Открылась дверь, и вошла Анули — очень бледная. Улыбаясь через силу, приветствовала гостей, поцеловалась с Тамар и Тарашем, поздоровалась с Каролиной, которая с трудом ее узнала.

Анули возмужала, располнела. Стриженые волосы в беспорядке падали ей на щеки. Не очень чистые бретельки виднелись в глубоком вырезе батистовой блузки. Вокруг шеи обозначилась двойная складка. В углах глаз, когда она улыбалась, собирались морщинки.

Армадар, встревоженная бледностью Анули, спросила, что с ней.

Оказалось, что Анули исключили из медицинского института. Эта весть сначала даже обрадовала Армадар (она знала, что и Ношревану это будет приятно). Но, подумав, старушка поняла, что Анули не примирится с этим так легко. Задумалась и расстроилась.

Анули налила себе остывшего чаю. Тамар подсела к школьной подруге, с которой не виделась целых три года. То серьезно, то шутливо, на «особом» школьном языке стали они рассказывать друг другу новости и вспоминать старое.

«Шайтан-капитан» откланялся.

«Князь Шакро» продолжал азартно играть. Он хотел устроить своему противнику марс.[43]

— Шаш-се, чтоб тебя! — орал он на кости так зычно, как наш крестьянин орет на заартачившегося быка.

Каролина также собралась уходить. Встала и Тамар, но Анули, схватив ее за руку, усадила на место.

— Оставайся у нас ночевать, — упрашивала она. Тарашу это было неприятно. Анули не нравилась ему, он не хотел, чтобы Тамар провела у нее хоть одну ночь. Но, ничего не сказав, встал, чтобы проводить Каролину.

Когда Тараш и Каролина поравнялись с местом, где раньше был дворец царицы Дарьи, с мечети шаха Исмаила на Шайтан-базаре донесся пронзительный голос моллы.

Неприятная дрожь пробежала по телу Тараша. Он взял под руку Каролину и тесно прижал ее к себе.

Некоторое время оба молчали. По улице, пошатываясь, шел пьяный и что-то бормотал себе под нос. Поскользнувшись в темноте, упал.

В ночной тишине раздавались шаги запоздавших путников.

— Странное было у меня чувство сегодня вечером, — сказал Тараш. — У Ношревана из кармана выпала его карточка. Я поднял ее, взглянул. Представилось мне, что вижу лицо мертвеца. Это случается со мной второй раз в жизни.

Однажды, в бытность мою в Риме, ч получил от своего парижского приятеля его портрет, снятый в Ницце, на берегу моря. Посмотрел на портрет и вздрогнул. «Дни этого человека сочтены», — подумал я. Не прошло недели, как мать его сообщила мне о скоропостижной смерти сына.

Вот увидите, Ношревану Парджаниани не долго жить.

— Почему вы так думаете? — спросила Каролина.

— Это необъяснимо. Подсказывает сердце, а почему, — не знаю.

Опять помолчали.

— Скажу вам больше: мне тоже не суждено долго прожить. У меня такое ощущение, будто я и не жив и не мертв. Знаю: дни мои сочтены.

Каролина посмотрела на него.

— Вы суеверны, оттого вам все представляется в мрачном свете. Работаете по ночам, вот от переутомления и происходит это.

— Суеверен? Может быть. Так воспитали меня Кац Звамбая и моя кормилица Хатуна. Что могли этому противопоставить профессора Сорбонны? Сердце простолюдина знает больше, чем мудрейшие из мудрецов.

На усыпанном звездами небе, над высоким обрывом вырисовывался черный силуэт Метехи.

Тараш рассказал миф об основании Тбилиси.

— Ни один город классического мира не имеет такого красивого предания о своем рождении.

Вахтанг Горгасал, основатель Тбилиси, был страстным охотником. По словам летописца, он верхом настигал оленя. Поймав, взваливал его себе на плечи и поднимал на Зедазенскую гору.

Как раз в этих местах, где мы сейчас проходим, охотился однажды Вахтанг с ястребом. Погнавшись за фазаном, ястреб исчез в лесной чаще. Долго искал его Горгасал и набрел на горячий источник, бьющий из скалы. В нем он нашел сварившимися и ястреба, и фазана, И на том месте он якобы основал город.

Вот об этих серных источниках говорится в легенде, — и Тараш рукой показал Каролине на баню Орбелиани.

