— Я считаю неправильным наше поведение в таких делах, — сказала миссис Кори.

— Очень возможно. Но на нем основана вся наша цивилизация. Кто решится первым изменить его? Кому из знакомых отцов семейств стану я предлагать Тома в качестве жениха для его дочери? Я бы чувствовал себя ослом. А ты разве станешь просить какую-либо мать, чтобы она женила сыновей на наших дочерях? Ты бы чувствовала себя гусыней. Нет, единственный наш лозунг — это Руки Прочь.

— Я непременно поговорю с Томом, когда придет время, — сказала миссис Кори.

— А я, дорогая, попрошу разрешения не присутствовать при твоем фиаско, — ответил ей муж.

Сын пришел домой в тот же день и удивился, застав мать в Бостоне. Он так откровенно ей обрадовался, что она не решилась признаться, почему приехала, и придумала какой-то предлог.

— Знаешь, мама, — сказал он, — я договорился с мистером Лэфемом.

— Вот как? — спросила она упавшим голосом.

— Да. Сейчас мне будет поручена его иностранная корреспонденция, и если я увижу в ней возможности, на какие надеюсь, то поведу его дело в Южной Америке и в Мексике. Условия он предложил очень хорошие. Говорит, что если это окажется в общих наших интересах, то он будет, сверх комиссионных, платить мне также и жалованье. Я говорил с дядей Джимом; он считает, что у меня хорошие возможности.

— Так сказал дядя Джим? — в изумлении спросила миссис Кори.

— Да, я все время с ним советовался и следовал его советам.

Это показалось ей необъяснимым предательством со стороны брата.

— Я думал, что и ты хотела бы для меня того же советчика. Да и кто подходит для этого лучше?

Мать промолчала. Как ни огорчала ее минеральная краска, ее сейчас вытеснила еще большая тревога. Она стала осторожно подбираться к этому предмету.

— И ты весь вечер обсуждал свое дело с мистером Лэфемом?

— Да, почти, — ответил сын вполне невинно. — Я пошел к нему вчера после обстоятельного разговора с дядей Джимом, потом мистер Лэфем пригласил меня к себе, чтобы договориться окончательно.

— К себе? — переспросила миссис Кори.

— Да, в Нантакет. Он снимает там коттедж.

— В Нантакете? — миссис Кори наморщила лоб. — Что же представляет собой коттедж в Нантакете?

— Почти то же, что коттедж в любом другом месте. Обычная красная крыша и веранда. И как положено — скалы на берегу моря; а примерно в миле дальше по пляжу — большие отели; их по вечерам освещают электричеством и фейерверком. У нас в Наханте этого нет.

— Да, — согласилась мать. — А как поживает миссис Лэфем? И ее дочь?

— Хорошо, — сказал молодой человек. — Барышни после обеда, разумеется, водили меня на скалы, а потом я до полуночи говорил с мистером Лэфемом о краске. И докончил разговор только нынче утром на катере.

— Какова же эта семья у себя дома?

— Какова? Я, признаться, не разглядел. — Миссис Кори готова была облегченно вздохнуть; а сын чему-то засмеялся. — Они как раз читали «Мидлмарч». Говорят, что много слышали об этой книге. Мне кажется, это очень хорошие люди. И очень дружная семья.

— «Мидлмарч», наверное, читает некрасивая сестра?

— Некрасивая? Разве она некрасива? — спросил молодой человек, добросовестно стараясь вспомнить. — Да, читает больше старшая. Но и та не переутомляется. Они больше любят говорить. Этим они напомнили мне южан. — Молодой человек улыбнулся каким-то своим воспоминаниям о Лэфемах. — Угощение — как говорят в деревне — было отличное. Полковник — ведь он имеет чин полковника — говорил о кофе своей жены, точно она его собственноручно сварила, хотя, по-моему, только руководила его приготовлением. В доме есть все, что только можно достать за деньги. Но и у денег есть пределы.

Этот последний факт с недавнего времени все больше огорчал миссис Кори; однако в применении к Лэфемам он ее даже несколько утешил.

— Да, иногда требуется также и хороший вкус, — сказала она.

— Они словно извинялись передо мной, что у них мало книг, — сказал Кори. — Не знаю, зачем. Полковник сказал, что они, в общем, покупают много книг. Но, очевидно, не возят с собой на курорт.

