И вот такая деталь:

— Из-за категорического отказа Горбачева назначить время вылета из Берлина в Москву всего на один час позднее, чем ему хотелось, была скомкана программа заключительного праздничного приема 7 октября.

Напомним: визит Горбачева был приурочен к празднованию 40-летия ГДР. Георгий Хосроевич Шахназаров, помощник президента, так рассказывает о той поездке:

— Редко где его встречали, как в Берлине. Толпы жителей, особенно молодежь, восторженно приветствовали человека, от которого в тот момент ожидали прежде всего перемен в своей достаточно сытной, но несвободной, скучноватой жизни. Повсюду несли плакаты, резавшие Хонеккера по сердцу: «Нам нужен свой Горби!». Полиция в тот день задержала несколько групп, демонстрировавших против Хонеккера.

Ровно через пять дней после отлета Горбачева из Берлина состоялось совещание секретариата ЦК СЕПГ с участием первых секретарей окружкомов, где Хонеккер был подвергнут жестокой критике. А еще через пять дней, 17 октября, на заседании политбюро Хонеккера единогласно сняли с поста генерального секретаря. Не голосовали только двое — один находился на Кубе, а второй, Г. Тиш, в Москве. По одной из версий, Тиш вылетел, чтобы проинформировать «старшего брата» о выполненном поручении — замене Хонеккера.

С отстранением твердокаменного защитника «чистоты марксизма», отличавшегося решительностью и бескомпромиссностью, единственного, кто мог бы пресечь начавшиеся в стране беспорядки, были открыты шлюзы стихии и хаосу, остановить которые новому руководству СЕПГ оказалось не под силу. Такова одна из точек зрения, согласно которой снятие Хонеккера было предопределено пребыванием Горбачева в Берлине. В этой связи делают многозначительные намеки на встречу Горбачева с членами политбюро ЦК СЕПГ, против которой Хонеккер первоначально возражал и которая якобы послужила сигналом для последовавшего вскоре его смещения.

Клиент, похоже, созрел

Кого первого осенила идея объединения Германии? В свое время многие советские политики, от самых знаменитых до рангом помельче, гордясь приверженностью общечеловеческим ценностям с младых ногтей, приписывали эту заслугу исключительно себе. Кто только не красовался горделиво на телеэкране, повествуя об участии в переговорах по германским делам «четыре плюс два», переросших затем в «пять минус один». Теперь, когда модными стали лозунги патриотизма и российской государственности, те политики приглушили голоса, предпочитая умалчивать о прежних заслугах.

В одном из своих интервью в апреле 1991 года Э. А. Шеварднадзе утверждал, что к выводу о скором возникновении проблемы объединения Германии он лично пришел еще в 1986 году и что якобы уже тогда он говорил, что в ближайшем будущем главным, определяющим для Европы вопросом станет германский.

Однако известный дипломат Г. М. Корниенко, занимавший пост первого заместителя министра иностранных дел СССР, считает, что это утверждение неверно, поскольку факты свидетельствуют скорее об обратном:

— На протяжении всего послевоенного периода до 1986 года германской проблемой занималось единое подразделение министерства — 3-й Европейский отдел… Но Шеварднадзе показалось непонятным, почему ГДР — социалистической страной — ведает тот же отдел, что и капиталистической ФРГ. Он решил устранить этот «непорядок»…

По словам Корниенко, Шеварднадзе передал Западный Берлин вместе с ГДР в управление, ведавшее соцстранами, что вызвало недовольство западных стран, а ФРГ — в управление, занимавшееся капстранами. Второй «раздел» Германии совершил в 1986 году господин Шеварднадзе. Какие уж тут мысли о скором объединении… Действительно, нелогично: если есть замысел о воссоединении двух германских государств, зачем разводить их по разным МИДовским подразделениям?

Вероятнее всего, до 1989 года вопрос об объединении Германии не поднимался вообще. Ни на Западе, ни в Советском Союзе. Во всяком случае, советское руководство к тому времени не имело четко выраженной позиции по данной проблеме. Об этом свидетельствовал в июне 1991 года автору этой книги маршал С. Ф. Ахромеев, тогдашний советник Горбачева по военным вопросам, перешедший к президенту СССР с поста начальника Генерального штаба.

