В другой раз он шел по улице и неожиданно обнаружил, что несколько довольно станных людей следуют за ним. Он немедленно вошел в ресторан, делая вид, что ищет свободное место. Двое за ним также вошли в ресторан. Тогда он в мгновение ока пршел внутрь на кухню, быстро снял свой наглаженный пинжак, надел рабочую одежду повара, повязал на рот белую повязку от пыли, взял поудобнее в руки разносочный поднос и пройдя через залу вышел на улицу.[627]

С начала 30-х годов вновь усилились репрессии против китайских коммунистов и им сочувствующих.

21 июня 1931 г. на французской концессии в Шанхае был арестован генеральный секретарь ЦК КПК Сян Чжунфа, когда он, выйдя из дома, пытался взять такси. Причем его выследила французская полиция, потому что гоминьдановцам запрещалось заниматься такой деятельностью на территории концессии.[628] Как только было получено сообщение об аресте Сян Чжунфа, в ЦК КПК решили, что Особый отдел должен предпринять все необходимые меры, чтобы спасти его. Было решено подкупить с помощью взятки французскую полицию, чтобы не дать ей передать Сян Чжунфа местным китайским властям.[629] Однако эта операция не удалась, и вскоре он был расстрелян. Вместе с ним были арестованы несколько работников аппарата ЦК и провинциального комитета КПК Цзянсу. В июне 1931 г. были арестованы руководящие работники отдела пропаганды ЦК КПК Ло Циюань, Юань Баоань и около 20 коммунистов, ведавших распространением партийных документов, печати и типографиями; в августе — руководитель боевых дружин Особого отдела ЦК Ван Шидэ.[630] В 1931 г. были арестованы также кандидаты в члены политбюро ЦК КПК Гуань Сянинь, члены КПК Лин Цзухань, У Юйчжан и Се Цзюэцзай. Хорошая взятка, переданная в руки французской полиции, спасла их от передачи в руки Гоминьдана. Они были освобождены и без шума уехали в советские районы.[631] Провалы и интенсивная слежка полиции за членами КПК создали труднейшие условия для подпольной работы и самого положения руководящих органов партии в Шанхае. Как руководство КПК, так и Москву беспокоили эти провалы и аресты. Встал вопрос о перестройке работы Особого отдела в новой ситуации, сложившейся в Китае.

Советники и резидентура в Кантоне

Начиная с 1920 г. Коминтерн устанавливает непосредственные связи с Гоминьданом. В 1920–1921 гг. посланцы Коминтерна Г.Н.Войтинский, Г.Маринг, К.Н.Соколов-Стахов встречались с Сунь Ятсеном и другими лидерами Гоминьдана. Судя по имеющимся отчетам, общее впечатление от встреч с гоминьдановскими представителями было благоприятным и выявило взаимную заинтересованность в постоянных связях и обмене информацией. Для этих целей в августе 1920 г. в Кантон под видом корреспондента Российских телеграфных агентств ДАЛЬТА (Дальневосточное телеграфное агентсво) и РОСТА, которые официально открылись в 1921 г., был направлен К.А.Стоянович. Агентства знакомили советских людей с положением в Южном Китае и снабжали Сунь Ятсена и южно-китайскую печать информацией о России.

Вот как описывает свою встречу 22 апреля 1922 г. в Кантоне со Стояновичем представитель Коммунистического Интернационала Молодежи и Дальневосточного бюро Коминтерна С.А.Далин, кстати, он почти единственный из многих, посещавших в те годы Китай, кто оставил в своих воспоминаниях информацию о Стояновиче:

«Отправился сперва в Дуншань (район Кантона, где жили европейцы «второго сорта». — В.У.). Здесь жил корреспондент ДАЛЬТА» К.А. Стоянович… Стоянович, как представитель непризнанной державы, жил со своей семьей, конечно, в Дуншане. Высокого роста, бородатый, приветливый, всегда готовый прийти к вам на помощь, он оставлял очень хорошее впечатление… Его единственным сотрудником по ДАЛЬТА был рыжий вьетнамец из тогда французского Индокитая. Он говорил по-французски, знал китайский язык и политическую жизнь Южного Китая. От Стояновича я получил первую информацию о положении на юге, которой я был огорошен. В довольно мрачных красках были изображены как сам Сунь Ятсен, так и его правительство. По словам Стояновича, оно проводило политику, враждебную рабочему классу. Сподвижников Сунь Ятсена он характеризовал как милитаристов американской ориентации. Симпатии Стояновича целиком склонялись на сторону Чэнь Цзюнмина (генерал, правитель части провинции Гуандун, ориентировавшийся на Англию; в 1925 г. его армия была разбита войсками Гоминьдана. — В.У.), который якобы поддерживал рабочее движение и близко стоял к кантонской организации коммунистической партии… Потом Стоянович изменил свою точку зрения и работал в контакте со мной… Его позиция являлась отражением чьих-то взглядов. Чьих именно, я еще не знал».[632]

В середине 1922 г. Стоянович из Кантона уехал в Шанхай и устроился в советское консульство секретарем.[633]

При содействии РОСТА в Гуанчжоу была создана школа русского языка.[634] Понятное дело, что РОСТА мог использоваться и использовался как «крыша» для советских разведок.

Довольно откровенно основная цель связей Коминтерна с кантонским правительством и партией Сунь Ятсена раскрывалась в сообщении Соколова-Страхова о кантонском правительстве от 21 апреля 1921 г.: «Главным образом кантонское правительство может быть использовано нами как орудие для проведения национальной революции на Востоке, которая бы отбросила в результате Китай в стан врагов Антанты».[635] При этом в сообщении в Москву утверждалось, что партия Гоминьдан «имеет программу, несколько сходную с нашими эссерами», но в то же время отмечалась «неясность и противоречивость тактических положений Китайской социалистической партии Гоминьдан».[636]

К осени 1922 — началу 1923 гг. Москва, видимо, приходит к окончательному решению, что опираться в своей политике в национально-революционном движении в Китае следует на Сунь Ятсена и возглавляемую им партию Гоминьдан. В отчетах Г. Маринга в Коминтерн в сентябре и октябре 1922 г. проходит мысль о том, что для партии Гоминьдан необходимо не только новое партийное, но и военное строительство.[637] Пожалуй, Маринг являлся одними из первых, кто понял, что в условиях Китая Гоминьдану не обойтись без военного строительства на новой основе. В декабре 1922 г. Маринг вновь встречается с Сунь Ятсеном, который одобряет переданные ему Марингом в состоявшейся беседе два предложения Коминтерна: 1) организовать политическую партию, способную объединить различные слои народа и прежде всего рабочих и крестьян; 2) создать военное училище для подготовки революционных кадров.[638] Однако в то время Сунь Ятсен не отозвался на предложение Маринга официально признать Советскую Россию и пойти на союз с ней. Видимо, это объяснялось не только его опасениями вызвать усиление империалистического вмешательства в дела Китая, но и его иллюзиями по отношению к империалистам и милитаристам. Вскоре же надежды Сунь Ятсена на возможность получить помощь от империалистических стран потерпели крах. Не получив запрашиваемых в США и Канаде военных инструкторов (некоторое число американских и канадских офицеров изъявляли желание отправиться в Кантон, однако их правительства запретили им служить у Сунь Ятсена), Сунь Ятсен обратился с аналогичной просьбой к Германии и Советской России. Из Германии ему удалось получить несколько добровольцев — авиаторов, но в оружии ему было отказано. Все надежды получить необходимую его правительству помощь советниками и оружием Сунь Ятсен теперь возлагал на Советскую Россию.