На обратном пути из Женевы в Вену перед пересечением швейцарско-австрийской границы поезд, как всегда, остановился. В вагон, в котором ехал Хохлов, вошли австрийские таможенники. Поезд тронулся. Началась проверка багажа.

Один из таможенников остановился перед багажной сеткой, в которой лежали вещи Хохлова:

— Чей это багаж?

— Мой, — храбро отозвался Хохлов.

— Везете что-нибудь, кроме своих личных вещей?

— Нет. Только свои.

Таможенник, кажется, удовлетворился ответом и спросил менее официальным тоном, как о чем-то второстепенном:

— Аккордеон где купили?

Хохлов купил его в Женеве. Зашел в музыкальный магазин за патефонными пластинками и увидел чудо, от которого уже не мог оторвать глаз. У партизан Белоруссии он научился играть на этом музыкальном инструменте. Аккордеон был трофейный. Приобрести свой в Москве было недоступной роскошью — цены в комиссионках не по карману. Там же, в Женеве, стоимость аккордеона не превышала недельного жалованья. И он купил его.

Что ответить таможеннику? Правду? Но ведь это может быть ловушкой. У австрийца Хофбауэра не должно быть денег для покупки аккордеона в Швейцарии! Откуда у него могла появиться иностранная валюта за пределами Австрии?

— Я купил его в Вене.

— Когда?

— Месяца два назад.

— Откройте футляр.

Таможеннику и так все ясно: аккордеон новехонький.

У Хохлова требуют документы. Они в руках таможенника. Хохлов внезапно выбивает их и нервно, под коммерсанта, кричит:

— Кто дал вам право копаться в моем бумажнике?!

Ему скручивают руки за спину и прочно прижимают к вагонной двери. На следующей станции ссаживают с поезда, производят тщательный обыск. В бумажнике обнаруживают банковскую «ситуацию».

— У вас такие деньги за границей? А национальному банку о них известно?

Герра Хофбауэра отводят в полицейское отделение. На несколько часов забирают паспорт. Опросы, штраф, подозрения — а вдруг инцидент с аккордеоном не случайность? В Москве поняли: герр Хофбауэр для работы в Австрии погиб, его надо немедленно выводить из игры.

Слово — П. А. Судоплатову:

— Как только Хохлов доложил о случившемся в Центр, мне стало ясно: легенде о герре Хофбауэре наступил конец. В результате незначительного на первый взгляд инцидента на границе Хохлов привлек к себе внимание властей и наверняка попал в список подозрительных лиц. Отныне западные спецслужбы даже при обычной проверке уже не оставят его в покое. Понятно, что для подготовки боевых операций по этой легенде он больше не годится. Хохлов сам попросил освободить его от выполнения своих обязанностей, и я удовлетворил его просьбу. В его личном деле должен храниться подписанный мною рапорт об отчислении его из бюро. К несчастью, несколько позднее его послали в качестве оперработника и переводчика в наше представительство в Германии, а в 1954 году, уже после моего ареста, поручили возглавить группу боевиков для ликвидации Околовича.

Между жерновами

Арест Судоплатова, Эйтингона, Маклярского и многих других руководителей советской разведывательно-диверсионной службы связан с падением Берии. На Лубянке началась грандиозная чистка. Сажали в тюрьму, снимали с постов, лишали воинских званий, отправляли в отставку тех, кого раньше заставляли жить по совести государственной, определяемой партийной программой и требованиями правительственной стратегии. Они жили по государственной совести и несли теперь за это наказание.

Идеологический угар, связанный с расправой над Берией, прошел быстро. Новые кремлевские вожди, обвинявшие сталинские спецслужбы в диверсионной и террористической деятельности, похоже, заигрывали с общественностью, стремясь завоевать популярность у народа. Сменившие Сталина правители тоже не отказались от заданий по диверсиям и терактам против врагов советского государства, живших за границей.

Поскольку крупнейшие авторитеты по этим операциям были не у дел, а их прежняя агентура деморализована, требовались исполнители нового поколения. В их число, наверное, попал и Хохлов. Мало кто знал о его досадном провале в Австрии, да и те, кто знал, находился либо в тюрьме, либо в опале, ожидая ареста со дня на день. За Хохловым же тянулся шлейф славы удачливого диверсанта — взрыв гауляйтера Белоруссии Кубе тому подтверждение.

