Эти новые похороны И. В. Сталин комментировать никак не стал. Не до того ему было в августе 41-го.

Где-то в запасниках петербургской Кунсткамеры хранится экспонат, на вид не особенно-то и замечательный. Не поражающий воображение, в отличие от прочих тамошних заспиртованных уродцев. Вот какой: довольно увесистый мешок, заполненный зубами. Самые обыкновенные человеческие зубы, никаких причудливых мутаций: потемневшие от времени, многие с глубокими кариесами…

Отчего же столь заурядные детали человеческого организма угодили на хранение в музей? Да еще в таком количестве?

Все очень просто: зубы-то обычные, да вот зубодер, приложивший в свое время к ним руку, был далеко не зауряден, – император Петр Первый, не больше и не меньше.

Дело в том, что когда в конце семнадцатого века русское Великое посольство неторопливо двигалось от одной европейской столицы к другой, с кем-то из послов случилась неприятность – прихватила зубная боль, да так, что дипломатия сразу стала бедолаге глубоко безразлична. Страдальца тут же к дантисту, к местному, к голландскому. По другой версии, случилась та история не в Голландии, а в Англии, что в принципе неважно. Важно другое – присутствовавший при сем юный царь Петр так вдохновился увиденным, что немедленно потребовал: научите-ка и меня прогрессивной европейской стоматологии!

Высокому гостю отказать постеснялись. Даже не намекнули, что полный курс наук о зубных болезнях не один семестр занимает… И первичные, самые элементарные навыки фельдшера-зубодера за несколько часов царь-реформатор получил, на горе своим приближенным. Врачевать он их начал незамедлительно, и продолжал драть зубы всем страждущим, подвернувшимся под руку, много лет, до самой своей смерти (вырванные зубы, неизвестно для какой надобности, бережно сохранял).

Понятное дело, «птенцы гнезда Петрова» быстренько сообразили, что к чему, и начали избегать не только жалоб на зубную боль – даже руку к щеке со страдальческим видом не прикладывали, во избежание. А то вырвет коронованный дантист-недоучка не больной, а соседний здоровый зуб, – куда пойдешь жаловаться?

В общем, свита царя зубную боль, буде та случалась, терпела, но виду не подавала. А вот люди новые, не знающие о монаршем хобби, попадались. Курс лечения прописывался и исполнялся тут же, не сходя с места, – повсюду за самодержцем следовал слуга с надлежащим комплектом инструментария.

Кстати, версия о том, что пристрастился Петр Алексеевич к своим зубодерным забавам на Британских островах, по зрелому размышлению представляется неубедительной. Дело в том, что английские дантисты в те времена практиковали простой, но крайне эффективный метод обезболивания – без затей пихали в ухо пациенту кончик докрасна раскаленного железного прута. Зубы и уши, как известно, связаны троичным нервом – и ошалевший от новой боли мученик про прежнюю забывал мгновенно.

Так вот, применение Петром британской анестезии историки не отмечают. А уж он бы не постеснялся, будьте уверены. И попробуй откажись…

Надо сказать, что про обезболивание, применяемое зубными врачами тех времен, вообще без содрогания читать невозможно. Напоить пациента до полусмерти, как делали в Голландии, – это еще самый мягкий и щадящий метод. Были способы и покруче… Например, в Испании сдавливали сосуды шеи до тех пор, пока клиент не приходил в нужное для дантиста – бессознательное – состояние. На севере Европы, в Скандинавии, практиковали обильные кровопускания, служившие той же цели. С простонародьем вообще не церемонились: в Германии всенепременной принадлежностью зубодера была киянка, то есть деревянная колотушка, – тюк по темечку, и копайся во рту без риска лишиться пальцев.

