— Рабочих рук, особенно молодых и сильных, у нас нехватка, — сказал он. — Я подумал и решил обратиться в бюро по трудоустройству населения. Дадим заявку, обговорим условия найма. Но у нас нет свободных квартир. Если люди приедут, разместить их по избам рабочих совхоза вряд ли удастся. Известно — чужой человек в доме помеха. Не сделать ли так: в Борке я насчитал по меньшей мере двадцать домов бывших колхозников, нынешних горожан. В них бы и разместить дополнительных работников. Правильно ли, когда на совхозной земле стоят жилые постройки, принадлежащие людям, которые давно утратили связь с совхозом? Они же приезжают на лето только как дачники.

— Наследные принцы! — неодобрительно заметил главбух Ступников.

— Вот именно — наследные…

— Вряд ли они сдадут нам свои особняки в аренду, — засомневался Новинцев.

— Я веду речь не об аренде, — продолжал Степан Артемьевич. — Надо обобществить эти дома, выдав их хозяевам денежную компенсацию. Ведь можно нам выделить для этого средства? — обратился он к главбуху.

— Надо подумать, — осторожно ответил тот. — В районе посоветоваться.

— И ты уверен что владельцы эти продадут нам дома? — усомнился Новинцев. — Вряд ли. Горожанам нужны дачи. Деньжата у них водятся.

— Пошлем им письма с таким предложением: или переезжайте к нам и работайте в совхозе, или продайте нам дома, — настаивал Лисицын.

— За такие ультиматумы нас очень свободно могут взгреть, — Новинцев озадаченно наморщил лоб. — Это личная собственность, охраняемая законом.

— А общественные интересы? Разве не должны они ставиться выше личных! Я думаю, в районе нас поддержат, — закончил Лисицын.

Все призадумались. Предложение директора было не лишено здравого смысла и казалось осуществимым. Однако Новинцев все сомневался.

— Могут поддержать, а могут и не поддержать, — глубокомысленно заметил он.

Зоотехник Яшина, молодая рослая женщина с пышными формами, жена главного инженера Челпанова, прервала затянувшуюся паузу:

— Никак не могу понять, как это люди оставляют отцовский кров и разъезжаются по городам. Что их там привлекает?

— Вечная тема! — махнул рукой ее муж, невысокий, лысенький и востроглазый. — Сколько об этом говорить? Ведь все ясно как божий день.

Эта супружеская пара приехала в совхоз после института года четыре назад. Боровчане удивились, что муж и жена живут под разными фамилиями, но потом привыкли. И мало кто подумал, что этот вроде бы незначительный внешне факт некоторым образом выражал характеры в общем дружных, любящих друг друга людей. А характеры были разные. Так, например, если один из супругов высказывал по какому-либо поводу свое мнение, другой незамедлительно противоречил ему и старался во что бы то ни стало утвердить свою правоту. Даже внешне они выглядели разными: маленький, тщедушный Челпанов рядом с дородной супругой Яшиной казался всего лишь неким приложением к ней. Несмотря на это, он обладал более сильным характером, и его стремление возражать супруге было неукротимым.

У них имелось трое мальчиков. Живые, озорные, они бегали по селу, проказничали, и боровчане окрестили их «Яшины-Челпановы огольцы».

Супруги умолкли. Они сделали свое дело: одна сказала, другой возразил. Но дальше эту тему стал развивать главбух Ступников.

— Всему виной образованность, — произнес он категорически. — Именно! Надо смотреть правде в глаза. Окончил молодой человек школу — ему уже зазорно жить в родном селе, вкалывать на полях и фермах. Ему подавай институт, университет, акадэмию (он сделал ударение на «э»). Ну, на худой конец, какое-нибудь училище. Он желает стать классным специалистом, интеллектуалом, кандидатом каких-нибудь наук, хочет жить в городских апартаментах. Он пуще всего боится, чтобы про него говорили: «он из деревни». А что деревня? Вся Россия-матушка вышла из нее. Испокон веку город черпал здесь силы и людей. И еще скажу: вот прежде, до революции, были белая кость и черная кость. Белая не работала, а только управляла и пользовалась всеми привилегиями. Но ее, белой кости, было в общем немного. А черная кость — все остальное население — работала ручками, ручками! Пахала землю, возила навоз, косила сено, пасла и доила коров. Теперь черной кости у нас вроде нет, осталась одна белая. Вот в городе, говорят, в больницах некому горшки выносить из палат, санитарок нету. Одни медицинские светила. А уборщиц в иные учреждения, чтобы полы подмести да ковры пропылесосить, агитируют с цветами, чуть ли не с духовым оркестром. Во, брат, дожили! Простую физическую работу никто не желает выполнять, потому как осталась белая кость, а черной нету. Все с образованием и с… претензиями.