Сергей Федорович был в числе сопровождавших генсека-президента во время его встречи с Бушем в районе Мальты в начале декабря 1989 года. Саммит советского и американского лидеров до сих пор окружен легендами. Считается, что Горбачев тогда дрогнул, уступил Бушу. Якобы даже сама природа воспротивилась тому тайному сговору: в ночь с 1 на 2 декабря разыгрался столь мощный шторм, что подход катеров президентов ни к американскому, ни к советскому крейсеру был невозможен. Высота волн на внутреннем рейде мальтийской бухты достигала 2,5 метров. Переговоры перенесли на советский теплоход «Максим Горький», стоявший у стенки пристани.

Ахромеев был членом официальной делегации и присутствовал на двух больших — по 4–5 часов — беседах с американцами во главе с их президентом. Что обсуждали Горбачев и Буш наедине (а таких полуторачасовых встреч, по словам Ахромеева, было две), маршалу не было известно, а вот о содержании больших бесед он поведал следующее:

— Пожалуй, самый главный вопрос был о Германии. Стороны перенесли его на завершающую стадию переговоров потому, что наша позиция по вопросу об объединении Германии выработана еще не была. Со времени ухода с руководящих постов ГДР Эриха Хонеккера и его ближайших помощников прошло чуть больше месяца, события в ГДР развивались стремительно. Не менее быстро и мы теряли влияние в этой стране. На встречу в районе Мальты Горбачев прибыл, еще не имея четкого долгосрочного плана действий по германской проблеме…

Маршал на какое-то мгновенье ушел в себя:

— Впрочем, в сложившейся ситуации такой план в немыслимо короткий срок и выработать вряд ли было можно.

По словам Ахромеева, Буш, выражая удовлетворение и вместе с тем удивление стремительными переменами, происходившими в странах Центральной Европы, и особенно в ГДР, говорил о том, что США удовлетворены взвешенностью позиции Советского Союза, касающейся этих изменений.

— Он настойчиво допытывался у Горбачева, какую же позицию займет Москва в связи с возможным объединением Германии. Было ясно, что от ответа именно на этот вопрос в значительной мере зависело, как будут строить США свою политику по отношению к Советскому Союзу…

— Кредиты?

— К сожалению, финансы правят бал. А у нас к тому времени они уже вовсю пели романсы.

— И что ответил Горбачев?

— Он уходил от конкретного ответа на этот вопрос. Его рассуждения сводились к необходимости решения европейских проблем в целом в рамках хельсинского документа 1975 года, в том числе между ГДР и ФРГ. Горбачев предлагал ввиду того, что обстановка в Европе неясная, поручить Шеварднадзе и Бейкеру более основательно проработать европейские дела, и в частности германскую проблему.

Приведенный выше разговор с Ахромеевым состоялся в июне 1991 года, то есть спустя 18 месяцев после мальтийской встречи. Воспроизвожу еще один диалог с маршалом:

— Анализируя итоги переговоров на Мальте сегодня, прихожу к выводу, что от них тогда, в конце 1989 года, выиграли больше американцы, — сказал Ахромеев.

— Почему вы так думаете?

— Во-первых, они убедились, что решительной оппозиции Советского Союза предстоящему объединению Германии ожидать нельзя. Буш понимал: если бы такая позиция СССР уже была сформирована, то ее Горбачев на Мальте высказал бы. Президент США с полным основанием мог взять курс на объединение Германии, не опасаясь серьезных неожиданностей со стороны Советского Союза. Трудно сомневаться в том, что именно об этом вскоре Буш информировал и Коля.

— Сергей Федорович, есть версия, что Буш зондировал позицию Горбачева об объединении Германии по настоятельной просьбе Коля…

— Может быть. Что еще показала мальтийская встреча? Буш понял, что обстановка в СССР, с ее нестабильностью, не улучшится. Наоборот, она будет обостряться. И еще Буш понял, что соотношение сил между США и СССР изменилось в пользу США. Встреча и переговоры на Мальте были первыми, в которых Советский Союз выступал уже с ослабленными позициями.