Таким образом мне следовало подумать о предложении Чарли.

В конце концов, именно этого хотела мама, а она всегда знала, что для меня лучше. Но мне нужно было время на размышления. С другой стороны, мне было необходимо выбраться из этого лабиринта страданий, в котором я оказалась.

На какое-то время этот вопрос решался благодаря Чарли.

Через несколько дней он вернулся к этому разговору.

— Ты сможешь подготовиться к отъезду в следующее воскресенье? — спросил он.

— Но…

— Давай попробуем обойтись без «но», — твердо сказал он. — Ты едешь.

— Ваша семья…

— Моя семья будет готова к твоему приезду и рада ему, — ответил он, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Вот так я и отправилась в Леверсон Мейнор.

Леверсон Мейнор

Я ожидала увидеть красивый загородный дом, но при первом же взгляде на Леверсон Мейнор была просто поражена им. Когда карета, присланная за нами на станцию, приблизилась к дому, я увидела, как он со своими бойницами и зубчатыми сторожевыми башнями буквально царит над окружающим ландшафтом.

В тот момент я была слишком растеряна, чтобы различать детали, но позднее, немного разобравшись в его архитектуре, я смогла оценить замысловатые карнизы, шпили и следы меняющейся с течением веков моды, оставленные реставрациями.

В настоящее время он имел вид неприступной крепости, готовой защитить себя от любых непрошенных гостей. Казалось, это не просто каменное сооружение, но живое существо; за свои четыре столетия он многое успел повидать: рождения и смерти, комедии и трагедии. Интересно, думала я, что ему предстоит увидеть теперь. Я стану одним из обитателей этого дома, по крайней мере, на время. Что ждет меня в нем, спрашивала я себя.

Когда мы въехали через ворота сторожевой башни на мощеный булыжниками внутренний двор, мной овладели дурные предчувствия. У меня было ощущение, что сам дом следит за мной оценивающим взглядом и презрительно отвергает как существо, явившееся из чуждого ему мира, ничего не знающее о жизни, кроме того, что можно почерпнуть на шумных лондонских улицах и в несколько искусственном театральном мире. Я не была здесь обычным гостем. С каждой минутой я все больше и больше начинала сомневаться в правильности своего решения приехать сюда.

Когда мы вышли из экипажа, Чарли ободряюще сжал мой локоть, из чего я поняла, что он остро чувствует мои переживания.

— Пойдем, — проговорил он подчеркнуто весело, распахивая настежь тяжелую дверь. Мы вошли в холл.

Здесь я почувствовала, что и в самом деле попала в средневековье. Я взглянула вверх на потолок, поддерживаемый тяжелыми балками, на стены, увешанные мечами, щитами, старинными ружьями и пистолетами. На одной из стен красовались два скрещенных флага — один, как я догадалась, с фамильным гербом, второй — Юнион Джек — государственный флаг Великобритании. Рядом с лестницей, будто на страже, стояли рыцарские доспехи. Пол был покрыт керамическими плитками, и наши шаги гулким эхом отдавались в зале. У одной из стен было сделано возвышение с большим камином. Я представила, как вся семья собирается возле него после трапезы за длинным обеденным столом, расположенным в центре зала. Окна, два из которых с цветными стеклами, были украшены фамильными гербами, свидетельствующими об участии их обладателей в знаменитых битвах. Свет, проходящий через цветные стекла, придавал всей обстановке жутковатую таинственность.

И опять я сказала себе, что мне не следовало приезжать. У меня было нелепое, но совершенно отчетливое ощущение, что дом твердит мне об этом. Я была чужой здесь, в этом родовом гнезде с его давними традициями. Мне захотелось выбежать на воздух, добраться до станции и как можно скорее вернуться в Лондон.

Тут на верхней площадке каменной лестницы, начинавшейся справа от возвышения перед камином, отворилась дверь.

— Ноэль, как я рад тебя видеть! — Родерик спешил ко мне со всех ног.

Он взял меня за руки.

— Я невероятно обрадовался, когда узнал, что ты уже здесь.

Чарли ласково взглянул на нас, и я почувствовала, что отчасти мои страхи рассеиваются.

