* "Манифест Сената" ("Программа манифеста"). В кн.: "Декабристы", стр. 281.
** Р. Зотов. Тридцатилетие Европы в царствование императора Николая I. Часть первая. СПб., 1857, стр. 35.
Люди жили в стране рабов, в стране господ, и они знали цену свободы человеческой мысли.
Значение восстания, его роль в будущем страны показаны в романе с точки зрения человека, умеющего думать смело и осторожно.
Человек, думающий смело и осторожно, обращает внимание не только на освободительную миссию восстания (кажущуюся ему проблематичной), а на способы, которыми пришлось бы прикрывать новые формы рабства людей, пришедшие на смену старым. Поэтому он иронизирует над "гимном", который бы написал Кондратий Федорович, чтобы новое рабство выглядело более привлекательно, чем старое.
Спор Бурцова и Грибоедова - это старый декабристский спор о народе и государстве. Бурцов обвиняет Грибоедова в том, что он стремится к новым порабощениям. Грибоедов обвиняет Бурцова в том, что это они стремятся к новым порабощениям.
Тынянов не противопоставляет Грибоедова декабристам. Он показывает, что Грибоедов смотрел дальше их. (Но при этом следует иметь в виду, что в качестве делегата от декабризма Тынянов вводит в роман либерала и уполномочивает его говорить от имени всего декабризма.) Грибоедов имеет свой вариант будущего и, защищая его, строго судит декабристов.
После поражения восстания оставшиеся в живых, не сосланные и не наказанные, но и не примирившиеся, вынуждены были заново пересмотреть все сделанное декабристами. И, как всегда бывает после поражения, все сделанное было пересмотрено и многое осуждено. Но одного осуждения всегда оказывается мало, и программе расправ и уничтожений должна была быть противопоставлена убедительная цель. Положительная программа по-прежнему включала главные пункты декабристской концепции. Но теперь, после краха попыток уничтожения самодержавия, искоренения всего царствующего рода, установления республиканского строя, главной стала идея приспособления монархии для достижения демократических целей. Опять всплывают тезисы старого просветительства о просвещенном монархе, и этим иллюзиям предаются лучшие люди Эпохи. Поэтому могли появиться концепции, с наибольшей убедительностью изложенные в "Стансах" и "Друзьям". Это было перевооружением, передислокацией после разгрома. Русское освободительное движение принимает новые формы.
Тынянова занимает в событии самое главное: как оно прорастет в будущее. Ему не безразлично, что вырастет из зерна, брошенного в почву. Он чувствовал, что может получиться из победы декабристов, и относился к этому серьезно. Тынянов, написавший книгу о декабристе через сто лет после поражения восстания, понимает, что обреченность восстания была не в том, что оно наступило вместо 12 марта 1826 года 14 декабря 1825, и даже не в том, что засвистела картечь, а в том, что между восставшими и мастеровыми было пустое пространство. И не случайно Тынянов, автор романа о декабристе, обращается к Грибоедову, который тоже хорошо понимает это. "Народ не имеет участия в их деле, - он будто не существует", - сказал Грибоедов в исторической драме о другом заговоре против другого царя*. Но, как всякий исторический писатель, он думал и о своем времени.
В отличие от "Кюхли", где показано, что такое пустое пространство между восставшими и мастеровыми, в "Смерти Вазир-Мухтара" тема народа снята, и не только потому, что его действие происходит после восстания, но главным образом потому, что во втором романе Тынянов видит причины поражения в ином. Поражение восстания Тынянов вслед за Грибоедовым объясняет тем, что "100 человек прапорщиков хотят изменить весь правительственный быт России"**, а это для ста прапорщиков задача невыполнимая. В "Смерти Вазир-Мухтара" герой не мечтатель и романтик, а трезвый политик. Не сомневаясь в том, что отсутствие связи с народом привело к поражению, Грибоедов холодно и сурово осуждает мечтателей и романтиков - сто прапорщиков.
* А. С. Грибоедов. Сочинения, стр. 340.
** "К биографии А. С. Грибоедова (Из неизданных материалов Д. А. Смирнова)". "Исторический вестник", 1909, т. CXVI, апрель, стр. 148-149.
