Здесь ои впервые узнал имена Виссариона Белинского, Александра Герцена, Николая Добролюбова, Николая Чернышевского. Он понял, какой глубокой ненавистью к самодержавию была продиктована их деятельность.
На занятиях в кружке обсуждали и революционно-демократическую идеологию великого кобзаря Тараса Шевченко. Впервые услышал Урицкий и о народнической теории «крестьянского социализма», о так называемом прирожденном инстинкте крестьянства как носителя идеалов социализма.
— Призывая крестьянство к решительной борьбе против самодержавия, — говорили некоторые кружковцы, — не родники, эти подлинные революционеры, смело идут на схватку с царизмом за «землю и волю».
На юного Урицкого, конечно, производили впечатление и рассказы о «хождении в народ», о террористических актах против царя и ето чиновников, однако он все чаще прислушивался к речам одного рабочего, наборщика одной из гомельских типографий Альберта Поляка.
Тот говорил о том, что тактика индивидуального террора не может привести к успеху в борьбе с царизмом.
— Пролетариат — вот движущая сила революции, — горячо и убежденно доказывал Альберт.
Моисей Урицкий стал постоянным и одним из наиболее усердных посетителей кружка. Здесь он впервые познакомился с марксистской литературой.
В это время в политических кружках появились переводы таких работ Карла Маркса и Фридриха Энгельса, как «Устав Международного товарищества рабочих», «Первый манифест Международного товарищества рабочих», «Гражданская война во Франции».
…Типография, куда по просьбе Моисея его взял как-то Поляк, не произвела на гимназиста большого впечатления. Да и рабочие были больше похожи на учителей в гимназической лаборатории. Только и дела что руки в неотмывающейся типографской краске, разве сравнить их с рабочими черкасских заводов. Но Альберт Поляк был опытным пропагандистом: когда закончился рабочий день и они остались вдвоем, он подвел Моисея к ящику с набором свинцового шрифта:
— Вот буковки. Пока они в ящике, они не имеют никакого смысла. Их берет в руки наборщик — и буковки оживают. Ими можно набрать здравицу царю-батюшке, а можно составить листовку, говорящую правду рабочему человеку об эксплуатации его капиталистом.
Постепенно взаимные симпатии Альберта Поляка и Моисея Урицкого переросли во взаимное доверие. Моисей с улыбкой рассказал Поляку о созданном в далеком детстве мальчишеском отряде самообороны на случай еврейского погрома. Альберт отнесся к рассказу очень серьезно.
Много дет спустя Моисей Соломонович Урицкий, вспоминая это время, говорил, что именно гомельский молодежный кружок саморазвития привил вкус к политической деятельности, вывел его на путь революционной борьбы.
Моисей оканчивает шестой класс и возвращается в Черкассы. Для него ясно — нельзя останавливаться на полпути, но для поступления в университет необходим еще седьмой класс гимназии. Сообщив свое решение матери, он выезжает в небольшой городок Белая Церковь. Нет, он не будет сидеть на материнской шее! Будет учиться сам и зарабатывать на жизнь частными уроками! А не будет уроков, разве он недостаточно силен? Разве не сможет заработать на жизнь физическим трудом?
Но уроки нашлись. Даже больше, чем нужно. Очень скоро слух о блестящем преподавании «очкариком» всех дисциплин дошел до родителей неуспевающих учеников. Перегруженный сверх меры учебой и преподаванием, Моисей все же ощущал постоянно, как не хватает здесь политического кружка, товарищей, с которыми можно говорить обо всем. Правда, Альберт предупреждал Моисея, что надо быть осторожным в поисках единомышленников. К тому же, в белоцерковской гимназии преподаватели и администрация были настроены более либерально, меньше было слежки и муштры, чем в Гомеле, а гимназисты были далеки от политики. Каждую выкроенную свободную минуту Моисей проводил в городской библиотеке, занимался самообразованием.
Там он увидел у одного знакомого студента толстую книгу. Она называлась «Капитал. Критика политической экономии. Сочинение Карла Маркса. Перевод с немецкого».
