— Куда уж дальше! Я о нем узнал такое — печальней не бывает. Какой он мне брат!

— Быва-а-ет, — со вздохом возразил Сысоев, чувствуя некоторое облегчение.

— Не представляю себе.

— А вот... — Сысоев вынул из внутреннего кармана сложенный лист, развернул его. Это была выписка из архивного дела Казимира Паскевича, напечатанная на машинке густо, через один интервал. — Прочтите.

Станислав Михайлович прочел и, бросив бумагу на стол, сказал коротко:

— Гад.

— Безнаказанный живет, — сказал Сысоев, — а числится в государственных преступниках.

— Еще как живет! — не удержался Станислав Михайлович. — Правда, он, похоже, у них на побегушках.

— Не совсем. Скорее для черной работы.

Помолчали немного. Станислав Михайлович хмурил брови, задумавшись. Потом спросил:

— Он же был в Москве... Что же вы его не арестовали?

— Тогда мы еще ничего не имели. Он под другой фамилией приезжал.

— Что сейчас от меня требуется? — Тон у Станислава Михайловича был решительный.

Наконец Сысоеву стало совсем легко, и он приступил к делу, ради которого пришел.

— Вы еще не посылали писем в Вену? Пора послать. — Он вынул из кармана знакомый Станиславу Михайловичу тюбик зубной пасты.

— Давайте писать, — сказал Станислав Михайлович, тоже как будто почувствовавший облегчение.

Они перешли за письменный стол и сели рядышком.

Сначала был составлен черновик. Затем его отредактировали и переписали набело. После этого Станислав Михайлович приготовил химическую копирку, как его учил Роджерс.

Тайнописный текст гласил:

А поверх этого невидимого текста Станислав Михайлович написал чернилами:

Сысоев и Станислав Михайлович понравились друг другу и расставались по-дружески, высказав надежду, что еще встретятся при совсем иных обстоятельствах. Тюбик Сысоев унес с собой.

Утром по пути на работу Станислав Михайлович опустил письмо в почтовый ящик.

Реакция последовала быстро. 29 января Станислав Михайлович получил письмо, опущенное в Москве, в котором неизвестный отправитель извещал его, что скоро приедут гости — именно так, во множественном числе. У Сысоева даже сердце екнуло: неужели сам Роджерс пожалует? Вот была бы удача! В жизни контрразведчика такие счастливые случаи выпадают нечасто...

Увы, Роджерс не приехал. Приехал — вернее, прилетел — один Казимир Паскевич.

Это случилось 6 февраля. В «Интурист» загодя поступила просьба мистера Дея закрепить за ним в качестве гида-переводчика Галину Храмову. Она его встречала в Шереметьеве, и все было как в прошлый раз, только шофер другой и разговор, разумеется, тоже. И остановился Дей в «Интуристе», но в другом номере. И еще погода другая.

Невозможно было предугадать, с чего начнет Казимир Паскевич — с денег или с якобы добытых его братом данных, подлежащих передаче. Если с первого — все нормально и просто. Для второго варианта был заготовлен особый план. По логике вещей Казимир должен начать со второго: брат в Москве, а Фастов с деньгами в двух тысячах километров от Москвы. Однако в делах подобного рода обычная логика не всегда пригодна. Тот, кто приехал, тоже не дурак. Он тоже имеет свои варианты и считается с возможностью того, что с ним ведут игру. При таких раскладках нередко побеждает тот, кто поступает вопреки привычной логике. Вероятнее всего, Казимир должен рассуждать так: зачем немедля забирать и носить при себе «взрывоопасные» документы, если они всегда под рукой? Это лучше сделать незадолго перед возвращением.

Как бы там ни было, Станислав Михайлович был готов к тому, что брат захочет увидеть его сразу по приезде. Роль его была трудна только тем, что он не мог бросить в глаза Казимиру «гада».

