Но Хасана одолеть не так-то просто.
Никто не подходил к ним и не разнимал. Наблюдали со стороны, чем кончится борьба.
Только Ювси, покачивая головой, все повторял:
– Хватит вам. Не маленькие ведь…
– Заступиться решил? Кто он тебе? Новоявленный братец? Но он, кажется, родился раньше, чем твоя мать стала спать с его отцом?
– У, чтоб со свиньями спали и твой отец и твоя мать! – крикнул Хасан и столкнул Мухи в желоб.
Старшой одним махом, быстрее любой овцы, соскользнул в яму и, уже стоя в ней, стал потрясать кулаками:
– Ну, подожди, я до тебя еще доберусь. Не тебе гордеца из себя строить. Лучше за своей матерью последил бы. Все село говорят, что она с Гойбердом спит.
– Ну-ка, вылезай, если ты мужчина! На всю жизнь отобью у тебя охоту трепать языком, – тихо, но очень внятно сказал Хасан. – Кто бы говорил гадости, да не ты. Сам ведь приблудный! Даже не знаешь своего отца!
К яме подошел Зарахмет.
– Какой черт понес тебя туда? – удивленно спросил он, увидев посреди ямы старшого.
Мухи молча не без труда вскарабкался по желобу наверх. Ни словом не обмолвился, что это Хасан свалил его. Не из благородства, понятно. Из самолюбия не сказал да из страха, чтобы Зарахмет не лишил его должности старшого. Ведь управляющий потому и поставил Мухи над всеми, что считал его и смелее и бойчее других.
Но кто-то из ребят не сдержался, стал во всех подробностях рассказывать о случившемся. К одному голосу скоро прибавился целый хор.
– Какой же ты старшой, – покачал головой Зарахмет, – если тебя, словно барана, в яму сбросили?
Мухи стоял с низко опущенной головой и молчал.
– Ну, коли ты смелее и сильнее, чем он, – снова заговорил Зарахмет, теперь уже обращаясь к Хасану, – сам Бог велит мне по ставить тебя старшим!
Но Хасан ничего не слышал. Его правая бровь поднялась над глазом высокой другой, как всегда, когда он напряженно о чем-нибудь думал.
А думал Хасан о том, что услышал от мерзавца Мухи. Хоть и знает, что эта ядовитая змея только и норовит больно ужалить и не надо бы придавать значения его словам, но поди-ка останься спокойным, когда слова эти пачкают твою мать! «Неужели все это правда? – ломал голову мальчик. – А если правда?!»
– Ну, давай командуй, пусть работают! – приказал Зарахмет. – Чего стоишь? Или не слышишь моих слов?
Хасан только тут сообразил, что управляющий назначает его старшим.
– Командуй сам! – процедил он сквозь зубы и пошел прочь.
– Ты что? Ты в своем уме?! – замахал руками Зарахмет, глядя вслед Хасану.
– Он пошел посмотреть, что там Гойберд делает с его матерью, – злобно выкрикнул Мухи.
Хасан резко остановился, словно перед ним разверзлась пропасть. Но через минуту, так и не оглянувшись, снова зашагал вперед.
Не хватило у него ни сил, ни смелости вернуться и посмотреть всем им в глаза. И не только им! Никому он сейчас не смог бы посмотреть в глаза. Ему уже казалось, что и правда все село только и говорит о его матери и о Гойберде.
«Неужели это правда? – снова и снова задавал он себе один и тот же вопрос. – А если правда? Что тогда делать? Ведь каждый человек вправе будет оскорбить их, упрекнуть… Эх, нани, нани! Как же нам теперь жить?»
Но через мгновение Хасан уже стыдился того, что поверил в такое. Стыдился и уговаривал сам себя: «Нет! Неправда это! Наша нани не такая!»
Однако уверенности хватило ненадолго.
Солнце уже садилось, когда Хасан подошел к дому.
13
Кайла, покончив работой, мыла руки, когда вошел Хасан. Она ласково поглядела ему в глаза. Хоть с вечера и сердилась, что уходит работать с Рашидом, когда дома столько же дел, но сейчас радовалась: слава Богу, вернулся цел и невредим.
Сердце матери никогда не бывает спокойным, если дети ее где-то далеко, не при ней…
– Ты рано что-то, – сказала Кайпа. – Я ждала тебя позже.
Хасан не ответил и хмурый сел у порога.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась мать. – Отчего ты такой грустный?
– Так, ничего, – неопределенно ответил Хасан.