Увы, несмотря на орден, которым был награжден Хохлов за участие в этой операции, он не сыграл сколько-нибудь решающей роли в приведении в исполнение акта возмездия белорусского народа палачу Кубе. Москва узнала о взрыве в гауляйтерской спальне из сообщения берлинского радио. Стоило этой новости прозвучать в эфире, как из партизанских отрядов вокруг Минска полетели радиограммы в Центр. Каждый из отрядов заявлял о своем участии в уничтожении Кубе.

Сама Мазаник, горничная гауляйтера, вывезенная в Москву после осуществления операции, заявила, что все происходило совсем иначе, что она имела дело с партизанами из другого отряда, которые были связаны с военной разведкой ближайшего фронта. Мину в цветочной корзине принесла Мария Осипова из отряда Минского комитета партии. Куда же девался розовый пакет с английской миной, который принес Хохлов?

Версий было много и все они были противоречивые. Спецслужбы разной ведомственной принадлежности боролись за «лавры». Конец спору пухлых рапортов положил Сталин, который якобы написал: «Склоки прекратить. Девушкам — Героев. Остальным — ордена». Героями Советского Союза стали Елена Мазаник, Надежда Траян и Мария Осипова.

Мало кому известно, что через несколько месяцев после ликвидации Кубе в Минске предпринималась попытка еще одного теракта. Новый гауляйтер Белоруссии Готтберг в декабре сорок третьего года проводил совещание зондерфюреров оккупированных областей республики. Москва приказала Хохлову и Карлу Кляйнюнгу организовать взрыв этого совещания.

Действовали через Надежду Моисееву, уборщицу загородной резиденции Готтберга. Резиденция перешла к нему по наследству от Кубе. Хохлов познакомился с этой девушкой еще во время подготовки ликвидации Кубе. Надежда согласилась заложить мину в день совещания в одну из бездействовавших печек большой столовой в дачном доме. Однако мина была обнаружена другой уборщицей, которая сообщила о находке охранникам. Надежда, ее мать и подруга Надежды Лидия Чижевская были повешены через несколько дней в центре своей деревушки, примыкавшей к резиденции.

Неудача постигла Хохлова и здесь.

Тем не менее его отправили во Франкфурт. Что в действительности там произошло — остается только гадать. Не исключено, что сработал «австрийский» след. А его версия побега — всего лишь инсценировка.

Ветераны Лубянки не хотят признавать прозрения бывшего советского разведчика. Они ссылаются на заявления руководителей ЦРУ: за все послевоенные годы не было ни одного случая, когда советский разведчик перебежал бы к ним по идейным соображениям.

Но новейшие времена дают немало примеров, когда даже идеологи КПСС, состоявшие в Политбюро, пересматривают всю систему своих взглядов на сущность советского строя. Почему этого не могло произойти и с Хохловым, близко соприкасавшимся с Западом и имевшим возможность сравнить два образа жизни?

Вопросы, вопросы… Вряд ли найдешь на них однозначный ответ — настолько запутались сегодня представления о прошлом и настоящем, иллюзорном и подлинном.

Дальнейшая судьба перебежчика такова. ЦРУ заключило с ним контракт на обучение тактике антипартизанских операций на Тайване и в Южном Вьетнаме. Увы, удача снова отвернулась от него. Хохлов провалился и на этом поприще. Прав, наверное, П. А. Судоплатов: Хохлов имел лишь опыт агента-нелегала, вербовщика привлекательных женщин и осведомителей. Специалистом по боевым операциям он был никудышным и вскоре навсегда распростился с жизнью разведчика, выбрав научную карьеру.

В 1992 году Ельцин подписал указ о его помиловании. Не о реабилитации, а только о помиловании. В том же году Хохлов приезжал на короткое время в Москву. Тогда его впервые в жизни увидел сын, профессор биологии. Сын до этого бывал в США, но мать никогда не говорила ему про отца, сбежавшего на Запад, и это была их первая встреча.