Там никого не было. В широкие окна заглядывало солнце, его лучи сочными мазками ложились на свежевымытый пол. На столе раскинут исписанный плакатными перьями лист полуватмана. «Валентина-таки поработала вчера. Молодчина!» — одобрил он старания библиотекаря.
Это был план лектория на квартал. Владислав вспомнил, как вчера Журавлев с неприступно строгим видом велел его вывесить в понедельник на самом видном месте.
Галя вернулась в Петровку, заглянула в клуб и, увидев план, вывешенный в фойе, одобрительно сказала:
— Дела идут на лад. Лед тронулся!
— Десятого и двадцатого числа каждого месяца — лекционные дни, — уверенным тоном обнадежил ее Чижов. — А где Штихель?
— Он уехал в колхоз «Красный партизан». Мы расстались на большаке… У околицы, — вспомнила Галя нужное слово и улыбнулась. — Он проголосовал встречному грузовику и уехал.
— Понравилось вам в Лебяжке?
— Да, хорошо там. Природа чудесная. Только в ней пусто. Люди не живут, одни старушки.
Чижов снисходительно улыбнулся и сказал:
— Старушки тоже люди. Мы теперь ориентируемся на единый хозяйственный и культурно-бытовой центр здесь, в Петровке. Прежней разбросанности карликовых деревень надо положить конец. Лебяжка — это уже прошлое.
— Вы сказали нечто новое для меня, — отозвалась Галя.
— Приезжайте к нам почаще, увидите, как все переменится.
— Хорошо. Постараюсь.
Видя, что Ишимова собралась уезжать в Васильково, Чижов стал к ней подчеркнуто внимателен. Сводил в столовку, накормил на дорогу обедом, организовал машину и тепло попрощался с референтом.
…Опять дорога полями, перелесками, дремучим бором. В Грязях грузовик, в кабине которого ехала Галя, конечно, забуксовал, и шофер, чертыхаясь вполголоса, чтобы не расслышала пассажирка, рубил топором еловый лапник, собирал чурки, доски, выбитые из колеи предыдущими машинами, совал все это под скаты. Потом садился за руль, отчаянно газовал и все же выбрался из топкого места. Водитель на этот раз попался молчаливый, он только крутил баранку, изредка курил и что-то бормотал себе под нос.
Отдохнув с дороги в гостинице, Галя оставшееся время посвятила встречам с районными работниками, прочла лекцию в Доме культуры и собралась ехать домой.
Поезд должен прибыть через полчаса. На маленькой станции Сергунино, на перроне, в его ожидании скучали редкие пассажиры. На лужайке перед вокзалом бродили куры, опекаемые большим белым петухом с роскошным малиновым гребнем. Петух ходил возле них бочком, косил на кур настороженным круглым глазом, время от времени мощно взмахивал крыльями и кричал свое «ку-ка-ре-ку». В окно служебного помещения было видно, как возле своих аппаратов сидел дежурный по станции. Два рабочих-железнодорожника в брезентовых робах и желтых жилетах курили на скамейке и сетовали меж собой на плохой урожай грибов нынешним летом.
Галя пошла вдоль путей к полосатому шлагбауму у переезда, чтобы скоротать время.
Солнце спряталось, его прихватило краем надвинувшееся облако. Галя посмотрела в небо и ощутила на лице капли дождя. Побежал ветер, дождик усилился, его косые нитки секли листья ольхи под насыпью, и они вздрагивали от ударов. Галя хотела повернуть к станции и там спрятаться от дождя. Но он тотчас убежал дальше. Теперь на болотистом лугу за железнодорожным полотном ветер тормошил кусты, и мутная сетка дождя явственно различалась там. Галя утерла лицо платком и ощутила тепло на плечах. Луч солнца внезапно ослепил ее, оно как бы выскочило из тучи, будто живое. В небе вспыхнула радуга, охватившая большой аркой заболоченный луг с кустами и дальний ельник. Радуга сияла всеми цветами, словно прочерченная тонкой кистью ловкого художника, она вслед за косым дождем плыла над путями, над лугом, над перелесками.
Галя полюбовалась радугой и пошла к станции навстречу приближающемуся поезду.
1970–1980