– Хотелось бы мне услышать историю вашей группы, битлов. Откуда вообще взялось такое название?
– Этого я не могу тебе сказать, – ответил Берти, но затем улыбнулся, – или, может, когда-нибудь расскажу. Зависит от тебя.
Голоса в соседней комнате. Бетани собирает Джинни в нашу рождественскую поездку. Я с Кристофером.
– Сколько у Христа было учеников? – спрашиваю я.
– Двенадцать.
– Хорошо!
Мы делаем успехи. Но результаты пока еще очень невелики. В гостях у Доктора все будут ожидать от Кристофера хоть каких-то познаний в Библии; возможно, ему даже придется состязаться с двоюродным братом Джоем. Бетани не любит, когда я экзаменую Кристофера, но это для его же блага. Не хочу, чтобы мой мальчик чувствовал себя неловко. Он меняет тему:
– Мисс Бриз действительно получит это в воскресенье утром?
Кристофер держит перед собой конверт. Он уже давно надоедает мне подобными вопросами; очевидно, он влюблен в свою учительницу.
– Дело в том, что на Рождество почту не доставляют. Вероятно, она получит его раньше.
– Да, но я хочу, чтобы она получила его в день Рождества.
– Извини, но дело обстоит именно так.
– Но он хотя бы не опоздает, нет? – Он с трудом сглатывает, откровенно расстроенный такой перспективой.
– Нет-нет-нет. Успокойся. Вот так. Если ты напишешь «Не вскрывать до Рождества» на конверте снаружи, все будет в порядке. Она все поймет!
Он улыбается и бежит искать ручку. Хорошо, что папочка – гений.
Помню, я в его возрасте тоже был влюблен в свою учительницу, но тогда это была мисс Оливер, хорошенькая молодая женщина лет двадцати с небольшим, и носила она по тогдашней моде коротенькие юбочки. Все наши мальчишки пытались заглянуть мисс Оливер под юбку. Мы дружно ломали голову, изобретали не слишком оригинальные методы и иногда ловили в награду глазами под юбкой промельк чего-то неопределенного – райских кущ, наверное. Теперь же мысль о Кристофере и старомодной пожилой мисс Бриз заставляет меня в изумлении покачать головой. Господи боже! Представления не имею, что происходит у него в голове.
– Я обещаю, Джинни, обещаю!
Напряженное молчание в соседней комнате. Я знаю, в чем дело. Бетани хочет упаковать Мистера Обезьянкина в чемодан, а Джинни хочет взять его с собой в салон. Это не пустяк: на пути сюда у нас в каждом аэропорту возникали проблемы на КПП; наши чемоданы тщательно обыскивали, в ручных вещах постоянно рылись. Мистера Обезьянкина пропускали через металлоискатель, переворачивали, щупали за задницу, давали нюхать собаке. Может, они думали, что игрушка может оказаться полна наркотиков или взрывчатки, не знаю, но, когда Джинни увидела, как ее Мистера Обезьянкина отдают полицейскому псу, она начала вопить. Мы устроили скандал. Тщательность проверки казалась излишней, и мы с Бетани попытались объяснить это сотрудникам службы безопасности, но ничего не добились; скорее, стало хуже. А когда Бетани совершенно напрасно сослалась на мою работу, заявив: «Послушайте, мы тоже работаем на правительство!» – это задело их за живое. Это надо было видеть. Они устроили показательное выступление за наш счет и скрупулезно проверяли туалетные принадлежности предмет за предметом, чтобы показать, что не хотят иметь ничего общего с теми, кто рассчитывает на особое отношение. Когда мы закончили наконец с этим, я сказал Бетани, что ей никогда больше не следует говорить подобных вещей, что я всего лишь контрактор и, помимо всего прочего, «ПостКо» требует от своих сотрудников осмотрительности. Когда меня брали на работу, об этом был особый разговор.
– Ну я-то не их сотрудник, – возразила она. – Что захочу, то и буду говорить! Такое отношение никуда не годится.
– Все не так просто.
– Да нет, именно так!
Получилось, что мы успели поругаться по поводу моей работы раньше, чем добрались до острова. Именно поэтому я сейчас держусь в стороне от сборов и не участвую в последнем раунде борьбы за Мистера Обезьянкина. Когда придет время, плясок и ужимок будет достаточно. Немного раньше Бетани сказала мне:
– Джордж, я рассчитываю, что дома на каникулах ты будешь хорошо себя вести.
Можно было подумать, что она обращается к кому-то из детей!
– И что, по-твоему, это значит?
– Сам знаешь. Здесь другие правила.
– Раньше я тебя не подводил, правда? А в этот раз мы справимся лучше. Как договорились.
– Конечно, – ответила она тогда. – Я на тебя рассчитываю.
Этот разговор вызвал у меня ощущение легкой тревоги. Неужели Бетани сумела как-то почувствовать характер моей работы в качестве контрактора? Но откуда она могла узнать? У нее не было никакой возможности неодобрительно отнестись к моей работе. Бога ради, я не говорю во сне! И служба безопасности у нас надежная.
