Вдруг он вздохнул и сказал:

— Я должен тебе еще одно извинение.

Он выпустил ее и отстранился, избавляя от давления своего тела. Выходя, он произнес:

— Я принесу тебе какую-нибудь одежду. Подумай о том, чтобы принять душ, восстанови дыхание, а позже мы поговорим, — сделав паузу, он добавил, — Не покидай эту комнату, — после чего спокойно закрыл дверь.

Рыдая, она соскользнула на пол ванной и съежилась в побежденный комок. Сперва все, на что она оказалась способна — это дрожать и всхлипывать. Через некоторое время ее темперамент возродился и выразился в бессловесном вопле. Она проплакала еще некоторое время, потом, наконец, села, вытерла лицо клочками блузы и прокричала в дверь:

— Ты ублюдок! — после чего выругалась и почувствовала себя немного лучше.

Глаза опухли, нос был забит, но она чувствовала себя достаточно спокойной, чтобы стоять, хотя со штанами, болтающимися вокруг коленей, это было нелегко. Унижение вызвало прилив стыда, но не было никакого смысла вновь натягивать их. Вместо этого она полностью разделась и стояла там в удивительной нерешительности.

Предложение принять душ, как она обнаружила, было всего лишь предложением. Если она не хотела, то могла этого не делать. Если бы захотела, то могла долго размокать в наполненной ванной. Ее вовсе не заставляли купаться, и хотя это тоже был вариант, она сразу отвергла его.

Принять ванну вряд ли было хорошим решением, потому что тогда она закончит купание, сидя в грязной воде. Долгий, очень долгий горячий душ был единственным способом отмыться.

В душевой кабинке не было двери. Вход был вырезан в каменной стене и вел мимо встроенной полки со сложенными толстыми, медно-красными полотенцами к трем ступенькам, ведущим вниз в душевую кабину площадью примерно два квадратных метра с множеством душевых отверстий. Краны были встроены так, чтобы до них с легкостью можно было дотянуться, и когда она повернула ручку, струи воды забили из трех стен и с потолка. Она подождала, пока не почувствовала тепло от пара, поднимающегося к ее лицу, а затем ступила под воду.

Концентрация на мытье и ни на чем больше дала ее нервам столь необходимую передышку. Горячая вода, стекающая по телу, была успокаивающим, пульсирующим массажем. Она вымылась и сполоснулась, затем сделала это снова, снова и снова, пока волосы не стали чистыми и не распутались. Она намылилась, растерлась ароматным гелем для ванны и обнаружила, что это не удалило даже половину сажи и грязи. Результаты от другого очистителя оказались не намного лучше, поэтому она переключилась обратно к шампуню; он помог ее волосам, значит должен помочь и коже.

Наконец она поняла, что простояла под душем так долго, что кончики пальцев сморщились и горячая вода давно должна была закончиться, хотя это не произошло, но она почувствовала, что с нее достаточно. Она была пропитана водой. Лорна с сожалением повернула краны, и пульсирующие потоки исчезли так внезапно, будто были втянуты обратно в душевые отверстия. До ушей доносились только звуки работающего наверху вентиля и стекающей в канализацию воды.

Она не включала вентиль. Если он не включался автоматически, когда уровень влажности достигал определенного предела, значит Рейнтри возвращался в ванну и включил его.

Лорна поспешно преодолела три ступеньки, захватила одно из пушистых полотенец и обернула его вокруг себя, затем взяла еще одно и закрутила на голове тюрбан. Повернув, она двинулась дальше, пока не оказалась в основной части ванной. Зеркальная стена за сдвоенными раковинами отбрасывала ее отражение, и оно было единственным. Сейчас она была одна. Но сложенная на табурете плотная махровая одежда, доказывала, что он был здесь.

Лорна уставилась в зеркало. Она выглядела бледной даже для самой себя. Натянутая на скулах кожа придавала ей застывшее, потрясенное выражение.

Что ж, правильно. Она и чувствовала себя застывшей и потрясенной.

