7 (20) октября 1916 г. в г. Севастополе погиб после пожара и взрыва погребов линейный корабль «Императрица Мария».

Гибель этого корабля подробно описана в моей статье, напечатанной в «Морском сборнике» и в сборнике «Эпрон».

Вернувшись около 1 ноября из Севастополя, куда я был командирован в составе следственной комиссии, я вошел как председатель в состав организованной при Морском техническом комитете комиссии для проектирования мер к подъему этого корабля и был сильно в ней занят.

Зашел я как-то в комиссию Штеллинга, просидел я часа два, наслушался споров, попросил слова и сказал:

— Я два часа слушал прения комиссии, ознакомясь ранее с ее протоколами, и пришел к следующему, весьма неутешительному заключению: есть две группы наблюдательных наук, именуемых «точными»: астрономия, физика, химия и пр., и есть другая — белая и черная магия, астрология, графология, хиромантия и др. К этой второй группе принадлежит и метеорология. Я не могу дальше оставаться в вашей комиссии, мне надо быть в Морском техническом комитете для составления проекта подъема «Марии».[54]

Один из старейших служащих обсерватории А. М. Шенрок как-то в разговоре мне сказал:

— Хоть обидно было слушать ваше мнение о метеорологии, но отчасти вы правы, есть в ней доля шарлатанства.

— Это вы про Демчинского; я его немного знал, когда заведывал Опытовым бассейном; он хотел какие-то необыкновенные опыты производить и заходил в бассейн советоваться. Умный был человек, а по Грибоедову: умный человек не может быть не плутом.

Была у Демчинского типография, взял он заказ от какой-то фирмы отпечатать 100 000 карточек размерами в восьмушку на веленевом полукартоне. Заказал бумагу, больше 5000 руб. обошлась, изрезал ее на карточки, а заказчик-то обанкротился — плакали денежки. Но Демчинский нашелся — подал прошение министру финансов Витте: имею верный научный способ предсказания погоды, прошу субсидии 25 000 руб. Приложил какие-то кривые, по которым предсказание производится. Витте отправил все М. А. Рыкачеву «на рассмотрение и заключение».

Вы, Александр Михайлович, должны знать лучше меня, как, кто и что в этой каббалистике усмотрел, только Рыкачев явился к Витте и говорит: «Не понимаю, но вижу». Витте и велел отпустить Демчинскому 25 000 руб.

Отпечатал Демчинский 100 000 карточек с предсказаниями погоды на год вперед и стал их продавать по 75 коп. за штуку. Разошлись они у него меньше чем в месяц. Еще Галилей сказал: «Stultorum infinirus est numerus» («число глупых бесконечно»).

На следующий год получил он опять 25 000 субсидии, на этот раз последнюю; Демчинский считал, «на то и бараны сотворены, чтобы их стричь».

Ведь у вас одесский профессор Клоссовский знаменитостью считается.

— Как же, большой ученый.

— Так послушайте, какой доклад этот ваш ученый сделал в Физическом обществе, на этом докладе я сам был. Чтобы опровергнуть Демчинского, стал Клоссовский считать, какой средний процент оправдавшихся предсказаний Демчинского, и по его подсчетам выходило 50%. На основании этого Клоссовский и упирал на то, что предсказания Демчинского равносильны игре в орлянку, или, как он выражался, в «орел и решку».

Для ясности поясню ошибку или, лучше сказать, невежество Клоссовского примером: в Адене дождь идет раз в год, а в Бергене 360 раз. Если какая-либо теория предскажет, что будет дождь в Адене: 15 октября 1900 г., 18 июня 1901 г., 13 сентября 1902 г. и т. д. вперед на 20 лет и 50% предсказаний окажутся верными, то такая теория заслуживает внимания; это не то, что предсказать, что будет дождь в Бергене, а по нелепому рассуждению Клоссовского это одно и то же. Жаль, что Демчинского на заседании не было, он бы показал «вашему ученому», где раки зимуют; просто стыдно было слушать ту ерунду, что он нес целых два часа. Это хуже хиромантии.

Однако пребывание в обсерватории принесло мне и некоторую пользу. Просматривая каталог богатой и превосходно подобранной, вероятно самим Вильдом, библиотеки обсерватории, я заметил книгу: Gauss. Theoretische Astronomie. Handschrift von Kupfer.[55]

Купфер был впоследствии членом нашей Академии наук, произвел отличные работы по теории упругости и по метрологии; я заинтересовался его рукописью. Оказалось, тетрадь, примерно 250 страниц среднего формата, содержащая, видимо, дословную запись лекций Гаусса, но запись эта была как бы полустенографическая, мелким полуготическим шрифтом. Я решил перевести эти лекции на русский язык.

Сперва я постарался разобрать запись Купфера и для этого переписал ее по-немецки, после чего и перевел на русский язык. Перевод этот был издан в 1921 г. Главным гидрографическим управлением.[56]

Попался мне также на глаза громадный том Биркеланда «Наблюдение северных сияний» и в нем статья К. Штермера «Теория северных сияний», причем меня особенно заинтересовал его метод приближенного интегрирования дифференциальных уравнений. Работе Биркеланда я посвятил речь, вступая в должность председателя Русского физического общества, напечатанную в журнале Общества. Работу же Штермера я изучил самым основательным образом, сопоставил с работами Адамса и Башфорда «о капиллярных явлениях» и развил как для курса Военно-морской академии, так и для других целей, например для вычисления траектории снарядов, в ряде работ, вошедших в издание Академии наук.

В конце января 1917 г. я по прошению был освобожден от должности директора Главной физической обсерватории и продолжал работать в Академии наук, в Морской академии и РОПиТе. В Академии наук мне было поручено быть директором Физической лаборатории, вскоре переименованной в Физический институт, со включением в него и сейсмической комиссии и сети сейсмических станций.

В Морской академии лекции не читались, но конференция профессоров и преподавателей разрабатывала новое положение об Академии, новый состав факультетов, новые программы курсов в соответствии с указаниями морского командования.

Летом 1919 г. скончался начальник Морской академии Николай Лаврентьевич Кладо, и постановлением Реввоенсовета Балтийского флота я был назначен на пост начальника Морской академии. На этом посту я пробыл около 1½ лет, пока не были закончены под моим руководством учебные планы и программы по всем предметам технических факультетов академии; после этого я просил Реввоенсовет об отчислении меня от должности начальника Морской академии и рекомендовал на эту должность профессора стратегии Б. Б. Жерве, ибо предстояла разработка планов военно-морского факультета.

В РОПиТе я оставался одним членом правления, так как Иван Михайлович Лысковский был в Одессе, Анатолий Евграфович Молчанов был болен, и я работал вдвоем с назначенным в РОПиТ комиссаром, пока Общество, на основании декрета Совета Народных Комиссаров об акционерных предприятиях, не было передано в правительственное управление.