Ему не терпелось высказать все, что наболело в душе. Но как? Как начать такой разговор с матерью? И если вдруг все это окажется правдой?…
Он посмотрел на иссохшие натруженные руки Кайпы и задумался.
– Хасан, а где Рашид?
Мальчик вздрогнул от неожиданности. Перед ним стояла Зали. Он не заметил, как она подошла.
– Скоро придет твой Рашид.
– А когда скоро?
– Когда кончит работать! – раздраженно ответил Хасан.
– А как же ты? – удивилась мать. – Вы ведь вместе пошли? Ты что же, не работал?
Хасан промолчал.
– Может, поссорился с Рашидом? Или, хуже того, подрался с ним или с кем-нибудь? – уже сочувственно спросила Кайпа и, подойдя к сыну, присела рядом с ним. – Поделись со мной, тебе станет легче. Я же мать твоя!
Кайпа обняла его. Хасан не увернулся как обычно, только испытующе посмотрел на нее. «Если ты мать, – подумал он, – зачем же позоришь своих детей?»
Через минуту он вскочил и побежал. Кайпа, не понимая, что с ним вдруг приключилось, растерянно смотрела ему вслед.
– Нани, он ничего не скажет и меня ругает, когда я тебе что-нибудь говорю, – вставил Хусен.
– А кому же вам еще говорить, если не мне?
– Ты ведь все делаешь по-своему, нани. И лошадь Товмарзы вернула…
– Не иначе как опять что-то натворил, – с тревогой сказала Кайпа и пошла за сыном.
Недалеко ей пришлось идти. Хасан ничком лежал в траве у самого плетня.
Дважды мать подходила к нему, но он так и не заговорил с ней и даже не посмотрел в ее сторону. Так и пролежал до позднего вечера.
Уже с люлькой в руках, собираясь на ночевку в дом Гойберда, Кайпа снова подошла и сказала:
– Ну хватит, вставай. Пора спать, идем в дом.
– Мой дом здесь, а не в чужом дворе. Не буду я больше ночевать у чужих людей.
– А, понимаю наконец! Вы поссорились с Рашидом. Это нехорошо, сынок, ты становишься очень неуживчивым. Ну, поднимайся. Идем, я помирю вас.
– Нечего нас мирить. Никто не ссорился.
– Тогда скажи, что же случилось? С каких пор у тебя завелись тайны от меня?
Хасан опять молчал.
Кайпа постояла минуту-другую и уже сердито сказала:
– У меня нет ни сил, ни времени читать над тобой молитвы. Делай, как знаешь!..
Взяв люльку, она пошла со двора.
Хасан мгновенно вскочил и преградил ей путь:
– Нани, не ходи туда! Прошу тебя!
– А куда мне идти? Не на улице же ночевать с больным ребенком!
– Мы не пойдем с тобой – ни я, ни Хусен!
– Как хотите.
И тогда Хасан окончательно поверил в то, что услыхал от Мухи.
– Можешь оставаться там навсегда! – крикнул он и снова по валился на траву.
Хусен не знал, как же ему поступить: мать обидеть не хочется и Хасана нельзя так оставить. Он растерянно поморгал глазами.
– Могу оставаться там насовсем, говоришь? Значит, я вам не нужна? Что ж, так, видно, мне и надо. Вырастете, пожалуй, еще не то скажете…
Хасан не поднимал головы и молчал. И это окончательно вывело Кайпу из себя.
– Так что же случилось-то? Скажи человеческим языком, если ты не камень! Чего ты меня мучаешь?
– Я не мучаю тебя. А прошу, чтобы ты сидела в своем доме и… не позорила нас, слышишь! – чуть не плача крикнул Хасан.
– Это я-то позорю вас?! – остолбенела Кайпа. – Что ты говоришь? Я что, бросила вас и вышла замуж?… Ну, хорошо! Идите оба и принесите наши пожитки. Я и под открытым небом как-нибудь пересплю. О вас же думала, боялась: простудитесь, заболеете… Не себя ради я надрываюсь!..
…Гойберд удивленно смотрел, как Хасан и Хусен молча собрали и понесли свои вещи.
– Куда вы? Дом-то ведь еще не закончен? – сказал он. – Крышу мазать надо. Нам вы нисколько не мешаете… Как же так – без крыши над головой?… Ведь осень уже. А что, если дождь польет?
Братья упорно молчали.
– Ничего не понимаю, – развел руками Гойберд, но тут же схватился за поясницу и, согнувшись дугой, весь скривился, как от боли, – Клянусь Богом, ничего не понимаю!..