Взяв ее на время. Урицкий углубился в чтение. Не сразу, но Моисей заинтересовался рассуждениями Маркса о товаре и деньгах. Невольно эти рассуждения применял он и к торговым делам своей семьи. «Маркс прав, — думал Урицкий, — когда пишет, что законы товарной природы проявляются в инстинкте товаровладельцев. Действительно товаровладельцы приравнивают свои товары друг к другу как стоимости, и постепенно из всех товаров выделяется один — деньги. На них, на деньги, и разменивается весь экономический и моральный уклад общества…»
Берта, приехавшая к брату накануне выпускных экзаменов, увидев «Капитал» среди его книг, с удовлетворением подумала: «Ну вот и рождается новый глава „Торгового дома Урицких“».
Однако уже вскоре поняла свое заблуждение, «Да он у нас социалист», — с ужасом подумала она.
Наступила дружная весна 1893 года. Блестяще окончена гимназия. Правы оказались мать и родственники, говорившие, что орлята не возвращаются в родные гнезда. И если раньше Борта стояла за продолжение учебы брата, то теперь, напуганная его увлечением социалистическими идеями какого-то немецкого господина Маркса, она попробовала отговорить Моисея от поступления в университет.
— Может быть, в самом деле, поможешь маме в ее делах?
Моисей погладил сестру, как маленькую, по голове и ничего не ответил. Мысленно он уже был далеко и от Черкасс, и от семьи, был в студенческой вольнолюбивой среде в Киеве. Сестра отлично поняла безнадежность своих робких уговоров.
— Что ж, тебе видней. Только будь осторожней.
— Буду. Обязательно буду, — улыбнулся Моисей и крепко обнял любимую сестру, которая и в самом деле оказалась какой-то удивительно маленькой. А может быть, это он стал большим?
ГЛАВА ВТОРАЯ
Письмо Берты, в котором излагалась просьба приютить брата в первые дни пребывания в Киеве, привело Моисея на Фундуклеевскую улицу, № 10, к глазному врачу, прописавшему ему в свое время очки.
— Ну что ж, может, вас эта келья устроит, — сказал врач и повел гостя во двор, гдо находилась кирпичная пристройка, похожая на монастырскую привратницкую. Комната, пять шагов в длину, три в ширину, действительно напоминала келью. Но изолирована от всех других помещении, имеет свой вход с улицы и выход во двор — что же может быть лучше?
— Конечно, устроит. А сколько это будет стоить? — начал Моисей, но врач перебил его:
— Ваша сестра пишет, что фирма оплату гарантирует, — Он засмеялся. — В пять часов прошу на чашку чая, тогда познакомимся как следует, а пока располагайтесь.
На смотрины нового постояльца собралась, видимо, вся семья: жена, две почти взрослые дочери, пожилая дама — свекровь или теща, какой-то древний старик. Под перекрестными любопытными взглядами будущий студент почувствовал, что краснеет. Выручил доктор.
— Значит, прибыли в наш Киев постигать науки? — спросил он, усаживая гостя рядом с одной из дочерей. — И раз Берта Соломоновна решила направить прямо ко мне, значит, надо полагать, на факультет медицины?
— Я хочу на юридический, — сказал Моисей.
Это пришло еще в Белой Церкви. Занимаясь репетиторством, он не раз оказывался в роли адвоката. Стряпчего. Как к образованному человеку к молодому Урицкому обращались родители учеников с просьбой написать прошение, разъяснить то или иное положение закона, я то и просто растолковать, как поступить в каком-либо случае. Порой он не мог сразу ответить, просил прийти на следующий день и просиживал часы за справочной юридической литературой. Но, чем больше вникал в законы государства Российского, тем больше понимал, что составлены они в пользу имущих классов. Чтобы уметь бороться за справедливое решение вопроса, нужно все несправедливые законы хорошо знать.
— Ну, батенька, это ни к чему, — категорически заявил доктор, — так много людей нуждаются в медицинской помощи, а вас на крючкотворство тянет! Вот завтра ко мне придет один студент-медик, он вас обязательно отговорит.