Станислав Михайлович зимой не ездил на своей машине, она стояла в гараже. А гараж находился очень далеко от дома — в районе Варшавского шоссе. За день до прилета Казимира, вызвав врача на дом, Станислав Михайлович взял больничный листок. В Москве погуливал грипп, поэтому ничего необычного в его недомогании врач не усмотрел. Если Казимир захочет тут же увидеться с братом, Станислав Михайлович пригласит его к себе, покажет больничный и сообщит, что документы спрятаны в гараже. И предложит: мол, ты не на один же день приехал, устраивай пока прочие дела, а через недельку поправлюсь и съезжу за бумагами.

Итак, принимались во внимание два варианта. В действительности же, выражаясь изящным канцелярским слогом, имел место гибрид первого варианта со вторым.

6 февраля в девять часов вечера Казимир позвонил брату по телефону-автомату с телеграфа.

— Здравствуй, родной! — бархатисто звучало в трубке. — Ты меня приглашал, и вот я здесь.

— Когда приехал? — спросил Станислав Михайлович, не проявляя особенного восторга.

— Сегодня, дорогой мой, сегодня.

— Так заезжай сейчас же.

— Пожалуй, отложим немного. Надо отдохнуть, что-то полет тяжелый был. А завтра позвоню. Как твои успехи?

— Нормально. Загрипповал вот, но это чепуха, температура небольшая.

— Значит, ты все время дома?

— Да, с недельку проваляюсь. Тут тебе жена с дочкой подарки приготовили.

— А ты? — со значением спросил Казимир.

— Ну и я тоже, конечно.

— Хорошо, братишка. Я счастлив, что снова в Москве и снова слышу тебя. До завтра.

Утром стало ясно, что Казимир документов у брата не возьмет по крайней мере дня три: Галина заказала билеты на самолет, чтобы отправиться в город, где живет Фастов, на 8 февраля.

Днем 7-го он звонил с телеграфа Фастову. Тот был дома, не очень обрадовался, но заверял, что устал ждать и что все в порядке.

Вечером 7-го Казимир снова позвонил брату и объяснил, что должен на несколько дней покинуть Москву, а как только вернется, они увидятся. Станислав Михайлович не возражал.

8 февраля утром Казимир вылетел со Внуковского аэродрома на юг.

Галина Храмова не отличалась выдающейся наблюдательностью, но она заметила, что мистер Дей в этот свой приезд выглядит гораздо более озабоченным и менее любознательным, чем в прошлый. Он по-прежнему оставался неизменно любезным и предупредительным, но, к ее удовольствию, без налета прежней галантерейности. Это-то и заставило ее присмотреться к мистеру Дею внимательнее, и тогда она и обнаружила его сосредоточенность в себе. Тем лучше, подумала она, проще отношения...

Понятно, что Галина Храмова никак не предполагала лишиться своего туриста «люкс» в южном городе и вернуться в Москву без него. Но ей предстояли неожиданности.

...В гостинице «Черное море» помнили добродушнейшего мистера Дея. Ему предложили тот же номер, и он пошутил: «Что, вы так его и держали пустым до моего возвращения?» И отказался от него. Дали другой.

Галине мистер Дей сказал, что будет один ходить по городу, а она может располагать собою по своему усмотрению. У него была лишь одна просьба: заказать обратные билеты на завтра.

...С моря дул влажный ветер, с неба сыпалась сухая снежная крупа. Осыпаясь на тротуар, крупа прилипала к наледи, и тротуар становился шершавым, похожим на белую наждачную бумагу. Идти было нескользко, Казимир Михайлович шагал широко. Путь был ему знаком и конечный пункт тоже: он направлялся в кафе «Астра», где в предыдущий приезд Галина Храмова познакомила его со своим дядюшкой и где сейчас его по договоренности должен был ожидать Юрий Георгиевич Фастов с тридцатью пятью тысячами рублей. Казимир Михайлович не испытывал беспокойства, но все-таки его несколько смущало то обстоятельство, что такую большую сумму необходимо получать в многолюдном месте. Он нес с собой чемоданчик. Если Фастов тоже с чемоданчиком, они просто обменяются ими. Если вся сумма в сотенных купюрах, то вообще проблемы нет. Надо надеяться, Фастов продумал этот вопрос, прежде чем назначить свидание в кафе в пять часов пополудни.