Изменить стиль страницы

От автора

Есть ли герой рядом? Свят ли на самом деле юродивый? Действительно ли не продажен политик? Только гипертрофированный комикс с полярными злодеем и героем даёт однозначный ответ. Реальность насыщена полутонами. Зло зачастую коллективно, так же как система, его побеждающая. Но как же хочется повстречать героя-одиночку, когда садится солнце, и мы попадаем в

Город теней, город разбитых фонарей…
Наступает ночь, время закрытых дверей.
Страх гонит людей от царствия тьмы,
Страх прячет сердца от необъявленной войны…
Долго ждали люди рождения героя,
Который планы тьмы в одно мгновение расстроит.
По преданию герой появится один,
Он за рулем, автомобиль «Астон Мартин».
Люди боятся мегаполиса безумия,
Банды негодяев выползают в полнолуние!
Коррупция — их союзник единственный,
У них появился противник таинственный.
Это Бетмен, народа друг? Нет!!!
Это человек-паук? Нет!!!
Может, это Буратино? Нет!!!
Значит, это Чиполино? Нет!!!
Кто же новый супермен, а? Фронтмен!!! Фронтмен!!!

Законы жанра диктуют литераторам и кинематографистам мыслить в плоскости характерных персонажей, харизматичных и не склонных к компромиссам «бетменам», не чуждых трогательной любви и переполненных состраданием к беззащитным. Я называю таких героев «фронтмены». Фронтмен всегда впереди. На сцене, в политике, на войне…

Мужчина на фронте — это и есть фронтмен. Он может иметь статус мелкой сошки, популярность шоумена или привеллегии главы государства, но так или иначе он ввязался в Игру под названием Жизнь. Он в эпицентре событий. За шоу наблюдают зрители! Их не проведешь, они разберутся, даже если сначала запутаются. Люди расставят по местам все экспонаты, присвоив каждому заслуженный ярлык. Им поможет время. История, которая делает тайное явным.

Моей первой книгой была «Леди-гангстер». История гангстерского передела Крыма в 90-е. Тогда я жил в Севастополе. Мне было 25. Книга имела бешеный успех, была замечена и перепечатана 20-тысячным тиражом крупным московским издательством. Но как же неприятно мне было, когда какой-нибудь нереализовавшийся в глобальном бывший вассал убитого крымского папы, пытался рассказать мне, как все было на самом деле. И я всякий раз говорил такому, что писал не документальную летопись разборок, а литературное произведение, делая упор на просветительской составляющей своего труда.

Дотошный критик при этом продолжал педантично копаться в деталях, оставаясь в абсолютном меньшинстве наедине со своей завистью. А книга живет до сих пор и зачитывается до дыр.

Живет, потому что в ней действуют герои с поистине фантастической судьбой. И все же перипетии их вымышленного жизненного пути нанизаны на стержень реальных событий. Это завораживает читателя, делает его соучастником сюжета. Ведь он в курсе, о чем идет речь, и он не поверит тебе, если только… не полюбит твоего героя.

Мой фронтмен вступает в неравную схватку со злом. Демоническая сила может разбиться о везение маленького ребенка. «Так не бывает!» — вставит педантичный критик, и я отправлю его читать свою диссертацию. Пусть выучит ее наизусть, может тогда созреет до приключенческой литературы.

Тогда и для него откроются страницы, которыми я горжусь. Мои «90 миль до Рая»… И он не спросит меня, способен ли шестилетний кубинец вести себя как взрослый герой. И может ли героический Фидель Кастро заплакать, как ребенок. И правда ли, что под именем Джованни Вертуса автор имел в виду Версаче. Ведь Кутюрье убила не женщина, а его бой-френд или мафия из Калабрии…