Ступников, мужчина средних лет, рябоватый и длинноносый, произнеся эту тираду, разволновался, на щеках у него пятнами выступил румянец, и обычно серые холодные глаза негодующе засверкали. Выслушав его довольно консервативное суждение о «белой» и «черной» кости, Степан Артемьевич расхохотался от души. А Новинцев нахмурился и счел нужным поправить главбуха.

— Дремучее невежество, — сказал он. — Вы, товарищ Ступников, мыслите устаревшими категориями. В вас заговорил деревенский мещанин. Разве образованность — не великое достижение общества? Тут дело совсем в другом.

— В чем же, по-вашему? — глаза у Ступникова загорелись, как у заядлого спорщика. — Надо резать правду-матку!

— Ваша правда однобока. Вы смотрите только со своей колокольни, — продолжал Новинцев. — Дело вовсе не в том, что они не хотят, как вы говорите, выполнять простую физическую работу. Неужели вам не ясно: на промышленных предприятиях и стройках хорошо отлажены производство и быт. А у нас эти условия мало чем отличаются от тех, что были и десять, и двадцать лет назад, за небольшим исключением. Когда мы поставим хозяйство на современный уровень и построим хорошие жилые дома, клубы и прочее, люди, наоборот, станут приезжать к нам.

— Хорошо бы! — сухо проговорил Ступников. — Только когда это будет?

— В передовых хозяйствах страны дело обстоит именно так.

Лисицын вернул сослуживцев к тому, ради чего собрались:

— Ладно, давайте конкретно. Вы поддерживаете мое предложение?

Его поддержали все, кроме Новинцева, который стоял на своем: нельзя замахиваться на личную собственность. Лисицыным же руководило то, что ежегодные летние наезды «наследных принцев», как их называли в Борке, их праздное времяпрепровождение привносили в трудовую совхозную жизнь некоторый разлад и отрицательно влияли на дисциплину.

Когда все разошлись и Лисицын с Новинцевым остались вдвоем, Иван Васильевич сказал:

— Затея твоя с этими избами все-таки зряшная. Нам надо вести новое строительство. В районе тебя не поддержат, и ты окажешься в неловком положении.

— Посмотрим! — упрямо стоял на своем Лисицын. — Пойми, Иван Васильевич, что эти пустующие избы и дачники у меня как бельмо на глазу. Пора с этим покончить. Пусть себе строят дачи в других местах и отдыхают в свое удовольствие. Совхозная земля не для этого. Новое надо, но ведь и старое еще пригодится. Я собираюсь дать заявку о найме рабочих со стороны. Приедут люди — где разместим? Ну, несколько семей устроим, а если больше?

— Наивный ты человек. Кто приедет к нам работать по найму?

Лисицын все-таки поступил по-своему, отправился в районный центр за поддержкой.

…ГАЗ-69 резво мчался по большаку. Дожди кончились, дорога подсохла, и за машиной оставался пыльный шлейф. Было ясно, солнечно и сухо. Это благотворно действовало на Степана Артемьевича, который строил в пути далеко идущие планы.

Но парторг оказался прав. Лисицын там не получил добро, да и сам понял, что, оказывается, не очень продумал свое решение.

В сельскохозяйственном управлении ему сказали, что никаких денег на покупку частных домов выделить не могут. Однако начальник управления, видя огорчение Лисицына, счел нужным заметить, что директор совхоза является распорядителем кредитов и при известной находчивости может выйти из положения. Это было сказано в виде намека: дескать, ты хозяин, тебе и карты в руки.