Только один раз я была здесь. Это не то местечко, куда так и тянет наведаться. Более того, было здесь что-то неуловимо отталкивающее и страшное, так что даже в прошлый раз, когда мы с Гвеннол спускались сюда вместе, единственным желанием моим было как можно скорее выбраться на свет.

Я стояла теперь на круглой площадке, где со всех сторон были двери. Я вспомнила: за каждой из этих дверей — каменные мешки-камеры, где в былые времена хозяева Острова держали своих пленников.

Толкнув одну из дверей, я заглянула в темную клетушку. Под потолком — крошечное оконце с решеткой, куда проникает тусклый лунный свет, достаточный, однако, чтобы разглядеть земляной пол и сырые стены. Было холодно, стоял невыносимый смрад. И несмотря ни на что, я шагнула вперед, прикрыв за собой дверь.

Казалось, ждать пришлось целую вечность, но, должно быть, ровно в девять раздались гулкие шаги по винтовой лестнице. Я приникла к щелочке у дверного косяка. В слабом освещении фонаря я увидела Яго.

— Ты здесь? — громко позвал он.

Никакого ответа.

Я притаилась в своем убежище. Как отреагировал бы Яго, если бы обнаружил здесь меня?

Наконец послышались шаги.

— Так, пришел, значит, — заговорил Яго. — Итак, что означало твое послание с требованием встречи?

— Мне надо было увидеть вас, — сказал Хоули, — сейчас трудные времена. У меня долги. Мне нужны деньги.

— С тобой расплатились сполна, Хоули!

— Я не так много прошу. А для вас я ведь неплохо поработал.

— Да, поработал и получил за это уже. Все! В твоих услугах я более не нуждаюсь. Ты и так натворил невесть что, должен признаться.

— Все было не так просто, — начал объяснять Хоули, — я камердинером прежде никогда не был.

— Всякий опыт полезен, — заметил Яго.

— А потом те неприятности, которые возникли…

— В этом только ты сам виноват.

— Меня вообще могли обвинить в убийстве.

— Но не обвинили. Вердикт был вынесен иной — самоубийство, не так ли?

— Могло быть иначе. Подумайте только, сколько заданий у меня было: сойтись с той девчонкой, горничной, чтобы все знать о ее хозяйке, добыть для вас ключи…

— Для тебя это была детская игра, Хоули, не надо преувеличивать.

— Я бы не сказал, что это игра, когда погибает человек.

— А я бы сказал, что лучше надо было делать свое дело. Теперь послушай меня внимательно, Хоули. Ты хочешь причинить мне неприятности? Ты говоришь мне — плати, а то… Есть одно слово для таких заявлений — шантаж. Я в такие игры никогда не играл.

— Но не хотите же вы, чтобы девица все узнала.

— Вот-вот, что я говорил. Шантаж. Это не в моих правилах, Хоули, повторяю еще раз, такая игра не по мне. Известно ли тебе, как мы поступаем с нарушителями закона? С такими преступниками, как ты? Мы заключаем их в тюрьму… вот в этих подземельях. Место не самое лучшее; может, ты чувствуешь, какая тут обстановка? Видит Бог, Хоули, я запру тебя здесь, потом сообщу властям, и тебя будут судить как шантажиста. Понравится тебе это?

— Я все-таки думаю, что вам не угодно, чтобы все вышло наружу, мистер Келлевэй. Не хотите же вы… ваша юная леди…

— Я не хочу и не допущу другого, Хоули, — оборвал его Яго, — шантажа. Ты ведь рыскал сначала на по-бережье, так? Узнал, что мисс Келлевэй здесь. Набрался всяких слухов. Надеюсь, ты сам не станешь распускать новые, а? Но если ты думал, что шантаж твой удастся, что я испугаюсь, ты жестоко ошибался. Ну-ка припомни, что произошло в спальне Филиппа Каррингтона!

— Я только выполнял ваше задание…

От ужаса у меня подкосились ноги. Привалившись к стене, я непроизвольно теребила пальцами ожерелье. Неужели Филипп был хладнокровно убит человеком, нанятым для этого Яго? Но зачем? Ответ был ясен. Яго знал, что наследница Острова — я. Он не хотел, чтобы я выходила замуж за Филиппа, потому что хотел жениться на мне сам.

Разговор Яго и Хоули на секунду замер, мертвая тишина воцарилась в подземелье. Вдруг я услышала стук, будто что-то упало на пол.

