Если ты очень нуждаешься, то не найдешь ли занять до получения 50 руб. хоть капельку? потому что все-таки эти 50 р. довольно верны. Прощай, Паша, обнимаю тебя и целую крепко-крепко, как дорогого и милого сына,

твой весь Ф. Достоевский.

Анна Григорьевна тебе кланяется. Ей теперь очень трудно. хотя она и бодро переносит. Надеюсь, что всё пройдет благополучно. Береги себя, пиши. Кланяйся всем.

Катков со мной постоянно поступал благороднейшим образом; вот почему и надеюсь твердо, что согласится и на эти 200 р.

Алонкину напишу завтра или послезавтра. Боюсь, чтоб он не встревожился. Я честно ему заплачу.

Будь здоров, главное. Всегда буду о тебе помнить. Чаще пиши. До тех пор, пока сам не переменю адресса, - мой адресс тот же.

Я так был поражен смертью Александра Павловича и так жаль его. Кому он не делал добра! Редкий и благороднейший был человек.

(1) в подлиннике описка

(2) вместо: никогда не адрессуй - было: никогда ничего на данный адресс

(3) было: тут

(4) было: малым ребенком

(5) было: глава

(6) далее было начато: Пишу тебе до

336. А. Н. МАЙКОВУ

20 февраля (3 марта) 1868. Женева

Женева 3 марта - 20 февраля/68.

Вот и опять к Вам несколько строк, любезный друг Аполлон Николаевич, и опять с чрезвычайной просьбой. (Получили ли Вы вчерашнее мое письмо, в котором я Вас уведомлял, что Катков, может быть, недели через 2 или три пришлет на Ваше имя 200 р.? Я Вас просил убедительнейше помочь мне и раздать эти деньги (100 р. Эмилии Федоровне, 50 Паше, а 50 остальных) (тоже для Паши) - не говоря ему, попридержать у себя и выдать через два месяца). По одному настоятельному случаю и по неотлагательной причине я должен распорядиться иначе. А именно: выдав Эм<илии> Фед<оровне> 100, а Паше теперь 50, остальные 50 выдайте, голубчик мой родной, Анне Николавне Сниткиной, матери Анны Григорьевны. Вы ей можете дать знать, чтобы она пришла к Вам за получением, через Пашу. А впрочем, мы ей напишем, и она сама придет. Уезжая из Петербурга, мы заложили ростовщикам и в громоздкие движимости, кажется, всю нашу мебель и все наши вещи. В продолжение целого года проценты (и весьма значительные) платила за нас Анна Николавна из своего кармана; но теперь у ней у самой большие расходы, и хоть она не просит с нас денег для уплаты процентов и продолжает платить по-прежнему, но помочь ей необходимо и именно в это время. А уж Паше я потом как-нибудь пришлю, если будут деньги через 2 месяца.

Не оставьте же меня, друг бесценный, не оставьте и исполните все эти комиссии, имеющие для меня самую капитальную важность. Прошу убедительнейше. Постараюсь, чтоб они все Вас не очень беспокоили, попрошу их.

До свидания. Обнимаю Вас крепко.

Ваш весь Федор Достоевский.

Р. S. Нынешнею ночью произошел со мной припадок, до того крепкий, что я опомниться не могу до сих пор, и всё болит, особенно голова до нестерпимости.

Р. S. Вот до какой степени я рассеян и все у меня сбилось в голове от припадка: написал письмо к Паше, самое неотлагательное, и хоть он и сообщил мне свой адресс, но я боюсь посылать, потому что он, может быть, опять съехал, и прошу Вас доставить это письмо ему. Голубчик Аполлон Николаевич, простите меня за все эти бессовестные хлопоты, которые Вам доставляю, но письмо это к Паше, которое при сем прилагаю, для меня до такой степени важно и заключает такой вопрос для моей души и сердца, что ничего для меня не может быть важнее, как скорая доставка ему этого письма. Будьте благодетелем. Стоит только это письмо послать к нему через кого-нибудь в Адресный стол. Это близко от Вас, и Вы его тотчас же найдете. На всякий же случай на письме надписываю и адресс его квартиры, тоже от Вас не очень далеко. Будьте благодетелем и доставьте немедленно.

337. В. М. ИВАНОВОЙ

24 февраля (7 марта) 1868. Женева

Женева 7 марта - 24 февраля /68.

