На рассвете дружки заглянули к нему, чтобы проверить, очнулся ли он от удара, и обнаружили в доме два трупа вместо одного. Растолкали спящего слугу. Слуга клялся, что он знать ничего не знает, что он устал, задремал и не видел, что делал в это время хозяин. От него отстали, хотя кое-кто подозревал, что слуга воспользовался случаем и подсыпал Слютко в питье сильного яду, чтобы избавиться от него раз и навсегда. Никто не любил братьев, и почти все их боялись.

Так в одну ночь загадочным образом умерли оба брата, чужаки в Нуменоре. Никто не оплакивал их кончину.

Расквитавшись с Громилло, принцесса отправилась в замок. То, что Юниэр попал в плен к жрецу, сильно ее встревожило. Она почувствовала запоздалый укол совести. Видимо, это случилось в тот день, когда она, ослепленная его предательством — она по-прежнему расценивала его поступок как предательство — лишила его сознания и бросила в башне беззащитного и безоружного. Что же, сама хороша! Даже не подумала, что все это обернется для него таким образом. Теперь, когда он попал в беду, все в душе ее перевернулось, она почувствовала, как он ей дорог. Всегда был дорог, самый близкий человек. Без него она просто умрет. Она ощутила внезапный жар, охвативший ее изнутри, и была вынуждена остановиться, прислониться к прохладной каменной стене. Голова кружилась. Потом она заплакала безудержно, рыдания сотрясали ее всю, она плакала, пока боль не стеснила грудь, пока не осталось слез.

«Что происходит со мной? Как я живу?» — думала принцесса. Когда-то давно маленькая девочка решила, во что бы то ни стало, стать сильной, встретить своих врагов лицом к лицу и победить их. День настал, она подняла свой меч, но противник ее не испугался, не был повержен. Враги множатся и окружают ее, она бьется, но все понапрасну, только теряет близких. Она думала, что настанет время, когда ей не надо будет прятаться и убегать, но приходится таиться и рассчитывать каждый шаг. Разве она защитила свою землю? Люди восстали против стихий, судьба Нуменора повисла на волоске. Когда Илуватар будет вершить суд, он не прислушается к ее желанию спасти эту землю, не дать Нуменору исчезнуть. О, как же ты терпелив, вечный Эру! Как милостив к своим детям! Они отворачиваются от тебя, возводят на тебя хулу и поступают наперекор законам, по которым ты учил их жить. Ты безмолвствуешь и никак не предостерегаешь их. Почему невнятен людям завет любить этот мир и любить друг друга? О, Эру! Дай мне знать, зачем ты терпишь на земле этого кровопийцу, иссушающего наши души, ввергающего нас в безумства, превращающего надежды в прах? Скажи, как еще должен досадить тебе жрец, чтобы меч твоего возмездия настиг его, наконец? Я знаю, ты прозорлив и вездесущ, и ты можешь ждать вечность. Но каково терпеть его нам — людям? Нам не по силам это бремя. Ты несправедлив, Эру.

Принцесса еще немного постояла у стены, ощутив вдруг такую усталость, словно вся ответственность за судьбу мира легла на ее плечи.

— Что ж, — сказала она самой себе, — я больше не буду таиться и придумывать разные хитрости. Будь, что будет.

Она решительно продолжила путь. С замиранием сердца подошла она к дворцу. Когда-то это был ее дом. Стоило закрыть глаза, и она видела просторные залы и светлые коридоры, портрет мамы в кабинете отца, букет цветов в синей вазе… Ей даже почудился счастливый смех маленькой девочки. Мириэль вздохнула.

Во мраке ночи замок спал, свет горел лишь в окнах тронного зала. Тишина была такая, что ее легкие шаги были отчетливо слышны. Но это ее не смущало, она смело вошла во дворец через парадный вход. Охраны на воротах не было. Осторожный король уехал, а жрец, казалось, не страшился нападения. Он сам являлся во дворец в любое время суток. Мириэль прошла вперед по неосвещенным коридорам и, не колеблясь, толкнула дверь, ведущую в тронный зал, где горел свет. Она осмотрелась. Тут все было по-другому. Ар-Фаразон любил пышность. Тяжелые, обильно вышитые золотом красные портьеры на окнах, помпезные статуи. Одна люстра размером с добрый корабль чего стоила! Трон был пуст. В другом конце зала потрескивал камин, и стояли кресла с высокими спинками. Принцесса пошла туда. В одном из кресел сидел ненавистный жрец. Он не удивился, увидев ее, жестом пригласил сесть в кресло напротив. Она тоже восприняла это, как само собой разумеющееся.

