Переходя затем к заявлению о том, что наши законодательные учреждения не будут иметь времени заняться мелочным финляндским законодательством, надо иметь в виду, что при издании, редактировании и конструировании каждого такого законопроекта будут, конечно, выделяться части, имеющие политическое, принципиальное значение, которые будет предложено регулировать в общем законодательном порядке, и могут быть выделены части, так сказать, провинциального характера, в пределах которых законодательствовать будет предоставлено, по-прежнему, финляндскому Сейму.

Вот почему, господа, пунктом перечня и придана была, и должна была быть придана форма редакции общая или, как тут иронически выражались, туманная. Пока не будут изданы законы в общегосударственном порядке, финляндская жизнь, повторяю, будет регулироваться ныне существующими законодательными нормами, действующими издавна, издревле в крае. По местным условиям, нет такой спешной необходимости непременно теперь же все эти нормы обновлять, изменять, вносить в них перемены. Вспомните довольно архаическое уложение о судопроизводстве в Финляндии, которое действует, однако, в ней с давнего времени.

Что касается обширности самого перечня, то надо помнить, что перечисленные в этом перечне предметы законодательства не будут в полном объеме переноситься в общее законодательство, а лишь в той мере, которая будет касаться общеполитических, общеимперских интересов. Объем этой меры будет определяться законодательными учреждениями, то есть вами, при рассмотрении каждого отдельного законопроекта в частности. Перечень обширнее по периферии, чем в глубину, и это понятно, так как правительственная мысль не имела совершенно в виду нанести обиду, оскорбление финляндцам путем изъятия из их ведения того или другого законодательного предмета целиком, а имела целью защитить в объеме этих предметов интересы нашей родины, о которых финляндцы, естественно, не думали, а мы, русские люди, до настоящего времени, по финляндским законам, думать не имели права.

Я знаю, что в перечне больше всего сомнений возбуждает пункт 5-й, который гласит, что основные начала управления Финляндией особыми установлениями, на основании особого законодательства, должны переноситься в область общегосударственного законодательства. Но тут не имелось в виду, тут не таилось намерения разрушить, перестроить, изменить весь основной строй, все коренные законы Финляндии, которые регулируют ее автономные права в области законодательства и управления. Имелось в виду другое; имелось в виду запечатлеть в законе, что право такого изменения не принадлежит одной Финляндии, что ей не предоставляется одностороннего права изменения своего положения в Империи. А это право финляндцы до настоящего времени ал собой признают.

Я помню, и не могу забыть, что еще недавно финляндцы стремились осуществить это право и сделали подобную попытку в 1906 г., желая в финляндском порядке изменить форму правления. Бот это право изменения Финляндией объема и пространства своих преимуществ в отношении Империи, без согласия, без изъявления даже воли державным государством, и будет закреплено, по крайней мере в сознании финляндцев, путем исключения пункта 5 статьи 2 из перечня нашего законопроекта. Этим будет нанесен, конечно, большой ущерб России, в державном обладании которой находится Финляндия, — России, законные интересы которой в этом высоком собрании представляете вы, господа члены Государственного совета.

РЕЧЬ О НЕОБХОДИМОСТИ ИЗДАНИЯ НОВОГО ЭКСТРЕННОГО ЗАКОНА В ЦЕЛЯХ ОЗДОРОВЛЕНИЯ СТОЛИЦЫ, ПРОИЗНЕСЕННАЯ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ 11 ЯНВАРЯ 1911 ГОДА

Господа члены Государственной думы!

Ввиду того, что вами приняты уже первые 24 статьи предложенного вам законопроекта, мне не предстоит надобности доказывать вам по существу необходимость издания нового экстренного закона в целях оздоровления столицы. Вы оценили, конечно, побуждения правительства, обратившегося в законодательные учреждения в сознании тяжелой своей ответственности перед населением за непринятие мер к охране его жизни.

Я думаю, что едва ли кому-нибудь удастся доказать, что в городе, в котором число смертей уже превышает число рождений, в котором одна треть смертей происходит от заразных заболеваний, в котором брюшной тиф уносит больше жертв, чем в любом западно-европейском городе, в котором не прекращается оспа, в котором время от времени появляется возвратный тиф, болезнь, давно исчезнувшая на Западе, в котором почва вполне благоприятна для развития всяких бактерий, не только холерных, но, я думаю, и чумных, что в таком городе правительство обязано стоять на почве, как здесь было сказано, исключительно надзора, исключительно протеста и платонических побуждений, должно подавить в себе волевое усилие и являть из себя зрелище бессилия государства, санкционирующего бессилие общественное.

Такого представления о роли правительства ни у кого, конечно, быть не может, и возражения против правительственного законопроекта опираются, насколько я их понимаю, на соображения иного порядка. Оппозиция против правительственных предложений объясняется, очевидно, представлением о них как о мерах в высшей степени прямолинейных, как о мерах, может быть, поражающих каким-то слишком наивным симплицизмом. Появилась и держится в городе холера. Начальство начинает распоряжаться, дело не налаживается; городское управление медлит. И в результате — что же? Необходимость заменить это самоуправление чиновником, который все знает, все прекрасно выполнит, быстро и скоро все приведет в порядок.

Но подумало ли правительство, указывают противники его, что целые группы населения, может быть, наиболее для этого пригодные, устранены от дела городского самоуправления; подумало ли оно о том, что городское управление обрезано в своих средствах, что оно не имеет права облагать оценочным сбором земли дворцовые, казенные и удельные; предъявило ли оно когда-либо городскому управлению категорическое требование об оборудовании канализации и улучшении водопровода; наконец, подумало ли оно об освобождении городского самоуправления от тех тормозов, от тех рогаток, которые поставлены на его пути самим законом, так как городское управление, как известно, не имеет права иначе, как в путях закона, не только отчуждать нужное имущество, но даже временно его запять в целях работ по оздоровлению города, не имеет права установить обязательного присоединения домовладельцев к общей канализационной сети, не имеет даже права обложить обывателей уравнительным канализационным сбором?

Если бы правительство об этом подумало, если бы оно своевременно расширило компетенцию города соответственно обширности возложенных на него задач, тогда другое дело — правительство имело бы право возбудить вопрос о понудительных против города мероприятиях; но при отсутствии этих условий всякое вмешательство правительства в городскую компетенцию является доказательством недоверия к общественным силам, более того, является ударом, наносимым самому принципу городского самоуправления.

Вот, насколько я понял, те возражения, на которые мне придется отвечать. О необходимости составления проекта нового Городового положения, вместо прямой борьбы с антисанитарными условиями г. Петербурга, я говорить не буду, так как вы, господа, уже постановили перейти к постатейному чтению законопроекта и, следовательно, в общем признали его целесообразность. К тому же, многим из вас известно, что даже в городах, в которых круг избирателей и круг гласных гораздо более ограничен, чем в Петербурге, вопрос канализационный и вопрос водоснабжения вырешен уже достаточно благополучно. Кроме того, я полагаю, что попутно разрешать крупный вопрос о новом способе комплектования городских гласных было бы в настоящее время неудобно. Я точно так же оставляю в стороне вопрос об обложении оценочным сбором земель дворцовых, казенных и удельных. Вопрос этот не относится к ст. 25 и последующим и вообще имеет мало отношения ко всему законопроекту, так как, по предположению правительства, и канализация, и водопровод должны сами себя окупать и содержать.