— Что это? — встрепенулся Яго. — Здесь кто-то есть? Ты привел с собой кого-то, Хоули?

— Нет-нет. Клянусь, что нет!

— Надо посмотреть, — сказал Яго, — надо заглянуть в каждую из камер.

Я буквально приросла к стене. От ужаса я онемела, оцепенела, услышанное только что едва не лишило меня чувств. Однако поверить в это полностью я не могла. Вернее, не хотела верить, что Яго, который говорил мне о своей любви, окажется человеком столь страшным и зловещим.

Сейчас он найдет меня, затаившуюся в этом углу. И я потребую ответа. «Что все это значит, Яго? — спрошу я, — ради всего святого, объясни, оправдайся!»

Тут я услышала голос Яго:

— Держи фонарь, Хоули.

Пучок света направился в противоположную сторону каменных подвалов, и я выглянула из своей «норы». Они стояли ко мне спиной, осматривая другие камеры. Если постараться, то тихо и быстро можно выскользнуть отсюда, подумала я.

Дождавшись, когда они зашли в самую дальнюю от моей камеру, я неслышно подкралась к винтовой лестнице и через мгновение уже летела наверх. Счастье улыбнулось мне. Маневр свой я совершила вовремя, меня они не заметили. А что теперь? Если успею незаметно зайти в замок, то можно будет присоединиться к вечерним посиделкам Гвеннол и Дженифрай, сделав вид, будто ничего не произошло, и обдумать тем временем свой следующий шаг.

Через силу заставила я себя подняться в малую гостиную. Гвеннол читала, ее мать вышивала шелком. Они нисколько не удивились, увидев меня, наверное, они полагали, что все это время я писала письмо.

Я взяла какой-то журнал, принялась листать его, не видя ни строчки, ни картинки.

Голова моя была занята Яго. Яго, Яго, думала я. Надо же, угораздило меня в тебя влюбиться! Как это вообще могло произойти. Ты заплатил Хоули за его «работу» в Лондоне. Филипп убит по твоему приказу!

Какой ужас! Страшно поверить в это. Может, я неверно толкую все услышанное, может, есть другое, человеческое, а не дикое объяснение всему этому? И уж если на то пошло, зачем Яго, который мечтает стать властелином Острова, должен был убивать Филиппа? Уж лучше убить сразу меня.

Сколько еще мое глупое любящее сердце будет сражаться с холодным рассудком? Сколько еще я буду убеждать себя, что все это вздор, ошибка, недоразумение?

Сегодня в подземелье открылась мне правда, правда неоспоримая и неизбежная: кто бы ни был Яго, что бы он ни совершал, я люблю его.

Эх, Эллен Келлевэй, где твоя голова? Ведь он мечтал об Острове — он сам признался в этом. Нет, не только — он мечтал и о тебе.

И вот в гостиной появился Яго. От Хоули, он, вероятно, уже отделался. Я не отрывалась от журнала. Я чувствовала, как Яго пристально смотрит на меня. Он сел рядом, румянец вспыхнул на моем лице.

— Ты ничего не потеряла, Эллен?

Я удивленно взглянула на него. Глаза его блестели, их выражения я, как всегда, не могла понять. Целая гамма чувств, похоже, была в них — страсть, упрек, лукавство, удовольствие. Удовольствие, наверное, того рода, которое испытывает кошка, забавляясь с мышью.

Яго вынул из кармана руку, и я в ужасе увидела на его ладони ожерелье. Я поняла сразу, где оно было найдено. Я догадалась, что за тихий звук слышала в подземелье. Замочек ожерелья был ведь очень слаб. Яго, не пропускающий ничего, конечно, обнаружил ожерелье в камере, где я пряталась.

Теперь он знал, что я там была. Значит, догадывается о том, что я слышала.

Я взяла ожерелье, стараясь сдержать дрожь в руках.

Еле слышно я пробормотала:

— Здесь очень слабый замок.

— Как ты думаешь, где я нашел его? — спросил он, в глазах его по прежнему было странное выражение.

— Где же?

— Оно было на тебе во время обеда. Подумай, где за это время ты побывала.

Я попыталась сделать вид, что вспоминаю.

— Ты должна помнить, Эллен, — мягко сказал Яго. — В подземелье. Что там могло тебе понадобиться?

Я нервно рассмеялась и обратила внимание, как пристально следит, за мной Гвеннол.