Лиза Клейпас
Подари мне эту ночь
Посвящается с любовью Петси Клик, ЛаВонне Хамптон, Билли Джонесу.
«Потерялись вчера где-то между восходом солнца и закатом два золотых часа, каждый из которых с шестьюдесятью алмазными минутами. Никакое вознаграждение их не вернет, поскольку они ушли навсегда.»
Глава 1
Сон никогда не менялся, только становился с каждым разом все ярче. Она помнила все мельчайшие детали даже после пробуждения. Необычность происходящего во сне тревожила ее. Это было совсем не похоже на Адди – думать о таком… Нет, в жизни она была сдержанна, практична, разумна и никогда не впутывалась в опрометчивые приключения, в которые ее пытались вовлечь друзья. Что бы они подумали, если бы могли знать о ее сне, который так часто снился ей? Она не рассказывала о нем ни одной живой душе. Это было слишком нереально, слишком лично, что бы довериться кому-то.
Ее тело было расслаблено, как в дремотном полусне. Постепенно она, казалось, пробуждалась, понимая, что кто-то еще есть в ее спальне, тихо подходя к ее кровати. Она лежала с закрытыми глазами, но ее сердце начинало биться быстрее. В полной тишине не было никаких звуков, никакого движения, и она задерживала дыхание в ожидании прикосновения, шепота. Матрац мягко прогибался под весом тела призрачного мужчины, безликого и безымянного, склоняющегося над ней. Она пыталась откатиться от него, но он останавливал ее, вжимая спиной в подушки. Острый мужской запах заполнял ее ноздри, окружал ее со всех сторон и наполнял тело своей теплотой.
Его руки касались ее кожи, поглаживая груди, и проникали между бедер, дотрагиваясь и дразня, заставляя ее выгибаться, сгорая от удовольствия. Она просила его остановиться, но он лишь тихо смеялся в ответ и продолжал ее мучить. Его рот оставлял горячие следы на ее шее, груди, животе… Тогда, ослепленная желанием, она обнимала его, прижимая к себе еще ближе. Между ними не было сказано ни слова, когда он любил ее, необратимый как прибой.
В это момент сон менялся. Внезапно она оказывалась на крыльце своего дома под тяжелым сводом полуночного неба, и некто смотрел на нее с улицы. Это был старик, лицо которого было скрыто тенью. Она не знала, кто он и чего от нее хотел, но он знал ее. Он знал даже ее имя.
— Аделина. Аделина, где ты?
Она замирала от страха, хотела, что бы он немедленно ушел, но ее горло было перехвачено от судороги, и она не могла произнести ни звука. Именно в этот момент Адди всегда просыпалась, вся в поту и со сбившимся дыханием. Все было так ярко… и казалось абсолютно реальным. И так было всегда. Этот кошмар настигал ее не слишком часто, но, иногда, она боялась уснуть и пережить это вновь.
Медленно поднимаясь, Адди вытерла испарину со лба уголком простыни, и спустила ноги с кровати. Голова кружилась. Хотя, она не издала ни звука, но все же, наверное, разбудила Лиа, у которой был очень чуткий сон.
— Адди? – раздался голос из соседней спальни. – Мне нужна твоя помощь.
— Уже иду.
Она встала и вздохнула поглубже, чувствуя себя так, как будто пробежала огромную дистанцию. После того, как она совершила необходимые медицинские манипуляции, и боль Лиа стала стихать, она присела на краешек кровати и посмотрела на тетю с задумчивым видом.
— Лиа, тебе когда-нибудь снились люди, которых ты никогда не встречала, или события, которые никогда не происходили, но, тем не менее, кажущиеся до боли знакомыми?
— Не думаю. Мне сниться только то, что я знаю. – Лиа широко зевнула. – Но это может быть потому, что у меня нет твоего воображения, Адди.
— Но ощущения такое, что это происходит на самом деле…
— Давай поговорим об этом утром. Я устала, милая.
Неохотно Адди кивнула, посылая ей ободряющую улыбку прежде, чем вернуться в свою комнату, прекрасно зная, что никакого продолжения разговора завтра не будет.