Пишу тебе, милый друг Верочка, чтоб поблагодарить тебя за письмо твое, которое пришло к нам прямо в день моего рождения, и вместе с тем возвестить тебе, что третьего дня, 5 м<артa>/22 (1) ф<евраля> Аня подарила мне дочку, славную, здоровую и умную девочку, до смешного на меня похожую. Обе они, и мать и дочь, находятся в самом удовлетворительном состоянии, и надеюсь на божию помощь, что и дальнейшее всё обойдется благополучно. Дочка будет названа Соней в честь Сонечки (так уж давным-давно было положено) - причем напоминаю, что Сонечка мне не пишет. Но не смею и требовать. Ваше общее положение таково, что мы с Аней несколько раз старались себе представить его и каждый раз возвращались с половины дороги. Благодарю тебя, друг мой, за все подробности твоего письма. Я жаждал узнать их. Да, редкий человек может сказать: "Мне можно умереть, я никому зла не сделал". Это был человек полный настоящей, деятельной любви. Ты говоришь, что многие выказали свою симпатию: еще бы! Каждый день жалею, что теперь я не в Москве. Не знаю, друг мой, что сказать тебе насчет брата Андрея. Ты сама знаешь, что он, с самого начала своего поприща, почел как бы за обязанность отделиться от нас от всех, хотя, разумеется, не имел ни малейшей причины отдаляться. Со мной он сделал в после<днее> время, в России, некоторые шаги к сближению. Дай ему бог всевозможного счастья. Но бояться, я думаю, ему нас нечего. О том, что покойный брат оставил дела в порядке, я рад: по крайней мере это утрет кой-кому нос. Напрасно, голубчик мой, ты как будто уверить меня хотела, что в делах, оставленных им, не могло быть фальши. У тебя есть фраза: "Но это, ты теперь видишь, была ошибка, а не мошенническая проделка". Будто я в состоянии был хоть одну минуту заподозрить такого человека! А на то, что ты упрекнула меня, зачем я тебе не сказал тогда же, кто отзывался о его распоряжениях и намерениях дурно, то это было совершенно не надо, до того, что напрасно я и теперь сказал. Факты всегда сами за себя скажут - это раз. Во-вторых, ты слишком принимаешь это к сердцу. Да наплевать на эту грязь, вот всё, чего она стоит! Милая Верочка, да неужели ты не знаешь таких людей, которые за свою выгоду продадут отца и мать, отрекутся от родных и друзей и не только не умрут, на работе человечеству, оставив 10 человек детей, мал-мала меньше, и вдову, но еще других ограбят. В этих грязных сердцах как-то безо всякого угрызения и стыда складывается всегда, день и ночь, подозрение насчет ближнего и непременно в том, что тот посягает на их собственный интерес. Им легче быть с подозрением, чем без него. Я не знаю, кого они любят, да и любят ли они кого-нибудь. Так что ж, неужели ж взяться их разуверять и исправлять их сердца? Стоит того! А наконец, в-третьих, я тогда сам хорошо ответил. так что возбудил негодование и чуть не намек на себя самого.

Пишу тебе, в этот раз, только несколько строк, дорогая сестра. Не взыщи на мне. Теперь буду писать часто, каждый месяц по крайней мере. В настоящую же минуту я весь исковеркан и изломан. Ровно в 2 месяца отослал в редакцию "Русского вестника" 11 1/2 печатных листов романа и в следующие 2 месяца надо отослать, по крайней мере, еще столько же. У меня свободного времени в каждый месяц теперь только два-три дня, сейчас после отсылки в редакцию текста, в вот в это время я и отвечаю на все полученные в продолжение месяца письма; в другое же время физической возможности не имею. Сегодня же сяду за 3-ю часть; надо было бы раньше сесть, да помешал ужасно сильный припадок, бывший накануне рождения Сони. Полюби свою племянницу, голубчик мой. Напиши мне что-нибудь поскорее, главное, более подробностей о себе, не пренебрегай никакими подробностями: чем мельче подробность, тем отраднее. Напиши, где намереваетесь жить летом? Я покамест в Женеве и не выеду месяца два, пока не напишу 3-ю и 4-ю часть. Этот роман мучает меня из ряду вон, как никакой прежний: на нем сосредоточено слишком много надежд моих. Если удастся - будут деньги и можно будет воротиться скорее, не удастся - полное бедствие. У меня убеждение, что не удастся, и я нахожусь в самом тяжелом расположении духа. С тех пор как я начал письмо, то есть вчерашней ночи, у Ани лихорадка (третий день сегодня). Хорошо еще, что не так холодно; иные дни как у нас в мае, в начале. Зато ужасно изменчива погода; бывают вихри. Вчера целый день дождь. До свидания, милая сестра, обнимаю тебя крепко и люблю всех вас. Напомни обо мне Сонечке и Машеньке. Аня просила меня несколько раз не забыть от нее поклониться. Знай, Верочка, что она от искреннего сердца плакала об Александре Павловиче. Адресс тот же. До свидания милая, скоро буду опять писать.