— Полагаю, они никогда не покупают новых книг. Я теперь встречаю кое-кого из этих богачей; они тратят деньги на предметы роскоши, а книги берут в библиотеке или покупают дешевые, в бумажных обложках.

— Так, вероятно, делают и Лэфемы, — сказал, улыбаясь, молодой человек. — Но люди они очень хорошие. У старшей дочери хорошее чувство юмора.

— Юмора? — Миссис Кори недоуменно наморщила лоб. — Вроде миссис Сэйр? — назвала она имя, которое приходит на ум каждому бостонцу, когда говорят о юморе.

— О нет, ничего похожего. Она не произносит афоризмов, никаких блесток и всплесков, ничего литературного. У нее забавная манера смотреть на вещи, или они ей видятся с забавной стороны. Не знаю. Она рассказывает о том, что видела, иногда кого-нибудь изображает.

— Вот как? — холодно сказала миссис Кори. — А мисс Айрин все так же хороша?

— У нее изумительный цвет лица, — ответил сын, но это ее не удовлетворило. — Мне хотелось бы видеть, как встретятся отец и полковник Лэфем, — добавил он, улыбаясь.

— Да, да, отец! — сказала мать тем тоном сочувствия и вместе осуждения, каким матери говорят детям об их отце.

— Думаешь, это будет ему неприятно? — быстро спросил молодой человек.

— Нет, нет, не думаю. Признаюсь, однако. Том, что предпочла бы какую-нибудь другую фирму.

— Но почему же, мама? Сейчас главным считается размер капитала; а я готов скорее голодать, чем взять в руки доллар, добытый нечестным путем.

— Конечно, мой мальчик, — с гордостью сказала мать.

— Но не возражаю, если на нем будет немного минеральной краски. Я употреблю свое влияние на полковника Лэфема — если оно у меня когда-либо будет, — чтобы эту краску соскребли с пейзажей.

— Ты, должно быть, не начнешь работать до осени?

— Нет, начну, — сказал сын, смеясь над деловым неведением матери. — Завтра же с утра.

— Завтра с утра!

— Да, мне уже отвели конторку, и я сяду за нее в девять утра.

— Том! — вскричала мать. — Почему мистер Лэфем так охотно тебя взял? Я всегда слышала, что молодым людям страшно трудно устроиться.

— Ты думаешь, так уж охотно? Мы беседовали часов двенадцать.

— Тебе не кажется, что тут могли быть какие-то личные мотивы?

— Я не совсем тебя понимаю, мама. Думаю, я просто ему понравился.

Миссис Кори не могла говорить яснее. Она ответила довольно неудачно:

— Да. Ведь ты не хотел бы, чтобы это было одолжением?

— Я считаю, что он — человек деловой и свои интересы помнит. Но я не против, чтобы сперва вызвать его симпатию. Я сам буду виноват, если не стану ему необходим.

— Да, — сказала миссис Кори.

— Ну-с, — спросил муж после ее разговора с сыном. — Что же ты сказала Тому?

— В сущности, ничего. Он уже все решил твердо и только огорчился бы, если бы я стала его отговаривать.

— Именно это я и говорил тебе, дорогая.

— К тому же он обо всем переговорил с Джеймсом и последовал его совету. Вот Джеймса я понять не могу.

— Да ведь решение принято относительно краски, но не принцессы. Ты мудро поступила, Анна, что не стала ему перечить. Наши традиции отжили свой век. В душе нам безразлично, что за дело у человека, лишь бы оно было достаточно крупным и рекламировалось не слишком уродливо; но считается хорошим тоном выказывать отвращение.

— Тебе и впрямь это безразлично, Бромфилд? — спросила озабоченно жена.

— Совершенно. Среди заблуждений моей юности была мысль, будто я создан из тонкого фарфора; но какое облегчение — осознать, что я из той же глины, что и все прочие. Если разобьюсь, меня легко заменить.

— Если уж Тому обязательно надо войти в такое дело, — сказала миссис Кори, — я рада, что Джеймс это одобряет.

— Боюсь, что Тому безразлично, если бы и не одобрил; да, пожалуй, и мне тоже, — сказал Кори, и стало ясно, что ему за его жизнь досталось, пожалуй, слишком много советов от шурина. — Лучше посоветуйся с ним насчет женитьбы Тома на принцессе.