* * * * *
Адди зашла в комнату и положила свой кошелек рядом с радио, наигрывающим «Я потеряюсь без тебя». Ее возвращение был долгожданным облегчением для Лиа, которая была прикована к кровати на протяжении последних пяти лет. Кроме радио и сиделки, которую они наняли, что бы за ней ухаживать, Адди была единственной ниточкой, связывающей больную с внешним миром.
Они представляли из себя странную парочку: старая дева и ее двадцатилетняя племянница. Между ними было мало общего. Лиа была из поколения, в котором женщин защищали, оберегали и держали в неведении относительно бизнеса или близких отношений между мужчиной и женщиной. Адди же была типичной представительницей современных девушек, которые и автомобилем управляли и сами зарабатывали себе на жизнь. В отличие от барышень Гибсон, ровесниц Лиа, Адди не была защищена от трудностей или знаний. Она прекрасно знала, каково это зарабатывать и не заглядывала далеко в будущее. Все, что она знала, было здесь и сейчас.
Ожидать помощи или спасения со стороны или надеяться на кого то еще, кроме себя, было, по меньшей мере наивно, и даже глупо. Ни во что не верить было единственным выходом, чтобы защитить себя от разочарований. Молодые женщины крепко стояли на своих ногах, временами шокируя окружающих своим вольным поведением. Они курили на публике, пили крепкие напитки из-под полы, высоко поднимали ноги, танцуя чарльстон и не сдерживали свой язык, заставляя краснеть близких. Было замечательно быть молодой и безудержной, ходить в кинотеатры, слушать джаз, гулять и флиртовать ночами напролет.
Лиа ощущала удовлетворение от того, что ее племянница была не столь фривольна, как ее подружки. Адди отличалась чувством ответственности и врожденным состраданием к другим людям. Она не всегда была такой. Подростком, она также была эгоистичной, бунтующей, не признающей авторитетов, но тяжелая жизни быстро все расставила по своим местам, избавив от излишней гордости и упрямства. Из былой безудержности получилась крепкая натура, в которой черпали свои силы пациенты, за которыми она ухаживала в больнице, друзья, взывающие о помощи всякий раз, когда попадали в трудное положение, и больше всего, конечно, Лиа. Лиа нуждалась в ней больше чем кто-либо еще.
Мелодия по радио изменилась на «Синие небеса», и Адди запела вместе с исполнителем.
— Ты фальшивишь, — заметила Лиа, получая приветственный поцелуй.
— Я всегда фальшивлю.
— Что нового в городе?
— Все тоже самое, — ответила, пожимая плечами Адди. – Работы нет. Люди стоят на улице и лишь разговаривают. Сегодня очередь за пособием по безработице растянулась до самой парикмахерской.
— Да уж.
— Нечего даже рассказать. Никаких новостей, никаких сплетен, ничего интересного. Кроме, пожалуй, странного старика, блуждающего по улицам. – Адди подошла к тумбочке и взяла ложку. – Я увидела его из аптеки, когда покупала лекарства. Он выглядит, как типичный старый ковбой, со своей большой бородой, длинными волосами и обветренным лицом.
Усталая улыбка появилась на лице Лиа. Сегодня она была бледнее и апатичнее, чем накануне. В течении нескольких прошлых месяцев ее волосы потеряли весь свой блеск, а в темных глазах появилась покорность и понимание неизбежности конца.
— Сейчас бродят много старых ковбоев. В этом нет ничего странного.
— Да, но он стоял около магазина, как будто ждал, когда я выйду. Он так пристально меня разглядывал, что у меня пошли мурашки по телу, и я поспешила уйти оттуда поскорее – так жутко себя ощущала под его взглядом. Ему, должно быть, лет семьдесят—восемьдесят, не меньше.
Лиа рассмеялась.
— Старикам всегда нравится смотреть на молодую, привлекательную девушку, милая, и ты знаешь об этом.
— Но он так на меня смотрел! – Адди скривилась от неудовольствия и взяла с тумбочки, заставленной всевозможными лекарствами, бутылку из зеленого стекла. Она была одной из большого количества медикаментов, которые не могли вылечить развивающийся в теле Лиа рак, но хотя бы ослабляли боль. Доктор Хаскин разрешил уже не ограничивать болеутоляющие, и принимать лекарство, содержащее опиум, всякий раз, когда возникнет необходимость. Аккуратно вылив содержимое ложки в рот тети, Адди носовым платком промокнула ее губы и подбородок, на который скатились несколько капель.