Там же БН «познавал жизнь», не только анализируя взаимоотношения между сотрудниками обсерватории. Были встречи и поудивительней. Напомним: БН, в отличие от АНа, изучившего глубинку (жизнь там и людей, там обитающих), за исключением военного детства, жил в Ленинграде: школа, университет, обсерватория. Круг общения был соответственным: собратья-студенты, преподаватели, коллеги по обсерватории…

Попробуйте доказать вору в законе, что трудиться — хорошо, а воровать, наоборот, плохо. Он же с младых ногтей знает, что работать — скучно, тяжело и вообще западло, а воровать — интересно, весело, кайфово и фартово.

Попробуйте доказать шарообразность Земли человеку, который с младенчества твердо знает, что Земля — плоская…

С ворами мне, слава богу, дискутировать не доводилось, а вот насчет шарообразности Земли я, помнится, целый вечер проговорил с младыми сынами гор — на наблюдательной площадке нашей экспедиционной группы, расположившейся на вершине горы Харбаз, в тридцати километрах от Эльбруса, под великолепным южным небом, на котором все было для лекции по космографии: и звездные бездны, и Юпитер, и Луна, и даже Сатурн с чрезвычайно удобным разворотом своих колец… и под рукою, тут же, имел место превосходный ТЭМ-140, экспедиционный «максутик» с великолепным качеством изображения и тридцатикратным увеличением.

Сыны гор — молодые, жилистые, горбоносые, уважительно-вежливые — внимательно и с безусловной доброжелательностью слушали мою лекцию, заглядывали в окуляр, обменивались гортанными замечаниями, а потом вдруг спросили: почему, когда смотришь в трубу, не видно Чабана, Который Сидит На Луне? Какого чабана? А ты посмотри: видишь, на луне Чабан сидит — вот его нога, вот голова, вот баран рядом с ним… А в трубу ничего этого не видно. Почему, а?..

И вот именно по ходу последовавшей за этим дискуссии и было мне объявлено, что Земля, конечно же, плоская… Как это — шар? Почему шар? Плоская! Посмотри, это же и так видно, даже без твоей трубки — плоская, как лепешка…

О, это был поучительный разговор!

Два вопроса, помнится, мучили меня тогда на протяжении всей дискуссии и мучают до сих пор.

Вопрос первый: как сумели эти славные советские молодые ребята, окончившие десятилетку… отслужившие действительную… («комсомольцы… спортсмены… красавцы, наконец!») — как ухитрились они сохранить в неприкосновенности эти свои вполне средневековые представления об устройстве Мира?

И вопрос второй: как объяснить человеку, убежденному, что Земля плоская, как растолковать ему, что форма земной тени на поверхности Луны (во время лунных затмений) есть самое убедительное доказательство шарообразности нашей родной планеты? (Действие происходило в 1960 году, и на авторитет Гагарина я сослаться тогда еще не мог.)

Там же был начат ПНВС, о чем БН рассказывал так:

А практически все началось с дождливого вечера на Кисловодской Горной станции, где дружно изнывали от скуки два сотрудника Пулковской обсерватории — м. н. с. Б. Стругацкий и старший инженер Лидия Камионко. На дворе стоял октябрь 1960 года. БН только что прекратил труды свои по поискам места для Большого Телескопа в мокрых и травянистых горах Северного Кавказа и теперь ждал, пока закончатся всевозможные формальности, связанные с передачей экспедиционного имущества, списанием остатков, оформлением отчета и прочей скукотищей. АЛ. Камионко, приехавшая на Горную станцию отлаживать какой-то новый прибор, отчаянно бездельничала по причине полного отсутствия погоды, пригодной для астрономических наблюдений.

И вот от скуки принялись они как-то вечером сочинять рассказик без начала и конца, где был такой же вот дождь, такая же тусклая лампа на шнуре и без абажура, такая же сырая веранда, заставленная старой мебелью и ящиками с оборудованием, такая же унылая скука, но где при всем при том происходили всякие забавные и абсолютно невозможные вещи — странные и нелепые люди появлялись из ничего, совершались некие магические действия, произносились абсурдные и смешные речи, и кончалась вся эта четырехстраничная, вполне сюрреалистическая абракадабра замечательными словами: «ДИВАНА НЕ БЫЛО!!!»

