Сэр Бэзил открыл рот только за десертом, который был похож на медузу, окрашенную в розовый цвет, - одно из тех желе, секрет приготовления которых англичане столь ревностно хранят.

- Сэр Даббл-Бартон, а может быть Бартон-Даббл, - сказал он строго, указывая с неизвестно откуда взявшейся яростью своей вилкой на Тюльпана: Вы не являетесь ни тем, ни другим. Я хочу сказать: ни Даббл-Бартоном, ни Бартон-Дабблом! Мой сосед и вместе с тем мой друг, сэр Перси-Перси, память о котором мне ненавистна, знаете ли вы, как он скончался? Только это между нами, ради его чести, моей и чести моей племянницы; послезавтра на его похоронах я скажу речь, в которой подтвержу всем, кто пришел с ним проститься, что он спешил на битву, стремясь своими руками убить пирата Джона Поля Джонса, и проходил через мой сад для того, чтобы как можно скорее попасть на поле боя. Так где я, собственно, остановился?

- Где вам будет угодно, сэр Бэзил, - сказал Тюльпан, которому начало становиться не по себе.

- Ах, да. Этот человек - вот почему я отказываю ему в своем уважении, - умер потому, что хотел вскарабкаться по глицинии, которая ведет в комнату Вильгельмины - с целью, которую вы можете себе представить. Она увидела, как он появился в её окне, открыла его и яростно толкнула этого грязного негодяя...так что он разбил себе затылок, упав туда, где я выращиваю свою клубнику.

- В наши дни совершенно не осталось достойных людей!

- Перед тем, как свалиться смертельно пьяной, Вильгельмина смогла рассказать мне о том, что произошло. Я надеюсь, она простит такое ужасное посягательство со стороны столь уважаемого человека.

Он на мгновение замолчал, задохнувшись от охватившего его возмущения и здесь мы должны поблагодарить Бога за то, что он никогда не узнал, что на самом деле Вильгельмина выбросила сэра Перси-Перси в окно из-за преждевременного возвращения сэра Бэзила, чтобы не уронить своей чести в его глазах - иначе бы этот последний, сраженный слишком жестокой правдой, никогда бы не смог дожить до своей сто седьмой годовщины.

Затем, проглотив с помощью двух ударов ложкой остатки желе, он остановил свой пронзительный взгляд на Тюльпане, стремясь сразить его взглядом наповал.

- Ну. мистер?

- Да, сэр Бэзил?

- Кто вы такой?

- Но...

- Без всяких но! Перси-Перси скончался на моих руках. Так как в тот момент я не знал о совершенной им низости, то мне хотелось порадовать его. Я сказал ему, что немедленно пошлю Чарльза в город на розыски сына его молочного брата для того, чтобы он смог умереть в кругу своей семьи. - Увы, - ответил негодяй, - этот милый мальчик вот уже два месяца как находится в Мексике и вернется только к Новому году. - И с этими словами он скончался.

- Представим себе, - сказал Тюльпан, огорченный тем, что приходится лукавить, - что я ускорил свое возвращение!

После этого старик вскочил со скоростью, которую трудно было себе представить, исчез в вестибюле и вскоре вернулся, размахивая как трофеем небольшой круглой шляпой, такой обычной, которую мы уже видели на голове Тюльпана. Он перевернул её для того, чтобы показать огорченному Тюльпану её донышко.

- "Уинни и братья", IV-я авеню, Нью Йорк? Вы хотите заставить меня поверить, что вы пересекли охваченный войной континент для того, чтобы приобрести головной убор в Нью-Йорке! Мистер, я скажу вам все, что я думаю. Я думаю, что вы один из банды Джона Поля Джонса, который по каким-то причинам не смог вернуться на корабль. И если нужно ещё какое-то другое доказательство, помимо вашей шапчонки, - закончил он громогласно, - то вот оно: (Одним щелчком он развернул на столе во всю длину это доказательство, добавив, что нашел его в комнате, в которой спал Тюльпан) - это был американский доллар с изображением Вашингтона!

- Очень хорошо, сэр. Выполняйте ваш долг, - сказал Тюльпан, который в этот момент и не думал немедленно сматываться, это можно было сделать только нанеся ущерб сэру Бэзилу.

К тому же сэр Бэзил вытащил из под полы маленький пистолет.