В переулках бродили фруктовщики; прислонясь к стене, вполголоса беседовали меж собой. Сладко журчала иранская речь.

Из полуосвещенного подвала доносился щемящий сердце напев баяти.[44]

Споткнувшись в темноте о булыжник, Каролина схватила Тараша за руку. Неожиданно спросила:

— Есть ли у Тбилиси свой герб?

— Какой герб?

— Ну, как у Рима волчица или у Берлина — медведь?

— Есть, конечно. Олень.

Когда они подходили к гостинице, городские часы пробили двенадцать.

Тараш остановился и долго смотрел на свои ручные часы.

— Что вы смотрите?

— Считаю пульс Тбилиси. За, пять минут по проспекту Руставели прошло двадцать легковых авто и прошло бы в два раза больше грузовиков, если бы им не запрещали ездить по проспекту. Тбилиси постепенно вступает в семью больших городов.

Тараш довел Каролину до подъезда гостиницы и попрощался с ней.

БЕССОННАЯ НОЧЬ

Тетушка Армадар долго воевала со своими кошками. Стучала палкой, бранила, упрекала в неблагодарности. Ее голос доносился до Тамар и Анули.

Ношреван шумно полоскал горло, потом стал снимать сапоги, расшатанное кресло скрипело под ним.

Наконец все стихло. Только тикали стенные часы.

Анули еще не окончила своей исповеди.

Три года разлуки — немалый срок для подруг, когда-то очень близких.

Анули сильно изменилась за эти годы. Ее развязная речь неприятно поразила Тамар.

— Какое у тебя девичье тело, дорогая! Неужели до сих пор ты еще не жила с мужчиной?

Тамар покоробил этот вопрос.

Она покраснела.

Солгала.

— Ты прозеваешь свою жизнь, дурочка ты этакая! Недаром наши мальчики называли тебя недотрогой. Помнишь, как Арзакан прозвал тебя монашкой? Похоже, что ты и сейчас осталась монашкой, а?

Анули заглянула в глаза Тамар. Казалось, она хотела взглядом проникнуть в ее сердечные тайны.

— Кстати, как твой роман с Арзаканом? — спросила она неожиданно, после короткой паузы.

Тамар смутилась.

— Кто тебе сказал? Я и Арзакан?.. Какой роман?..

— Ты всегда была такой скрытной. Как это «кто сказал»? Позавчера приехал из Абхазии Шелегиа. Ты помнишь его? Он учился с нами в восьмой группе, мы еще называли его головастиком. Подожди, дай припомнить, как его звали…

— Шелегиа звали! Нодаром.

— Да, да, Нодар! Веснушчатый такой, высокий парень. Женился на Дадиани. Говоря между нами, эта Лили и раньше не была недотрогой, понимаешь?.. Жила со своими учителями, потому и кончила школу…

Помолчав, продолжала:

— Ну и что же? Она оказалась умнее нас всех. Она уже вышла замуж, у ее мужа двухэтажный дом, собственная машина и большая практика. Лето она проводит в Кисловодске, осень — в Гагра. Муж работает как вол. А у Лили каждый сезон новый поклонник и еще один постоянный, почти официальный, — ездит с ее мужем на охоту. Этим летом они все трое были в Гагра.

— Что же сказал Шелегиа? — осторожно спросила Тамар.

— Вчера я встретилась с ним в клинике. Говорит: «На днях приедут Тамар и Арзакан, вместе. Оба выбрали медицинский факультет. Хорошо, когда и профессия объединяет мужа и жену».

— Да, но я вовсе не собираюсь выходить за Арзакана.

— Ты что, не можешь отделаться от княжеской фанаберии? Совсем как моя мать.

— При чем тут фанаберия, Анули? Я выйду замуж только по любви.

— Ну, знаешь ли, все эти басни о любви наболтали нам романисты. В одном я согласна с матерью: лишь неразумные девушки ждут любви, чтобы выйти замуж. Голодающие влюбленные в конце концов возненавидят друг друга.

Для любви, Тамар, необходим комфорт. Довольно с меня бедности, не хочу я погибать под развалинами нашей семьи. Жизни я хочу, радостной жизни. А любовь… любовь придет потом.

Манджгаладзе мне совсем не нравится, я уже тебе говорила. Но с ним я буду обеспечена. А что мог бы мне дать Джорджадзе, если бы я пошла за него?