Кстати, фамилию молдавского корреспондента осторожнейший Полевой не назвал, история с душком, в те годы и за меньшее людей сажали…

Но интересно здесь другое: даже спустя тридцать лет немцы старшего поколения еще очень хорошо помнили невероятную, по их понятиям, щедрость прежних бессарабских землевладельцев…

Но вернемся к рубежу веков.

Не только в Европе спускали денежки бессарабские латифундисты. Кишинев, центр края, тоже был отнюдь не сонным провинциальным городком. Светская жизнь била ключом: по ярко освещенным электричеством улицам катили авто, курсируя между театрами, клубами и ночными ресторанами – а в ресторанах настоящая французская кухня, омары и устрицы, и шеф-повара с метрдотелями вполне парижского происхождения; лучшие европейские примадонны считали за счастье гастроли на кишиневской сцене, зная щедрость богатой местной публики; самые элитные ювелирные фирмы открывали шикарные салоны и магазины с самыми дорогими изделиями – и никогда не жаловались на недостаток покупателей…

Ну и чисто так, к слову, заметим, что бессарабским крестьянам, живущим в глиняных мазанках, и хлеб и кашу заменяла исключительно мамалыга, а мясо было для них практически недоступным лакомством…

А теперь, обрисовав легкими штрихами место будущего действия, вернемся к нашему главному герою.

Григорий Иванович Котовский происходил отнюдь не из рабочих или крестьян, голодать и мерзнуть ему в детстве не приходилось. Хотя советские историки долгое время без тени сомнения писали: происхождение у будущего героя – самое пролетарское.

Начало дезинформации положил сам герой в одной из своих автобиографий. Поскромничал, назвавшись сыном механика винокуренного завода.

На самом деле отец, Иван Николаевич, был не механиком – работал и впрямь на винокуренном заводе, но мастером, а затем и управляющим. Причем происхождение имел вполне дворянское, хоть и принадлежал к обедневшему роду польской шляхты.

Существовала в те годы в Бессарабии тонкая прослойка наемных работников, – на современном языке их назвали бы «топ-менеджерами» – оплата и условия жизни которых зачастую превосходили достаток захудалых помещиков средней России.

Управляющие огромных поместий и специалисты по сложной для тех времен иностранной технике, руководящие винными и сахарными заводами, маслобойнями и табачными фабриками, – теоретически, по определению Маркса, они являлись чистейшей воды пролетариями, поскольку не владели тем, на чем трудились и работали за жалованье. Но с такими пролетариями революцию не затеешь, слишком они дорожили своими местами: кроме оклада жалованья, имелась и возможность неплохо поживиться за хозяйский счет…

В рядах этой весьма узкой и замкнутой касты «профессиональных менеджеров» и появился на свет Гриша Котовский 12 июля 1881 года, в местечке Ганчешты, Кишиневского уезда Бессарабии. В написанных позже автобиографиях, он, кстати, будет открещиваться не только от социального происхождения, но и от возраста – то укажет год рождения 1887, а то даже 1888-й… Не то перед женщинами молодился, не то намекал, что в грабежах 1901 и 1902 годов не мог участвовать по малолетству…

Отца Котовский лишился в раннем детстве, и на дальнейшую карьеру Гриши тот никак не повлиял. В отличие от бывшего работодателя Котовского-старшего, – вельможи и богатейшего (даже по бессарабским меркам) землевладельца, князя Манук-бея, происходившего из турецкого рода, много поколений назад перешедшего на службу Российской империи.

Будущий красный командир буквально вырос в доме, точнее, во дворце князя, играя с его отпрысками и возвращаясь домой только ночевать. И за счет Манук-бея же получил вполне приличное начальное образование. Французским, к примеру, Гриша владел свободно (по другим свидетельствам – с трудом, но все же объяснялся; впрочем, подобные нестыковки в разных изложениях истории нашего героя перестают удивлять очень быстро).