- Мой долг состоит в том, чтобы немедленно препроводить вас в полицию, - сказал он, поднимая свое оружие.

- О, да.

- Но, ради Бога, вы сознаетесь?

- Это было бы крайне нелюбезно с моей стороны - продолжать обманывать такого уважаемого джентльмена, как вы, который к тому же сделал для меня столько хорошего, сэр Бэзил.

- Но эти типы захотят вас повесить! - озабоченно сказал встревоженный старик, убирая в карман свой пистолет.

- Но если вы позволите мне уйти, - рискнул Тюльпан после непродолжительного молчания, почувствовав, что симпатия сэра Бэзила к нему исчезла ещё не окончательно, несмотря на столь плачевные обстоятельства. Это позволит вам избежать сознательного убийства человека, не так ли?

- Но тогда я поступлю как плохой англичанин! - воскликнул сэр Бэзил с горячностью. (А затем, добавил весьма удрученно:) - В какую неприятную историю вы меня втянули, сынок...Кстати, как вас зовут?

- Тюльпан.

- Вдобавок у вас ещё французское имя. Это я одобрить не могу, Тюльпан. Англичанин, вы ещё цинично присвоили себе французское имя! Англичанин, вы нападаете на свою собственную страну! Нет! Нет! Я не должен проявлять к вам сострадание!

- Я не англичанин, сэр Бэзил.

- Ну хватит! С вашим лондонским выговором. Неужели вы думаете, что я не узнаю лондонский выговор. Я могу даже обнаружить по некоторым нюансам, что вы выросли в квартале, где обитали люди из разных социальных слоев.

- Совершенно верно, сэр Бэзил. Но я - француз. Если не считать того, что я нападал на Англию, то не сделал ничего плохого англичанам.

И тут сэр Бэзил поставил ловушку:

- Попробовал бы ты не дать на чай в кафе. - используя специфическое жаргонное словечко"mezigue", резко бросил сэр Бэзил по-французски. Однако мгновенно раскрыв ловушку, Тюльпан ответил и тоже по-французски:

- У тебя слишком хорошо варит башка, старик, и это не в моем вкусе разыгрывать с тобой злые шутки.

- Черт возьми, вот это да! - продолжал сэр Бэзил по-прежнему на языке Вольтера. - Еслиты изъясняешься таким образом, то ты действительно настоящий пожиратель лягушек, в этом нет никакого сомнения.

- Но вы также совсем не так плохо болтаете на этом языке, - сказал Тюльпан изумленно. - Откуда вы его так хорошо знаете?

- Моя жена, - сказал сэр Бэзил и, проследив за направлением его пальца, Тюльпан увидел, что женой сэра Бэзила является не кто иная, как та обнаженная женщина, чье изображение украшало камин. Сэр Бэзил некоторое время с ностальгией созерцал портрет, а затем, видимо не зная как поступить с Тюльпаном, и для того, чтобы прояснить свои мысли, предложил спуститься в погреб.

Что они и проделали.

- Портвейн?

- Не имею ничего против.

Они уселись точно также, как и прошлой ночью. На середине бутылки сэр Бэзил сказал:

- Француженка. Моя жена, хотел я сказать. Вот почему мне все меньше и меньше нравится идея выдать вас. Ей бы это не понравилось. Она бы перевернулась в своей могиле.

- О! Я очень сожалею. Я надеюсь, что именно ради неё вы недолго останетесь вдовцом.

- Как знать? Вот уже сорок восемь лет, как о ней нет никаких вестей. Она была прекрасной женщиной, мой друг, - неожиданно оживился он. - Ужасной женщиной, неповторимой женщиной. И я потерял её из-за собственной глупости. Потому что в те времена, будучи пуританином до мозга костей, я не одобрял, когда она регулярно опустошала мой погреб. Она обожала портвейн. И поммер. И все остальное. В один прекрасный день она исчезла. Я всегда полагал, что она сделала это для того, чтобы наконец-то выпить на свободе. Ах! Тюльпан, я никогда не смогу её забыть. Этот погреб олицетворяет мою любовь и мои угрызения совести, это в какой-то степени её мавзолей, и я каждый вечер спускаюсь сюда для того. чтобы мечтать о ней.

- Гром и молния, - закричал пораженный Тюльпан. - То-то мне показалось, что портрет над камином напоминает мне кого-то! Моя Аврора! (Он заплакал от умиления.)