Он, несомненно, был трезвым политиком. Но кроме трезвых политиков жили люди, которым были во сто крат милее сто прапорщиков, безуспешно пытавшихся изменить весь правительственный быт России, чем пятьдесят генералов, которые с успехом защищали этот быт и без промаха стреляли в прапорщиков.
Писатель тщательно взвешивает программы, прогнозы.
И тогда, после сложения и вычитания всех причин, приведших к гибели освободительное движение, в итоге романа не остается ни декабристов, ни народа. И остается в романе только реакция.
В "Смерти Вазир-Мухтара" нет народа, а вместо декабристов, создавших самую радикальную и последовательную демократическую теорию первой половины XIX века и выведших против самодержавия вооруженных солдат, есть либерал, боровшийся с радикалами до поражения восстания и, не заметив, как все изменилось, продолжающий и после поражения бороться с ними.
Проект Грибоедова остается в романе единственным носителем идеи радикального декабризма. Поэтому его губит самодержавная монархия.
Человек, неожиданно оказавшийся носителем идей радикального декабризма, - Грибоедов погибает под ударами самодержавной монархии.
И тогда остается только реакция.
* * *
Скверная привычка говорить об историческом явлении "вообще" привела к тому, что грибоедовское отношение к декабризму стало рассматриваться чуть ли не через цитаты из монолога Репетилова (А. С. Суворин, М. О. Меньшиков, В. В. Каллаш). Скептическая усмешка и холодный лик, несомненно, сделали свое дело: стало казаться, что усмешка да монолог Репетилова и есть отношение к декабризму. Усмешка же относилась к "гимну", к иллюзиям и прекраснодушию, которых было достаточно у декабристов, к "прекрасному будущему", которое не казалось бесспорным.
Но была великая комедия, ставшая одним из важнейших составных элементов движения, принятая движением, несмотря на Репетилова, старательно и неоднократно запрещавшаяся к печатанию и постановке правительством, которое отнюдь не усматривало в Репетилове опровержения или хотя бы смягчающего обстоятельства. Что угодно, только не насмешки над тайным обществом увидело правительство в комедии. Декабристы и правительство поняли комедию правильно: за пять лет до французской революции тоже была поставлена одна комедия.
Репетилов не олицетворение декабризма, а осмеянный Грибоедовым болтун из распавшегося в 1821 году Союза благоденствия, на которого Грибоедов, возможно, и смотрел с усмешкой на холодном лике. В образе Репетилова осмеян не декабризм, а одно из враждебных Грибоедову течений в нем. Комедия независимо от Репетилова входит в состав следственного дела о декабристах как corpus delicti преступления. Борьба с Репетиловым для Грибоедова - это не борьба с декабризмом, а внутренняя борьба, это борьба в декабризме, это борьба одного течения с другим. Всеволод Мейерхольд был совершенно прав, показав в спектакле два тайных общества: тайное общество Репетилова и тайное общество Чацкого. Тайное общество Чацкого было показано так: прожектор высвечивал часть сцены с группой офицеров; офицеры сидят в креслах, мундиры их расстегнуты, они курят трубки и читают стихи.
Стихи они читают такие:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Грибоедов жаловался, что портит комедию из-за цензуры. Мейерхольд показал то, чего не мог показать Грибоедов: Чацкого среди друзей-декабристов. Тайное общество Чацкого опровергало "секретнейший союз" Репетилова.
Проблема "Грибоедов и декабристы" не исчерпывается вопросом, был или не был писатель членом тайного общества. Важно то, что "Горе от ума" в формировании идеологии декабризма, в формировании общественного мнения имело значение, сравнимое только с пушкинскими стихами. И это значение оказалось важнее интермедии Репетилова, понятого слишком интегрально, важнее строк письма к А. И. Одоевскому: "Кто тебя завлек в эту гибель!" (зачеркнуто: "В этот сумасбродный заговор! кто тебя погубил!!")*, важнее фразы: "100 человек прапорщиков хотят изменить весь правительственный быт России". Монолог Репетилова, "100 прапорщиков", черновое письмо к ссыльному другу. Еще очистительный аттестат и пост посланника. На этом доказательства антидекабризма Грибоедова исчерпываются. Все это ни в какое сравнение с декабристским "Горем от ума" не идет. Если концепция "Грибоедов и декабристы" не во всех частях может показаться совершенно бесспорной, то несравненно бесспорнее другая: "Декабризм и "Горе от ума".