Советские биографы будущего комкора утверждают, что именно там, в княжеском дворце, Котовский набрался классовой ненависти к эксплуататорам. Там же, надо полагать, среди чуждой и враждебной роскоши, зародилась и легендарная скромность Григория Ивановича.

Не похоже, не похоже… Судя по последовавшим событиям, набрался там юный Гриша всего лишь желания тоже пожить такой же красивой сладкой жизнью…

Любопытный момент: странное даже при бессарабской патриархальности нравов отношение князя Манук-бея к сыну своего умершего служащего. В конце концов, на князя работали тысячи людей, и многие на руководящих должностях, и умирали порой, и оставляли детей-сирот… Но золотой лотерейный билет отчего-то вытянул именно Гриша Котовский.

Падкие до дешевых сенсаций писаки могли бы заподозрить в отеческой любви старого вельможи намек на истинное происхождение Гриши… Но мы не будем рыться в грязном княжеском белье; отметим лишь, что очень богатые люди (причем богатые давно и надежно) вполне способны на филантропию без каких-либо корыстных намерений. Чего стоит один только пример Саввы Мамонтова, щедро привечавшего писателей и художников, а заодно, на беду себе и коллегам-эксплуататорам, и марксистов-ленинцев. Мог и Манук-бей без задней мысли участвовать в судьбе шустрого сына своего покойного подчиненного.

Когда юный Гриша подрос, встал вопрос о его дальнейшем жизненном пути. Первая попытка получить образование у Котовского не заладилась: обучаясь в Кишиневском реальном училище (за счет Манук-бея, разумеется) отличился он не прилежанием в науках, а прогулами, драками и хулиганскими проделками над учителями, – и был с позором исключен. А добиться исключения, согласитесь, при наличии богатого и могущественного покровителя, не так-то просто.

Князь шалости юного своего протеже близко к сердцу не принял, и посодействовал второй попытке получить образование, – помог поступить в Корокозенскую сельскохозяйственную школу, оплатив и обучение, и пансион за весь курс. Более того, после выпуска Котовскому было обещано обучение в Германии, на Высших сельскохозяйственных курсах, – а там готовили элиту управленцев, кадры для пополнения рядов менеджеров-управляющих самого высшего звена.

Перспективы разворачивались самые блистательные… И Гриша мигом позабыл и о драках с сокурсниками, и о том, как весело налить соляной кислоты в чернильницу преподавателя… Учился всерьез, без дураков, особенно налегая на агрономию и немецкий язык.

Путь перед протеже князя Манук-бея открывался прямой и ровный, как немецкая автострада. Но на двадцать году жизни – еще до Германии, в качестве выпускной практики от сельхозшколы – он был назначен управляющим огромной и богатой латифундии…

Казалось бы, живи и радуйся – сотни, а то и тысячи подчиненных зовут тебя Григорием Ивановичем и издали ломают шапку. А за плечами всего двадцать лет и перспективы впереди необозримые. Другие, дослужившись даже к исходу карьеры до того, с чего Гриша начал, успевали накопить за десяток лет вполне приличный капитал и встречали старость обеспеченными людьми, владельцами уже собственного поместьица, способного неплохо прокормить, и круглого счета в банке.

Но Гриша хотел много и сразу – в юности скромность в число его добродетелей, что бы там не писал много лет спустя т. Сталин, отнюдь не входила…

Хотя и это вполне объяснимо – нелегко заниматься изо дня в день урожайностью полей и сбытом продукции, наблюдая при этом, как хозяин приглашает дать один концерт труппу Кишиневской оперы в своем маленьком частном театре – и платит за это удовольствие заработок управляющего за три года службы. А после спектакля, за ужином из заморских деликатесов, видеть, как довольная актрисочка прикуривает от поднесенной услужливым хозяином зажженной купюры – за которую ему, управляющему, надо пахать две недели… И сознавать, что он, управляющий Григорий Котовский – царь и бог лишь для крестьян, другой жизни и не знающих, а перед истинными хозяевами этой страны он никто и ничто. И это – навсегда.