— Вы, кажется, уже знакомы другс другом, — сказал он.

— Мы несколько раз случайно встречались на улице, — пояснила я.

— Для меня было тяжелым ударом это известие о твоей маме, — сказал Родерик.

— Ноэль было необходимо сменить обстановку, — сказал Чарли.

— Ты увидишь здесь много интересного, — пообещал Родерик.

— Мне кажется, этот дом крайне необычный. Никогда таких не видела.

— Да, такие не часто встречаются, это верно, — засмеялся Родерик и взглянул на отца. — По крайней мере, нам хочется в это верить.

— Мы гордимся им, — сказал Чарли. — Хотя, боюсь, для нас он уже стал чем-то привычным, само-собой разумеющимся, ведь мы проводим здесь всю свою жизнь. Но нам приятно видеть, как он поражает других, мы никогда не упускаем возможности немного похвастаться, не так ли, Родерик?

— Конечно. Сейчас, правда, дом представляет собой гибрид, некое смешение стилей. Так всегда случается с такими древними строениями. С годами их приходится ремонтировать, подправлять, и видишь, как вкусы одной эпохи накладываются на другие.

— Но разве от этого он не становится только еще интереснее?

Мрачные предчувствия рассеивались, и я почувствовала, что настроение мое улучшилось. Нет, все-таки я правильно поступила, что приехала. Родерик здесь, рядом… и Чарли. Они помогут мне, а если понадобится, то и защитят.

Потом Чарли спросил Родерика:

— Где мама?

— Она в гостиной.

Мое недавнее облегчение вмиг улетучилось. Я подумала, что леди Констанс смирилась с моим приездом только потому, что вынуждена была это сделать.

— Тогда давайте-ка пойдем наверх, — сказал Чарли.

И мы поднялись по лестнице к двери, через которую Родерик вошел в холл.

Мы миновали несколько комнат, спускались и поднимались по лестницам, проходили под арками мимо стен, украшенных великолепными гобеленами и картинами. Я едва успевала бросить на них беглый взгляд. Прошло, как мне показалось, довольно много времени прежде чем мы подошли к гостиной.

Чарли открыл дверь, и мы вошли. Я почти не заметила тогда обстановку комнаты с тяжелыми портьерами на окнах, до блеска натертым паркетным полом, устланным коврами, гобелены и льняные панели на стенах. В высоком, как трон, кресле сидела женщина, которую я часто пыталась представить себе, но никогда не предполагала увидеть — леди Констанс.

Мы приблизились к ней, и Чарли сказал:

— Констанс, познакомься, это мисс Ноэль Тримастон. Ноэль, это моя жена.

Она не встала, лишь поднесла к глазам лорнет и изучающе посмотрела на меня, что, как я понимаю, должно было напомнить мне о моей ничтожности. Хотя это и возмутило меня, я продолжала стоять с кротким видом. В этой женщине было что-то, вызывавшее почтительный страх.

— День добрый, мисс Тримастон, — произнесла она. — Ваша комната уже готова, и кто-нибудь из прислуги проводит вас туда. Вы, конечно, захотите отдохнуть с дороги.

— Добрый день, леди Констанс, — ответила я. — Благодарю вас, но наша поездка была не долгой.

Она качнула лорнетом в сторону стула, показывая, что я могу сесть.

— Полагаю, вы приехали из Лондона? — сказала она.

— Да, совершенно верно.

— Мне там не нравится. Слишком шумно. Слишком много людей, и среди них встречаются крайне неприятные личности.

Родерик сказал:

— Очень многие в восторге от Лондона. А неприятные личности, мама, встречаются повсюду.

— Возможно, это и так, — парировала она, — но в Лондоне все в большем масштабе, а значит, и их тоже больше. — Она обратилась ко мне: — Я так понимаю, ваша мама имела отношение к театру, — в ее голосе прозвучало определенное неодобрение. — Здесь вам все покажется другим. Мы в провинции живем тихо.

— Я нахожу ваш дом очень интересным, — сказала я.

— Очень рада за вас, мисс… э-э..?

— Для нас она просто Ноэль, — сказал Чарли с жесткими нотками в голосе.