И все-таки я оправдываюсь… Ничего страшного. Великий русский философ Владимир Соловьев не чурался оправдывать даже Добро. Почему же мне не оправдаться? И в этом уж точно не будет высокомерия. Я действительно и хочу, и могу наделить сверхъестественной силой малое дитя, чтобы вооружить добро кулаками! Пусть мой ребенок будет таким же сильным духом, как Гаврош Виктора Гюго, пусть одолеет он самого демона! А каждая моя книга — это мой ребенок…

Антиутопия «Суфлер» для тех, кто верит в чудеса. Современный Фауст ставит свою подпись на чистом клочке бумаги только для того, чтобы утолить единственную жажду, что гложет его тело. Свое тщеславие. Должно ли быть оно в творце? Должен ли истинный художник превозносить свое имя? Или за него это сделают благодарные зрители, читатели, слушатели? Есть ли силы ждать, когда тебя оценят по достоинству? И что сильнее — агрессивный и дорогостоящий пиар, или людская молва? Прямая надоедливая реклама ангажированного телеканала или робкое слово уважаемого старца? Важнее ли сладких звуков медных труб одобрение главного архитектора Вселенной, который мог заставить чтить только одно свое Имя, но позволил называть себя разными именами? Здесь выбор и он нам дан. Каждому и без ограничений…

Да, я признался тебе, мой друг — более всего не люблю буквоедов. Въедливый читатель не ищет смысла. Он ищет ошибки. Иногда, слава Богу, только грамматические. Это еще полбеды. Хуже, когда он начинает копаться в элементах описанных интерьеров, архитектурных стилей и дамских туалетов. Как данность — он не стремится к достоверности, он заживо закапывает себя в суете мира и даже не подозревает, что вымысел тоже может стать историей. Более правдоподобной, чем сама правда.

Только истина с ее генеалогией добра и зла одна на все времена. Хотя возникают то и дело ницшеанцы, переворачивающие все с ног на голову, убеждая своих адептов в матричности сознания, в том, что нравственные начала зависят только от потребности в них общества.

На это у меня всегда один ответ — назови Луну Солнцем, она все равно не согреет. Представь, что поедая траву, вкушаешь сладкий плод, все равно тебя стошнит! А потребность общества всегда одна — выжить. Поможет в этом только истина, где верховодит любовь. Иначе — саморазрушение. В случае с Ницше оно закончилось слабоумием.

Правда в отличие от истины действительно разнится. Особенно, если трактуется кровными врагами. История зиждется на фундаменте разной правды. Поэтому часто бывает предвзятой и нередко переписывается. Ведь историки ангажированы.

И только мифы, рожденные потребностью в истинных героях, остаются в веках. А когда они завоевывают умы, то становятся реальностью.

Стихотворение фронтового корреспондента Константина Симонова «Жди меня» приумножало веру бойцов в Победу. Художественный вымысел, сделавший из неприметного полицейского Элиота Несса супермена, бросившего вызов чикагской мафии, заставил Америку поверить в силу Закона. Легенда о трехстах спартанцах, дошедшая до нас из глубин древнего мира, тоже полна иносказательных гипербол и метафор, но убеждает лучше любых телехроник в сокрушительной силе духа.

Созданный Мэлом Гибсоном вождь шотландцев Уильям Уоллес тоже фронтмен. Возможно, он совсем не похож на свой реальный прототип и на самом деле ни разу не целовался с французской принцессой. И все же… Ты веришь, сопереживаешь, любишь вместе с ним. Ты любишь его Шотландию, подразумевая свою Россию. Страну, где ты родился и вырос, и которую ты готов защищать, как гражданин и патриот. И из простолюдинов рождаются вожди. В душе самого обычного человека есть место Подвигу…

Кто есть фронтмен без сострадания? Как запустить без него немеханическую шестеренку, ту, что выталкивает поршень самопожертвования? Самопожертвование ради сохранения чести, достоинства… В моем «Фронтмене» оно присуще даже не совсем законченным негодяям.

И пусть многое из вышесказанного пристрастный читатель отнесет к категории громких слов, провозгласит фантазией и миражем…