Катулл сражал их наповал. Эти снобы готовы были молиться на своего нового бога, но я понимал, что все это – временно. И брал быка за рога. Я продавал им книжки «многообещающего молодого писателя», и они с радостью покупали их за хорошие деньги. Еще бы! Они были уверены, что пройдет пара лет, и я буду самым модным писателем Америки… А я печатал «свои творения» в типографии, на самой дешевой бумаге, которую только можно было найти… В одном из городков я выдал себя за известного художника. Это было сложнее, но я блестяще справился и с этой задачей. Картины Виктора Арджински – таков был мой творческий псевдоним – скупила вся местная «элита». Ты даже не представляешь, сколько они заплатили за эту мазню. А все потому, что Арджински – модный художник в большом городе… После аферы с Виктором Арджински я набрал сумму, необходимую для покупки домика в каком-нибудь мексиканском городке. И уже был готов осуществить свою голубую мечту, как мне подвернулись эти идиоты. Не знаю, что толкнуло меня на сделку с ними… Жадность, желание доказать самому себе, что я еще на многое способен, или просто уверенность в том, что таких тупиц грех не облапошить… В общем, Говарда Хилтона, босса одной, мягко говоря, незаконной группировки, я встретил на свою беду. То был тупица из тупиц… Его мозги за всю его долгую жизнь усвоили только одну истину: миром правят деньги и сила. Но эту истину он понимал достаточно хорошо… Втереться к нему в доверие мне не составило особого труда. Забрасывая этого типа умными словечками, не имеющими ни малейшего отношения к сути сделки, я убедил его в том, что у меня можно купить «эксклюзив». О, мое любимое словечко… – улыбнулся Морис. – Сколько людей теряло от него голову… Так вот, на этот раз «эксклюзивом» была партия табака для кальяна. Это действительно была новинка, уникальная в своем роде. Оригинальная смесь из разных Табаков, которая начинала «входить в моду» у кальянщиков. Если бы Говард Хилтон занимался легальной деятельностью, он бы мог нагреть руки на том, что я ему поставил. Но Говард Хилтон торговал «травкой» и еще кое-чем покрепче… И, как ты понимаешь, его интересовал вовсе не табак: для кальяна… Я убедил его в том, что поставлю ему порцию новой, эффективной «травы». Но табак ведь – тоже трава, верно? И Говард Хилтон клюнул на мою удочку. Он дал мне солидную сумму. И я заказал партию табака «Бинко» у одного из приятелей, торгующих кальянами… Сама понимаешь, в каком шоке пребывал старый делец от того, что ему прислали… Партия табака для кальяна вместо ожидаемой «травки». Но к тому времени, когда Говард Хилтон понял, что его одурачили, я уже летел на своем байке подальше от города. Уверенный в том, что эта афера, как и многие другие, сойдет мне с рук… Но его молодчики – «ребята в черном» считали совсем по-другому. Они-то знали наверняка, что я должен заплатить за глупость их босса. И, застигнув меня врасплох в одном из отелей, потребовали сумму вчетверо большую, чем ту, что я «нагрел» на их деле… Тогда я сумел сбежать, но они идут за мной по пятам. И каждый день я просыпаюсь в страхе, что все-таки они настигнут меня…

Кортни молчала, пораженная его исповедью. Морис Митчелл прожил странную и сложную жизнь, полную постоянного страха разоблачения.

Она не могла осуждать его… Что бы делала Кортни, если бы в двенадцать лет умерла ее мать? А отца бы и вовсе не было? Если бы у нее было достаточно воображения, поступила бы так же, как Морис… Ведь он не нарушал закон, пользовался только человеческой глупостью и тщеславием… Он не грабил бедных, не убивал людей…

Конечно, любой обман – это плохо, ведь так ее учили в детстве… Но все же… Все же рассказ Мориса Митчелла не вызвал у нее возмущения… Она просто взглянула на жизнь с той стороны, которую ей никогда не доводилось видеть…

