Вейс пожал плечами:

— Она ничего не сообщила местной полиции. Я еду в Цинциннати, чтобы встретиться с ней. Мне пришлось сделать крюк и заглянуть сюда, потому что надо было узнать вашу реакцию на имя Лон Стаффолд. Иначе мне не с чем будет появиться в Цинциннати. Пока я еще ничего не выяснил.

Он поднялся с кушетки и обернулся в мою сторону:

— А тебе удалось что-нибудь узнать, Эд? Я отрицательно покачал головой.

— Странное дело! Стаффолд покинул Цинциннати десять дней назад. Найден мертвым на вашей ярмарке в четверг вечером, то есть пять дней назад. Что он делал остальные пять дней? Если мы это узнаем, у нас будет за что зацепиться.

— Как насчет стаканчика? — предложил дядя Эм.

— Пожалуй, я не прочь выпить. Это меня подбодрит. Отсюда чертовски далеко до Цинциннати.

Дядя Эм достал три кружки и бутылку. Мне он налил немного меньше, чем себе и Вейсу. После того как мы выпили, Вейс сказал:

— Он продал свой киоск и выручил за него двести долларов. Это значит, что после возвращения он не собирался опять торговать газетами, иначе он просто отдал бы его в аренду. У него не было намерения возвращаться к этой работе, это ясно. Но он оставил за собой комнату и даже заплатил за две недели вперед. Он дал понять хозяйке, что у него будут деньги, но происхождение этих денег окутано тайной.

— Полиция в Цинциннати хорошо на вас поработала, — заметил дядя Эм.

— Не они откопали эти сведения. Я разговаривал с хозяйкой вчера по телефону. Это некая миссис Червински, вдова. У нее по телефону приятный голос.

При этих словах дядя Эм широко улыбнулся, но тогда я не понял почему. Затем он сказал: — Еще стаканчик, капитан?

— Нет, мне пора бежать. Послушай, Эд, я еду на машине. Вы все равно не будете работать в такой дождь. Может, поедешь со мной?

Но я отказался:

— Нет, спасибо, капитан. У меня другие дела.

— Ладно, Эд. Оставайся чистеньким. Но держи ухо востро.

— Хорошо, — сказал я.

После его ухода и все время спрашивал себя, почему я не согласился его сопровождать.

Вечером, когда я ужинал в кафе, я встретил Чарли, зазывалу из «живых картин». Я подсел к нему и небрежно спросил:

— Есть какие-нибудь новости о Рите? Он покачал головой:

— А откуда им взяться? — Он откусил кусок сандвича, медленно прожевал его и сказал: — Господи, она и не собирается возвращаться.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, я предполагаю. Но я прав. Послушай меня, Эд!

— Я тебя слушаю.

— Забудь эту блондинку. Это в твоих же интересах. Ты хотел бы ее заполучить, но, уверяю тебя, не ты один сходишь по ней с ума. Только она ведь хочет денег. Здесь нет никого, кто был бы для нее достаточно богат. У меня есть для тебя идея: маленькое шапито собирается пригласить татуированную женщину. Ею стоит заняться. Во время бессонницы ты сможешь рассматривать картинки хоть всю ночь.

— Да, конечно, — сказал я. — Именно так я и сделаю. На следующий день, в среду, опять шел дождь. Дядя Эм отправил меня в город, и я успел посмотреть три фильма. В четверг после полудня слегка просветлело, но дела шли плохо. А к вечеру опять посыпал мелкий дождь. Мы не стали открывать балаган. А те, кто открылся, ничего не заработали.

От скуки я попытался поупражняться на тромбоне; но вместо музыки у меня получался визг и скрежет.

— Ради всего святого, прекрати, Эд! — взмолился дядя Эм.

— Да, я знаю, что играю отвратительно. Сейчас я его уберу.

— Я говорю не о тромбоне. Речь идет о тебе, Эд. Что, в конце концов, произошло? Ты не хочешь говорить?

— Думаю, что нет.

Он прекрасно знал причину моего настроения. Врать было бесполезно, но у меня не хватало духу сказать ему всю правду.

— Малыш, я не могу видеть, как детеныши молча страдают, — сказал он. — Кубышка у нас полна. Надевай свой праздничный костюм. Ты в нем похож на юного киногероя. Выпроси у меня двадцать долларов, а потом можешь уйти куда-нибудь и напиться. Если ты вываляешь свой костюм в грязи, я не буду в претензии.

