Таким образом, в подростковом возрасте фрустрация мотива аффилиации в любой сфере общения способна привести к развитию состояния отказа от поиска. Причем его формирование в этой сфере определяет специфику стратегии поведения в других сферах взаимодействия с окружающей средой.
Исходя из всего сказанного, видно, что отказ от поиска на любой стадии онтогенетического развития оказывает существенное влияние на дальнейшее формирование личности ребенка. Это обусловлено тем, что в период доминирования ведущей деятельности, свойственной определенному возрастному периоду, закладываются предпосылки развития той деятельности, которая будет ведущей на следующем этапе онтогенетического развития. И если на каком-нибудь этапе развивается обученная беспомощность, то формирование этих предпосылок задерживается. В то время, когда развиваются высшие психические функции, это может привести к задержке психического развития. Можно предположить, что в период развития личности формирование беспомощности является серьезным фактором риска в развитии состояния отказа от поиска во взрослом возрасте.
Кроме того, на основании сказанного можно предположить, что отказ от поиска, развивающийся на фоне полного благополучия, может быть сформирован только тогда, когда у человека уже достаточно хорошо сформированы такие психологические образования, как самооценка и уровень притязаний.
Напротив, пока центром социальной ситуации развития ребенка является взрослый, пока нет четко дифференцированного отношения к явлениям внешнего мира, отказ от поиска может развиваться только по типу обученной беспомощности. Конечно, ситуация гиперопеки, особенно на ранних этапах онтогенеза, создает впечатление развития состояния отказа от поиска на фоне полного благополучия. Однако в ситуации гиперопеки любая необходимость сознательного действия или самостоятельного решения приводит к чувству страха, на фоне которого и возникает отказ от поиска по типу обученной беспомощности.
Еще одной проблемой, которая связана с влиянием обученной беспомощности на последующее развитие, является острота прохождения кризиса, характеризующего смену ведущей деятельности. По данным М. Эйнсворта, младенцам, характеризующимся пассивным поведением в незнакомой ситуации даже в присутствии матери, беспомощностью и дезориентированностью в ее отсутствие и слабостью эмоциональной реакции при ее появлении, свойственен слабо выраженный кризис первого года. По мнению Л. С. Выготского, дети, отличающиеся смазанным кризисом трех лет, в дальнейшем характеризуются пассивностью и безынициативностью. Эти данные позволяют предположить, что развивающаяся на определенном возрастном этапе беспомощность оказывает влияние на формирование отказа от поиска во взрослом возрасте.
II. Межполушарная асимметрия и особенности вербально-логического и образного мышления
Поведение и расщепленный мозг
Застывший мир, застывший страх.
А где-то у его границы
Другой, расколотый в горах,
Взлететь готовый и разбиться.
Два мира разделил провал,
Два – друг без друга невозможных..
Скажи мне, как ты угадал,
Что это жизнь моя, художник?
Не помню, кому принадлежит получившая известность шутка, что все науки делятся на естественные и противоестественные. К первой категории принадлежат, разумеется, такие уважаемые дисциплины, как физика и химия, и на правах бедной, но принимаемой родственницы к ним примыкает биология.
Правда, после открытий в генетике, появления генной инженерии и молекулярной биологии статус биологии поднялся. Ко второй категории принадлежат науки гуманитарные, а психология и психофизиология занимают неопределенное промежуточное положение – будучи науками экспериментальными, они отделились от остальных гуманитарных, но до уровня естественных наук так и не дотянули. Действительно, можно ли назвать в науке о мозге открытие, сопоставимое по значению с расщеплением атомного ядра в физике?.
Оказывается, можно. По странному совпадению, это тоже расщепление, но не ядра, а мозга. Но расскажем все по порядку.
В середине 50-х годов нескольким американским исследователям и врачам пришла в голову идея необычного лечения безнадежных случаев эпилепсии.
Речь шла о таких тяжелых эпилептических припадках с потерей сознания и судорогами, которые часто следовали один за другим, не поддавались лекарственному лечению и быстро приводили человека к полной инвалидности.
В основе таких распространенных судорог лежит принцип порочного круга: патологическая (эпилептическая) электрическая активность, возникнув в одном полушарии мозга, распространяется на другое полушарие по многочисленным нервным связям, которые эти полушария соединяют. Теперь, когда такой эпилептический «пожар» охватывает второе полушарие, он по тем же связям поддерживает и усиливает исходный очаг в первом полушарии, и так они друг друга индуцируют до тех пор, пока тяжелый эпилептический приступ не истощит на какое-то время всю электрическую энергию мозга. А затем все начинается сначала, причем каждый предыдущий приступ облегчает возникновение последующего.
Американцам пришла в голову простая идея: разъединить правое и левое полушария головного мозга, рассечь нервные связи между ними, чтобы предотвратить систематическое распространение эпилептических разрядов на весь мозг. Полушария соединены миллионами нервных волокон, которые передают информацию из одного полушария в другое и образуют так называемое мозолистое тело – белесоватую плотную массу, создающую как бы мост между двумя полушариями. Такая операция была произведена на нескольких больных, она действительно облегчила их страдания и одновременно привела к крупнейшему открытию, удостоенному в 1980 г. Нобелевской премии. Ее получил Р. Сперри.
Что же произошло после рассечения мозолистого тела с поведением и психикой человека? На первый взгляд, ничего особенного, и это уже было достаточно удивительно. Связи между двумя половинами мозга были разрушены, а человек ел, совершал повседневные поступки, ходил и беседовал с другими людьми без серьезных видимых отклонений в поведении. Правда, настораживали несколько наблюдений, сделанных вскоре после операции: один пациент пожаловался, что он странно ведет себя с женой и не в состоянии контролировать свое поведение: в то время как его правая рука обнимает жену, его левая рука ее отталкивает. Другой пациент обратил внимание на странное поведение своей левой руки перед посещением врача: в то время как с помощью правой руки он одевался и приводил себя в порядок, левая рука пыталась расстегнуть и снять одежду. Возникала ситуация, описанная в метафоре, когда левая рука не знает, что делает правая. Дело, однако, было не в руках: это одна половина мозга не знала, что делает другая половина.
Правая рука управляется левым полушарием, а левая – правым. Однако на первом этапе исследования этому наблюдению не придали должного значения.
Когда же простое наблюдение за поведением испытуемых сменилось систематическим изучением их психических функций, исследователи были просто поражены. Очень многое из того, что для человека с сохранным мозолистым телом не составляет никакого труда, для пациентов с рассеченными связями оказалось недоступным. Правая рука, на которую большинство из нас привыкло полагаться во всех случаях жизни, подводила при самых простых задачах: она не могла перерисовать самые простые геометрические фигуры, она не могла сложить простые конструкции из кубиков, она не могла найти на ощупь простые, бытовые предметы. Левая рука прекрасно справлялась со всеми этими задачами, но не могла написать, даже очень коряво, ни одного слова. Впрочем, и без пересечения мозолистого тела правши обычно не пишут левой рукой.
Таким образом, правое полушарие, управляющее левой рукой, во всех действиях, за исключением письма, превосходило левое полушарие. Но зато правому полушарию оказалась недоступна, кроме письма, также функция речи.