Морис сидел в кресле и пытался спрятать от Кортни потухший взгляд. Может быть, зря он вывалил перед ней всю свою жизнь, как вываливают мусор на свалке? Сейчас она назовет его подлецом, обманщиком… Как обычно говорят о людях, живущих так, как он… Наверное, он это заслужил, и Кортни будет права. Но ему так не хотелось видеть осуждение и презрение в ее глазах цвета спелой черешни…

– Да… – наконец прервала молчание Кортни, и Морис внутренне съежился. – Честно говоря, я слушала тебя как завороженная… Понимаю, для тебя все это – суровая реальность. Но я… Я никогда не сталкивалась с таким. После твоего рассказа собственная жизнь кажется мне скучной и тусклой…

– Что? – Морис поднял глаза, все еще не веря собственным ушам. А где осуждение? Где праведное негодование? Где лекция о том, что обманывать людей – нечестно и нехорошо… Неужели все это не обрушится на его многострадальную голову? – Ты действительно так считаешь?

Кортни кивнула.

– Конечно, я не смогла бы жить так, как ты. В меня с детства вкладывали истину: обманывать – это плохо… Хотя, конечно же, я обманывала… Но все это были мелочи, пустяки… Мое бегство – это всего-навсего попытка уйти от всевидящего ока матери, которая до сих пор не поняла, что я уже не ребенок… Попытка обрести свободу, о которой я всегда мечтала…

– Твоя мать преследует тебя? – удивился Морис. – Но зачем?

– Видишь ли, – теперь настало ее время раскрывать карты, – моя мать считает, что я не в состоянии прожить без ее опеки. И потому всячески пытается обездвижить меня, перекрыть мне кислород… Мой отец… Он любил путешествовать, любил свободу… Когда никто не ограничивает твоих действий, не понуждает тебя жить по графику. Мама никогда не понимала этого и очень боялась, что я стану такой же, как он. А я не видела в этом ничего крамольного.

После смерти отца она окончательно тронулась, хоть и нехорошо говорить такое о своей матери… Решила, что если я не буду «пристроена», то кончу, как папа… Его сбило машиной неподалеку от «Роджера»… – На глаза Кортни навернулись слезы, но она не хотела плакать, поэтому смогла сдержаться. – Мама решила выдать меня замуж за сына одного из своих приятелей – Джека Свингли. Препротивнейший тип… От одного воспоминания о нем у меня по телу бегут мурашки… Я отказалась. Она настаивала… Я отказалась категорически и сказала, что уеду, если она будет меня принуждать. «Роджера» оставил мне отец, но, кроме этого, он оставил еще и деньги… Правда, начать распоряжаться ими я смогу только через неделю… Так было оговорено в завещании… И мама решила, что нужно любой ценой удержать меня, заставить быть рядом с ней… Вначале, с помощью знакомого психиатра, она пыталась выдать меня за ненормальную… Но мне помог Джеффри, друг отца, я уже говорила о нем. А потом… Потом в «Роджере» нашли наркотики… Совсем мало, но этого хватило для того, чтобы привлечь меня к ответственности. И тогда… Тогда я взяла у Джеффри деньги, которых бы мне хватило на какое-то время, и сбежала… Деньги отца я смогу получить и в Мексике, главное, добраться до нее раньше, чем меня догонят те, кого наняла моя мать… Она нашла меня в Далласе, угрожала, что сдаст как беглянку властям… Наняла паренька, который с елейным видом привязался ко мне в кафе. Ему нужна была помощь, и я готова была ее оказать… Но потом выяснилось, что за ним стоит Миранда Ширстон. Это и есть моя мать, – объяснила она Морису. – В общем, мне снова удалось скрыться. Но я знаю, я твердо уверена в том, что она не успокоится. И не отстанет от меня, пока я буду в Америке…

– Конечно, мне в своей жизни приходилось видеть ненормальных матерей… Но твоя переплюнула всех, кого я видел. Выставлять свою дочь сумасшедшей, подбрасывать ей наркотики, подсылать каких-то людей… Теперь я понимаю, почему ты так взбесилась, когда я подсел к тебе в кафе.

– Еще раз – прости…

– Это в прошлом, – улыбнулся Морис, все еще размышляя по поводу того, какими бывают родители. – Значит, поэтому ты рвешься в Мексику?