроде клятвы верности, данной в детстве, через которую их совесть не позволяла им перешагнуть.
Амандил не слишком досаждал Фаразону, и он сохранил с ним холодно-любезные отношения, но предупредил, что для сохранения безопасности его подчиненных им не следует покидать Роменну, ибо никто не станет церемониться с ними, если им вздумается совать нос в другие районы Нуменора. Так было удобнее следить за отступниками и пресекать любые попытки мятежа. За Роменной установили неусыпный надзор, и Верные не решались организовать какой-нибудь заговор. «Время ещё не пришло». «Наши силы не равны». «Если мы начнём сопротивляться сейчас, то солдаты короля расправятся с нами без пощады, а нас и так мало», — так говорили их мудрые лидеры, но горячая молодежь, хоть и подчинялась им пока, в душе бунтовала. «Лучшее время не наступит!» — говорили они друг другу. Исилдур стал для них героем: он совершил поступок, который все называли «немыслимым», — и дерево Нимлот живет, отчаянный парень невредим, а враг остался с носом! Значит, можно и нужно досаждать врагу!
Повозка, груженная бочками и дерзкими юнцами, подъехала к городским воротам, и стражники занялись тщательной проверкой груза и его сопровождающих. Исилдур был готов к любому повороту дел, но сердце его сжималось при виде спутницы. Юноша, получившийся из Лиэль, был так по-эльфийски нежен и светел! Хоть бы никто её не заподозрил! Но стражники были доброжелательно настроены, они конфисковали один бочонок «на пробу» и отпустили их с миром. Даже пожелали хорошенько развлечься в столице, куда приехал цирк с диковинными тварями из Средиземья. Роменна — город друзей, осталась позади.
По прибытию в Арменелос, влюблённые распрощались с виноделами, поблагодарив их за приятное путешествие, и договорились, что те заберут их на обратном пути через два дня, если за это время успеют сбыть «Роменское». Вино это было не крепким, но вкусным и очень популярным у дам, так что торговцы рассчитывали привезти неплохую прибыль.