И еще один полезный навык БН привез из этой экспедиции:

— С каких времен Вы за рулем?

— С 1960 года, с времен экспедиции на Северный Кавказ. Тогда шли активные поиски места для строительства 6-метрового сверхтелескопа-рефлектора, который сейчас стоит недалеко от станции Зеленчукская. Телескоп еще делали на заводе, В мы тем временем в нескольких районах Советского Союза производили изыскания — где наилучший для астрономических наблюдений климат, где наименьшие мерцания, где самая спокойная атмосфера, самая высокая прозрачность и так далее. Был специальный цикл таких экспедиционных наблюдений летом 1960 года, и около четырех месяцев я провел на Северном Кавказе в поисках этого наилучшего места. Вообще, было организовано несколько подобных экспедиций: две на Северном Кавказе, одна в Туркмении, одна на Дальнем Востоке и еще где-то. И в конце концов место выбрали — правда, не то, которое рекомендовала наша группа, а то, которое нашли наши соседи. Там сейчас этот гигант и стоит вот уж без малого сорок лет… В нашей экспедиции было две автомашины (грузовик и «козел»), и, конечно, удержаться от соблазна «поводить» было совершенно невозможно. К тому же оба наши шофера охотно и с удовольствием обучали желающих. Именно тогда я и начал водить и вожу вот до сих пор.

Примерно в это же время АН переходит работать в Детгиз. Об этом вспоминает Нина Матвеевна Беркова.

Мне, Берковой Нине Матвеевне, очень повезло — я была не только редактором таких произведений Стругацких, как «Понедельник начинается в субботу» («Детская литература». М., 1965); «Полдень, XXII век (Возвращение)» («Детская л литература». М., 1967); «Обитаемый остров» («Детская литература». М., 1974), но мы вместе с Аркадием работали в издательстве Детгиз (в 1957 — 58 гг.). Мы были коллеги-редакторы и занимались фантастикой.

<…>

Прекрасно помню нашу первую официальную встречу с Аркадием. Меня пригласила к себе «в кабинет» заведующая редакцией Мария Михайловна Калакуцкая (Аркадий уже был там) и, торжественно представив мне Стругацкого, объявила, что мы с ним коллеги, будем заниматься фантастикой и почему-то добавила: «Будете, как говорит присказка, „мы с Тамарой ходим парой“, — вот вы и ходите».

Я посмотрела на своего напарника: высокий, широкоплечий, темноволосый мужчина без пиджака в темных брюках и черном свитере с зеленым орнаментом. Он приветливо смотрел на меня через очки и улыбался. Кстати, надо сказать, Аркадий терпеть не мог носить рубашки с галстуками, костюмы и прочий, как он говорил, «официоз». Он всегда одевался очень просто: зимой — свитера, летом — рубашки в клетку (ковбойки), а как только появились джинсы, он предпочел их брюкам.

Мы пожали друг другу руки и отправились в коридор «выяснять отношения». Надо сказать, что в редакции разговаривать было трудно — тесно, и не хотелось никому мешать. Редакция занимала две комнаты, не считая «закутка», где расположилась заведующая редакцией. Перед дверью, ведущей в ее комнатку, сидела секретарша. Остальное жизненное пространство занимало еще четыре человека, в том числе и Аркадий. Вторая комната была также плотно заселена редакторами — нас тоже было четверо, а мой стол находился сразу у двери. Место для всех встреч, разговоров, обсуждений и прочих контактов находилось в тупике, в конце коридора, где стояли два видавших виды кресла. Именно здесь решались все проблемы: спорили, переубеждали, обсуждали рукописи с авторами, вели конфиденциальные беседы или, как теперь говорят, находили консенсус.

Мы с Аркадием дружно зашагали туда и, наверное, представляли для окружающих довольно забавное зрелище: я едва доставала головой до плеча моего спутника. Наверное, поэтому он очень скоро стал называть меня «малыш» — особенно, когда находился под впечатлением более или менее стоящей рукописи, которую он читал.