Хотя весьма эффективный анестетик, эфир, между прочим, был изобретен алхимиками очень давно, около 1200 года. И еще в 1540 году знаменитый Парацельс подробно описал его обезболивающие свойства и возможное применение в медицинской практике. Но консервативные стоматологи упрямо предпочитали свои колотушки и раскаленные прутки. Лишь в середине девятнадцатого века наметился глобальный прорыв: в 1846 для зубной анестезии начали использовать эфир (в Англии), на два года раньше в США – закись азота, так называемый веселящий газ; в 1847 году шотландские врачи впервые применили хлороформный наркоз.

Но и здесь не обошлось без накладок. Открытый в 1859 году кокаин к 80-м годам девятнадцатого века уверенно вытеснил все прочие анестетики: дешевый, безотказный, удобный в применении – если пациент (например, ребенок) боится инъекций, достаточно просто втереть порошок в десну… Правда, с годами проявился нежелательный побочный результат: к началу двадцатого века среди просвещенной части общества что в России, что в Европе и США, наблюдался повальный кокаинизм. Неинтеллигентные сословия сей бич эпохи затронул мало, пролетариев и крестьян зубодеры врачевали по старинке: деревянной колотушкой…

Однако же Петр Первый, повторюсь, работал в старой доброй голландской традиции: чарка водки из царских рук, вот и вся анестезия.

Но зубы – полбеды. Пережить потерю одного-другого можно. Так ведь Петр свой интерес к медицинским проблемам стоматологией не ограничил. К терапии, фармакологии и тому подобным дисциплинам царя не тянуло, там и в самом деле долго и скучно учиться надо. А вот хирургия – это по-нашему. Раз, два, отрезал, зашил…

В общем, обучение повторилось по той же методе: короткий инструктаж, присутствие на нескольких операциях, приобретенный набор инструментов… Но с пациентами дело обстояло сложнее. Нуждающиеся в операции люди лежали по своим домам или по богадельням, и при царском дворе не появлялись.

Однако и тут Петру Первому порой удавалось поживиться. Например, однажды он успешно излечил хирургическими методами от водянки супругу голландского купца Борста – сделал прокол, выпустил чуть ли не ведро жидкости. Купец был благодарен безмерно… Правда, жена его все-таки умерла, немного подпортив медицинский триумф царя-реформатора. Петр на неблагодарную женщину не обиделся, и даже в точности исполнил неписанное правило врачей того времени: на похоронах шествовал за гробом пациентки.

Не брезговал монарх и патологоанатомией. Учредив в 1706 году первый в России анатомический театр, неоднократно своею царственной рукой резал там трупы. Однажды Петр Алексеевич даже приказал не вскрывать тело придворного пажа, случайно утонувшего в Неве, подождать, пока он, император, разберется со срочными государственными делами, – очень, дескать, любопытственно заглянуть внутрь утопленника.

А вот интересно: если бы кто-то из современных государственных деятелей, или даже простых граждан, имел бы такое экстравагантное хобби, как бы его назвали? Маньяком, не иначе…

Однако, хоть Петр Алексеевич и считал себя знатоком в медицинских науках, но самолечением предусмотрительно не занимался. Держал, как и полагается, при своей особе лейб-медика.

И вот тут появляется он, главный герой этой истории. Знакомьтесь: Лаврентий Лаврентьевич (он же Роберт Лауренс) Блюментрост, доктор медицинских наук, личный врач Петра Великого. Как можно понять по фамилии, происходил Блюментрост из немцев, но немцев уже несколько обрусевших – в Россию переехал еще отец нашего героя, тоже доктор медицины – Лаврентий Блюментрост-старший. Переехал и сделал недурную карьеру – стал придворным медиком царя Алексея Михайловича, а по совместительству руководил Аптекарским приказом.

Блюментросту-младшему напрямую унаследовать отцовскую должность не удалось – родившийся в 1692 году, был он слишком молод. Юного Лаврентия надолго отправили в Европу, учиться врачебному делу, набираться опыта, стажироваться у медицинских светил того времени.