— Я не могу вываляться в грязи, — ответил я. — И не могу напиться пьяным, это мне не поможет.

Он вздохнул:

— Этого я и боялся. Я думал, что хватит двадцати долларов. Но вижу, что придется пожертвовать сто.

Он не шутил. Вытащив пачку денег, он начал отсчитывать бумажки, откладывая их на кушетку. Банкноты в пять, десять, даже двадцать долларов. Когда в кучке набралось сто долларов, он остановился.

— Этого хватит?

— А зачем мне столько? Тут он взорвался:

— Ты сам знаешь зачем! Ты должен узнать, что произошло, и как-то выкарабкаться из этой истории. Но возьми себя в руки! Поезд отходит вечером, ты еще можешь успеть.

— Ты хочешь сказать, что я должен поехать в Индианаполис?

Он фыркнул:

— Можешь поехать хоть на Марс — с пересадкой в Патагонии.

Он поднялся и вышел, оставив деньги на кушетке.

Какое-то время я тупо разглядывал денежную кучу, а потом засунул их в портмоне. Вместе с теми, что у меня оставались, я располагал суммой в сто двадцать два доллара. Никогда в жизни у меня не было столько наличных денег. Я чувствовал себя просто богачом.

Я начал медленно одеваться. Но потом сообразил, что, не зная, когда отправляется поезд, могу опоздать, — и заспешил как сумасшедший. Я не знал также, сколько продлится мое путешествие и какая одежда может мне понадобиться. Поэтому я побросал в чемодан без разбора рубашки, носки и все, что попалось под руку.

Дядя Эм наверняка отправился в игорную палатку. Ему не понравилось бы, если бы я пошел туда прощаться на людях. Поэтому я черкнул ему несколько строк:

«Чертовски благодарен. Буду держать тебя в курсе». И приколол записку к его подушке.

Я ушел с ярмарки, них кем не попрощавшись. Мне так не терпелось поскорее попасть на вокзал, что я прыгнул в такси. Но когда я туда приехал, обнаружилось, что до отхода поезда оставалось еще целых два часа.

Благополучно сев на поезд, я начал размышлять над сложившейся ситуацией. Можно было действовать в трех направлениях: больницы, газеты, полиция. Если в прошлую пятницу действительно произошел несчастный случай, в результате которого пострадал некто по фамилии Вейман, я мог бы узнать о нем из одного из этих источников. Но обращение в полицию было крайней мерой: мне пришлось бы слишком много объяснять.

Было почти два часа ночи, когда я сошел с поезда. Вокзальный газетный киоск был открыт, но там не осталось старых номеров местных газет. Я разменял один доллар и направился к телефонной кабине. В телефонном справочнике Говард Вейман отсутствовал. Вообще-то я не очень надеялся его там найти. По описанию Хоги, Вейман был старым бедным вдовцом; вряд ли у него на квартире был телефон, зарегистрированный на его имя. Он был из тех, кто жил в меблированных комнатах или дешевых гостиничных номерах.

Количество больниц привело меня в отчаяние. Мне хотелось что-то предпринять, прежде чем я начну обходить их все по порядку. Я решил позвонить в госпиталь «Скорой помощи»: мне казалось, что там у меня было больше шансов найти того, кого я искал.

— Вейман у нас не значится, — ответил мне женский голос.

— Но может быть, он уже выписался. Его должны были доставить в прошлую пятницу после автомобильной катастрофы. Посмотрите, если вас не затруднит…

— Подождите минутку, пожалуйста!

Я довольно долго ждал у аппарата, но наконец голос ответил:

— Действительно, в прошлую пятницу к нам привозили некоего Говарда Веймана. Но в воскресенье его перевели в частную клинику «Пайнлоун-госпиталь».

— Спасибо. Я правильно понял, кто-то позаботился о его переводе в частную клинику?

— Вероятно, так оно и есть. Мы занимаемся исключительно срочными случаями. Как только пациент становится транспортабельным, мы рекомендуем госпитализацию в другую больницу, если это возможно.

Тогда я спросил:

— Этим переводом занималась его дочь? Голос в трубке на какое-то мгновение заколебался. Тогда я поспешил добавить: