– Интересная символика, вы не находите? – Лорд Рэмси отошел от группы гостей, с которыми до того болтал. Он стоял, пристально глядя на нее, что уже вошло у него в привычку. Серо-зеленые глаза, смотревшие с выражением какого-то тайного знания, казались больше и ярче под складками яркой чалмы.

До этого Пруденс не обратила особого внимания на рисунок на стенах. Стена сама по себе завладела ее вниманием. Сейчас она стала рассматривать сплетение золотистых фигурок, образующих повторяющийся узор в верхней части стены на черно-зеленом фоне.

– Снова драконы и лотосы, – проговорил Рэмси, будто читая ее мысли.

– Драконы удачи, – тихо сказала Пруденс, – единение инь и янь.

Он поднял брови: Пруденс удивила его в очередной раз.

Пруденс с каким-то извращенным удовольствием подумала о том, что наконец-то ей удалось поразить человека, который, судя по всему, вознамерился постоянно поражать ее. Она задрала голову, чтобы лучше разглядеть стену.

– Там есть еще феникс, а вон там Сатурн среди других небесных…

– Тел, – закончил он, когда она замолчала, не договорив. По голосу чувствовалось, что он сдерживает смех. – Вот уж диковинка так диковинка, – шутливо добавил он.

Пруденс попыталась окатить его ледяным презрением. Как он смел намекать на их первую встречу? Как смел улыбаться ей, словно приглашая посмеяться вместе с ним над одним забавным происшествием, участниками которого они были? У нее перехватило дыхание. Почему же он все-таки не воспользовался этой возможностью, чтобы извиниться перед ней за свой обман в банях?

Она собралась с духом.

– Есть один вопрос, сэр, который нам надо обсудить. Я не могу дольше откладывать.

Его улыбка исчезла, глаза потухли.

– Вы хотите поругать меня за то, что я представился вам самым неподобающим образом.

– Да, хочу. Вам не следовало прикасаться ко мне так, как вы это сделали.

– Вы правы. Мне не следовало прикасаться к вам так, как я это сделал. – Он серьезно посмотрел на нее, а его слова прозвучали даже более убедительно, чем ее собственные.

Он не мог более эффектно перехватить у нее инициативу.

– Моя репутация, сэр. – Она все-таки должна была сказать об этом.

– Да, конечно. – Он, видимо, понял.

– Это единственное, что представляет какую-то ценность для одинокой зависимой женщины.

– Я понимаю.

Она ожидала всего чего угодно – возражений, наглых отрицаний, но никак не такого безоговорочного признания своей вины.

– Правда понимаете?

– А что вас смущает?

– Как может мужчина, пользующийся славой легкомысленного, понять женщину, которая заботится о своей репутации со всей возможной…

– Осмотрительностью? – услужливо подсказал он, делая вид, что хочет помочь.

Пруденс с шумом выдохнула.

– Вы можете хоть когда-нибудь быть серьезным? Как я могу верить вашим словам, если вы отказываетесь быть серьезным? Я чувствую себя скомпрометированной, милорд, скомпрометированной и преданной.

Он нахмурился.

– Преданной, мисс Стэнхоуп? Подобное обвинение очень меня огорчает. Меня самого предал недавно человек, которому я безгранично доверял. Я никогда не собирался так вас ранить.

Она горько усмехнулась.

– У меня нет оснований доверять тому, что вы говорите, учитывая обстоятельства, при которых состоялось наше знакомство. Что, это было интересное развлечение? Вам нравилось вести меня за собой, как овцу на бойню? Рассказанная вами история была, должна признать, продумана до мелочей, как и ваш костюм сегодня. Я попалась на удочку, я даже поверила, что вы на самом деле массировали мне шею и плечи.

– О! – Он моргнул, будто его ударили по лицу, потом, защищаясь, проговорил – Массаж был самым настоящим. Вы же наверняка потом убедились, что банщики делают точно такой же. Видите ли, я побывал в банях Индии, Турции и Персии и в какой-то степени изучил технику массажа.

– Ну, а остальное? Ворота? Сад?

Звук гонга прервал их становившееся все более напряженным выяснение отношений. Лорд Рэмси предложил ей руку.

– Позвольте отвести вас на ваше место.

Ей не хотелось принимать его руку, ей хотелось закончить свою обвинительную речь, хотелось услышать его извинения. Но этот загадочный человек и не думал извиняться, он лишь задавал щекотливые вопросы, бросал понимающие взгляды и улыбался улыбкой, которую многие женщины нашли бы обезоруживающей. Пруденс вызывала раздражение сама у себя. Несмотря на недостойное поведение Рэмси и свои старания оставаться равнодушной, ее влекло к этому человеку. Она слишком часто ощущала, что он подсмеивается над ней, и, будучи весьма серьезной молодой особой, привыкшей, чтобы ее воспринимали серьезно, болезненно переживала его подтрунивания.

– Скажите мне, сэр, – решительно произнесла она, игнорируя протянутую руку, – сад, о котором вы тогда говорили, был, подобно убранству этого обеденного зала, игрой фантазии? Вы придумали его, чтобы посмеяться над легковерной девушкой?

Она не стала дожидаться его ответа, не желая слышать его оправданий. Подойдя к столу, она стала рассматривать разложенные на нем карточки, пытаясь найти свое место.

Чарльз Рэмси последовал за ней. Как ни странно, он нашел карточку с ее именем быстрее, чем она сама, и, выдвинув для нее стул, ждал так долго, что она просто не могла отказаться сесть, не показавшись смешной. Когда она стала садиться, он склонился к ее плечу.

– Все было совсем не так. Вы же знаете, что не так.

Настойчивость, прозвучавшая в его голосе, поразила Пруденс.

Он сел на стоявший рядом стул.

– Не так, – выразительно повторил он вполголоса, напряженно глядя на нее. Было в его глазах какое-то неподдающееся определению выражение, вызвавшее у Пруденс желание поверить ему. Он отвлекся, чтобы поприветствовать рассаживающихся гостей, потом снова наклонился к ней. – Я огорчен тем, что вы сочли меня таким злобным и вероломным.

Изобразив на лице улыбку, предназначенную другим гостям, Пруденс ответила ему также вполголоса:

– Огорчены? Представьте тогда мое огорчение. Вы ведь даже не сочли нужным извиниться за свое непростительное поведение в банях Махомеда.

– Я не извинился? – Его удивление было явно деланным.

– Нет, не извинились.

В глазах Рэмси снова заплясали веселые искорки.

– Похоже, мне придется извиняться за то, что я не извинился.

Он никак не хотел говорить серьезно. Казалось, он был на это просто неспособен. Да и она не смогла бы всерьез воспринять его в том костюме, что на нем был. Пруденс знала, что он пытался развеселить ее своим дурацким замечанием. Но она была в неподходящем для веселья настроении.

Гости постепенно занимали места за столом. Пруденс и Чарльз Рэмси не смогли бы продолжать разговор на тему об извинениях даже шепотом, а он так и не извинился перед ней должным образом, так, чтобы она почувствовала, что он действительно испытывает угрызения совести.

Легкомысленный Рэмси нервно облизал губы. Пруденс понравилось, что он выглядит слегка обеспокоенным.

– Если бы вы обязали меня, сыграв со мной в триктрак, может, я сумел бы все поправить, – предложил он.

Пруденс какое-то время обдумывала его предложение.

– Может быть, – ответила она наконец без всякого энтузиазма.

Он перегнул палку. Она больше не собиралась обращать на него внимание. Чарльз понял это, потому что, как только он открыл рот, собираясь снова заговорить с Пруденс, она демонстративно отвернулась от него и повернулась к джентльмену, сидевшему по другую сторону от нее. Его звали Понсонби, и он был известным волокитой. Она заговорила с ним о погоде. Понсонби в ответ поинтересовался, не та ли она молодая леди, чье высказывание о любовных романах он слышал чуть раньше.

– Прошу прощения, прервал Чарльз их разговор с намерением спасти Пруденс от Понсонби.

Пруденс нетерпеливо повернулась к нему.

– Да?

– А мне вы ничего не хотите сказать, мисс Стэнхоуп? – тихо, так, чтобы его не услышал Понсонби, проговорил Чарльз. – О погоде, обеде, нашем окружении.