— Я ждал вас, — сказал Саурон. — Помните, когда-то вы гостили у меня в замке в Барад-дуре? Мы любили поболтать о том, о сем, сидя у камина. Совсем как сейчас.

— Только теперь вы принимаете меня, как хозяин в моем замке, — натянуто улыбнулась Мириэль.

— Все могло быть иначе, — Саурон пожал плечами, — вы сами бежали из своей страны. Могли бы выйти замуж за Фаразона и остаться хозяйкой во дворце. Может, вам удалось бы сломить его волю, прибрать власть к рукам и править так, как вам хотелось.

— Я не могла выйти замуж за убийцу моего отца, — принцесса взглянула прямо в непроницаемое лицо жреца.

— Еще бы! Вы всю жизнь его ненавидели. Также вы возненавидели и меня. По-прежнему хотите меня убить?

— Хочу, — призналась принцесса.

— Не устали за мной охотиться? Я вот очень устал постоянно остерегаться. Хотите вина?

— Нет, спасибо.

Саурон потянулся за графином и налил себе тягучего темного вина. Он улыбнулся обаятельно.

— Встречи с вами располагают к отвлеченным беседам, совсем не хочется думать, что мы встретились для того, чтобы мериться колдовскими силами и пытаться уничтожить друг друга. С такой красивой и благородной девушкой приятно просто поговорить.

— Меня вы не обманете и не обольстите. Я знаю ваше истинное лицо! — нахмурилась Мириэль.

— Неужели? Благодарю вас. Мне редко удавалось иметь дело с человеком, который так хорошо бы разбирался в моих мыслях и чувствах. Пожалуй, я сам не знаю о себе всей правды. Но вы мне на самом деле симпатичны, принцесса. По-моему, вы не могли этого не заметить. Я бы не хотел убивать вас.

— Вы выбираете, как это сделать больнее.

— Нет, я предлагаю мир.

— Не может быть!

— Разве я не избавил вас от самого ненавистного человека? Вы ведь понимаете, что Ар-Фаразон не вернется. Бессмысленно воевать с Валарами. Ни он, ни его армия не появятся больше в Нуменоре. Разве это не совпадает с вашими желаниями?

— Что вы имеете в виду?

— Возвращайтесь в замок, занимайте трон. Собирайте своих преданных союзников или Верных, как вы их там называете, и властвуйте в свое удовольствие.

— Вместе с вами? — принцесса глядела на жреца изумленно. Что он говорит?!

— Ну, если я вам совсем неприятен… — протянул Саурон, — то не буду вам докучать. Я с радостью вернусь в Средиземье. Подумайте, ведь осуществляются все ваши желания! Вы отомстили Ар-Фаразону (Валары отомстят за вас). Вы вернете себе престол и сможете перекраивать эту землю и людей в соответствии со своими идеалами. Не осталось никого, кто ущемлял бы интересы ваших друзей. С моим отъездом вы избавитесь и от меня. Разве это не великодушно с моей стороны?

— Я не верю в ваше великодушие! — громче, чем следовало, крикнула Мириэль. Его голос порой был слаще музыки бессмертных, но говорил он не то, что думал.

— Мне жаль, — нахмурился Саурон, — вся ваша учеба у Чайлдина не пошла вам в прок. Я и то усвоил больше его уроков, пока он находился у меня в плену. Вы думаете, что если я жрец мрака и извечный враг всего живого, то мыслей иных, чем об умерщвлении и уничтожении, у меня не бывает? Не бывает иных желаний, кроме мщения? У меня в руках ключ к вашему счастью, воспользуйтесь им. Забудьте хотя бы на миг о том, кто я такой.

Неожиданными и заманчивыми были его слова. Не зря поддались его речам в свое время благородные эльфы, сковавшие кольца, Ар-Фаразон и все его министры, почти все нуменорцы! Была такая особенность в его речах, что задевали они самые потаенные струны души, находили отклик в мыслях, казались мудрыми и верными, несмотря на то, что жестокость Саурона была всем прекрасно известна.

Мириэль представила манящие картины возможного будущего, когда она, став королевой, вернула бы замку его прежний вид — светлый и дружелюбный, приказала бы разобрать по камешку устрашающий храм и высадила на том месте величавое дерево Нимлот. Позвала бы людей к алтарю Эру веселиться и петь песни. Привечала бы эльфов. Вскоре в нуменорские гавани опять стали бы приплывать корабли из волшебного Тол-Эрессеа. Она научила бы свой народ любить этот мир и любить друг друга.