Кстати, это не лицемерие с моей стороны. Я именно так вижу ситуацию. Муж Бетани и отец ее детей одалживает свое тело кому-то еще. Вот и все. Согласно контракту, заключенному на ограниченное время.
Если я ощутил последнюю судорогу № 4141, то только потому, что согласился на короткие промежутки времени разрешать дознавателю с Омеги принимать мое обличье и заимствовать образ мыслей. Таковы условия сделки. Я не отказываюсь от ответственности за свои действия, но и не претендую на холодность того человека, которому иногда приходится удерживать другого человека под водой. Это не я. Не Джордж. Эта целеустремленность и умение перешагивать через препятствия принадлежат, кажется, совсем другому человеку, не мне, – определенному образу, роли, а вовсе не мужу Бетани и папочке Кристофера и Джинни.
А на Рождество мы вернемся в Америку. В реальный мир. «В этот раз мы справимся лучше», – сказал я ей.
Но замечание Бетани перевернуло все с ног на голову. Она рассчитывает, что я буду хорошо себя вести. Лучше бы она этого не говорила. А то теперь получается, что мне придется давать представление.
Зиззу
До старого фермерского дома в Северной Дакоте, где живет Доктор, от аэропорта нужно ехать четыре часа. После всплеска энергии, связанного с прилетом, получением багажа и погрузкой детей и чемоданов во взятую напрокат машину, на нас снизошло молчание. Сразу почувствовались все часовые пояса, которые нам пришлось преодолеть. Печка в машине жарила вовсю, пассажиры устроились поудобнее и затихли. Не успели мы оставить позади город с его огнями, а Бетани и дети уже крепко спали.
Я вел машину в ночь по темной промороженной равнине, изо всех сил сражаясь со сном. Тяжелые, будто налитые свинцом веки то и дело норовили опуститься на глаза. Чувствовать за рулем усталость – это одно, но бороться со сном, когда все вокруг спят, гораздо хуже. Пример ужасно заразителен. Но это один из особых Папиных Моментов. Считается, что я должен взять на себя ответственность. Папа ведет машину. Кроме того, в самолете Бетани выпила даже не знаю сколько «Кровавых Мэри».
Глаза горели, словно засыпанные песком. Я следил за разметкой и посасывал кофе латте из гигантского бумажного стакана, купленного в аэропорту. Стакан еле умещался в руке. Я негромко включил радио.
Я не видел родных Бетани больше года и теперь заранее чувствовал, как сжимается грудь в тревожном ожидании. Примерно так чувствуешь себя, входя в неблагополучный район, где в любой момент рискуешь оказаться битым.
Не буквально, разумеется. Но в этой семье я всегда получал очень мощные и противоречивые сигналы, причем со всех сторон. Доктор, конечно, всегда сосредоточен на духовности и духовном, но ведь первое впечатление производят как раз физические характеристики людей. Этого невозможно не заметить. Отец Бетани маленький и пухленький, кругленький, как Шалтай-Болтай, и подтяжки для него не модный аксессуар, а жизненная необходимость. Еще не пошита пара штанов, которые пришлись бы ему по фигуре. (Если учесть не только объем в поясе, но и резкое сужение книзу.) Одного ремня явно недостаточно. Вся королевская конница, вся королевская рать не смогли бы штаны на нем удержать. Помню, однажды летом, когда мы отдыхали в хижине на берегу озера Миннесота, Доктор тоже приехал к нам на несколько дней. Я по телефону рассказывал ему, как до нас доехать, и он между делом спросил, как водичка, годится ли для купания. «Прекрасная, – сказал я. – Может, чуть холодновата». Повесив трубку, я сразу же почувствовал странное беспокойство. Я невольно представил себе Доктора в плавках. Получившаяся картинка мне не понравилась, но избавиться от нее я тоже не мог: она, как нерешенная головоломка, все время вертелась в мозгах. Как он с этим справляется? Плавок с подтяжками вроде бы не бывает. Можно, наверное, придерживать плавки одной рукой, а грести другой, – но это тяжело, наверное, даже с его естественной плавучестью. Я так и не сумел найти решение, но несколько дней спустя Доктор появился из-за сосен и направился к мосткам с детской дразнилкой: «Кто последний бух, тот протух!» В полосатом шерстяном купальном костюме Доктор выглядел так, словно только что сошел с фотографии XIX века. Не хватало только подкрученных вверх усиков. При виде его я громко рассмеялся – не смог удержаться, хотя обычно старался быть с Доктором вежливым, – но он, кажется, не обиделся. Он тяжело пробежал по доскам на конце мостков, вытянулся и нырнул – да как! Он вошел в воду почти идеально, как громадная капля, беззвучно слившаяся с гладью озерной воды. Мой смех превратился в возглас изумления. И я был не одинок в этом. Свидетелей было много, включая нескольких рыбаков неподалеку; если бы не качество прыжка, они могли рассердиться на купальщиков. Когда Доктор вынырнул – причем первой из воды появилась его довольная улыбка, – мы не сговариваясь захлопали. Кто-то крикнул: «Давайте еще раз!» Через пару минут Доктор так и сделал. Ничего не скажешь, в тот день Доктор и его купальный костюм произвели среди отдыхающих настоящий фурор.