Он сказал ей не покидать ванную. Она была настолько душевно усталой, что даже не стала ничего проверять. Поэтому не знала, было ли это еще одним его предложением или являлось очередным необъяснимым мысленным приказом, которым она не могла сопротивляться. Сейчас не имело никакого значения, было ли это предложением или приказом. Она радовалась возможности остаться здесь, где не существовало ничего более сложного, чем сушка волос.

Порывшись в ящиках туалетного столика, она обнаружила ароматный лосьон, а так же фен и расческу, и это было все, в чем она сейчас нуждалась. Шампунь стянул ее чувствительную кожу, поэтому она натерлась лосьоном всюду, куда смогла дотянуться, после чего приступила к сушке волос.

Взмахи расческой становились все медленнее и медленнее. Руки дрожали от усталости. Она была рада, что ее волосы по большей части были прямыми и имели хорошую форму, потому что любая попытка уложить их была выше ее сил. Лорна лишь хотела, чтобы ее волосы высохли, прежде чем она окончательно лишится энергии.

Справившись с этой рутинной работой, она надела халат, который, очевидно, принадлежал ему; рукава на несколько сантиметров свисали ниже кончиков пальцев, а подол почти достигал пола. Забавно, промелькнула у нее смутная мысль, он не походил на типа, носящего подобную одежду.

После этого она стала ждать, покачиваясь на ногах и дергая голыми пальцами пушистый коврик. Она, по меньшей мере, могла бы открыть дверь, но не имела ни малейшего желания прилагать усилия к тому, чтобы встретиться с ним лицом к лицу или убедиться, что даже с открытой дверью остается узницей этой комнаты. У нее достаточно времени. Достаточно времени, чтобы привлечь внимание врага.

Он сказал, они поговорят потом. Она не хотела разговаривать с ним. Ей нечего было сказать ему, избежав при этом большого количества непристойностей. Все, чего она желала, это уйти... что ж, ну конечно, не домой, потому что в этом смысле у нее не было дома. Она хотела вернуться туда, где она остановилась, туда, где осталась ее одежда. Это для нее было достаточно близко к понятию дома. Прямо сейчас она лишь хотела уснуть в привычной кровати.

Дверь открылась без предупреждения, и в ней показался он, высокий и широкоплечий, полный жизни, как будто эта ночь не была длинной и травмирующей. Он тоже принял душ; его все еще влажные чуть длинноватые темные волосы были зачесаны назад, открывая каждую сильную, слегка экзотическую линию его лица. К тому же он побрился; его лицо имело свежевыбритый вид.

На нем были мягкие пижамные штаны… и ничего больше. Даже улыбки.

Его проницательный взгляд прошелся по ее лицу, отмечая бледный, крайне изможденный вид.

— Мы поговорим утром. Сомневаюсь, что ты сможешь сейчас сформулировать связное предложение. Пошли, я покажу тебе твою комнату.

Она отпрянула, и он взглянул на нее с бесстрастным выражением на лице.

— Твою комнату, — подчеркнул он. — Не мою. Я не приказываю, но в случае необходимости сделаю это. Не думаю, что ты нашла бы сон в ванной удобным.

Она достаточно взбодрилась, чтобы резко возразить:

— Ты должен будешь приказать в любом случае, иначе я не смогу покинуть ванную.

Она решила, что его команда не выходить из ванной, означала краткое блокирование ее воли, и последовавшая с его стороны вспышка раздражения, доказала ее правоту.

— Иди за мной, — коротко приказал он, выпуская ее из ванной, но приговаривая следовать за собой, подобно утенку.

Он привел ее в просторную спальню с двухметровыми окнами, через которые открывался вид на искрящийся неоновыми огнями Рено.

— Уборная там, — сказал он, указывая на дверь. — Ты в безопасности. Я тебя не побеспокою. Не обижу тебя. Не покидай эту комнату. — С этим он закрыл за собой дверь, оставив ее в тускло освещенной спальне.

Он не забыл прилепить этот последний приговор, черт его побери, хотя сейчас она не чувствовала себя способной на побег. В данный момент она была способна только забраться в очень большую кровать, даже не снимая безразмерной одежды. Она свернулась под простыней и пуховым одеялом, но все еще чувствовала себя слишком незащищенной, поэтому натянула простыню на голову и заснула.