С Соловьевым решили ехать в Оптину Пустынь в пятницу (Калужской губер<нии> на границе Тульской, Козельского уезда). Завтра Соловьев ко мне придет в гостиницу в 5 часов пополудни.

У книгопродавцев не был, буду завтра. У Елены Павл<овны> еще не был, тоже завтра. До свиданья, Аня, обнимаю тебя. Завтра Post Scriptum, решающий в нашей участи многое. Устал ужасно. Поцелуй детей, скажи, что папа целует. Поцелуй и Ваню. Поклон Анне Николаевне. Очень жутко за детей. Целую тебя очень. Итак, до Р. Scriptum'a (Москва, Гостиница "Европа", против Малого театра, занимаю № 21-й).

Среда 11 часов утра (21 июня).

Post Scriptum.

Новости: сейчас ко мне Катков прислал из Редакции рассыльного с извинением, что сегодня он дать мне ответа не может, потому что, по встретившимся внезапно обстоятельствам, должен немедленно съездить в деревню (рассыльный выразился: в именье), а потому и просил меня побывать у себя завтра, в четверг, 22, то есть прийти в Редакцию, где и получу от него ответ. Он, стало быть, завтра воротится. Не вижу изо всего этого ничего для себя доброго. Ничего.

До свидания, голубчик. Завтра напишу о результате и отправлю к тебе вечером. А теперь отправляю это письмо. Сегодня обойду книгопродавцев. <2 строки нрзб.> (1) Детей целую.

Твой Ф. Достоевский.

NB. Ночью спал опять всего 4 часа. Нервы расстроены ужасно. Желудок тоже.

На конверте: В Старую Руссу (Новгородской губ<ернии>)

Ее высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской. По Перерытице, дом бывший Гриббе

(1) описка, нужно: 21

(2) строки густо зачеркнуты А. Г. Достоевской

752. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

22 июня 1878. Москва

Москва, четверг, 22 июня.

Милая Аня, пишу тебе совсем наскоро, столько дела, беготни и проч., что совсем спутался и времени ни минуты. Получил сейчас от тебя письмо: позволь попенять на краткость, могла бы хоть капельку распространиться. Любочку расцелуй, да уж и Федю тоже. Сегодня был у Каткова и не знаю, как тебе и написать. Надо пересказать, потому что очень длинно, а на письме не упишешь. Короче, он рад, деньги вперед, 300 р. и проч. - за это ничуть не стоят, а меж тем всё еще не решено, будет ли мой роман в "Р<усском> в<естни>ке", и даже будет ли еще и сам "Р<усский> в<естни>к". В октябре решится, и я обещал приехать в Москву. Деньги же Катков не только даст, но и особенно просил меня взять вперед: то есть 2000 теперь, 2000 в октябре (или в конце сентября и проч.). Одним словом, всё расскажу на словах при свидании. От денег же я не отказался, и тебе в Петербург незачем будет ехать.

У книгопродавцев был у всех, все расскажу при свидании, но получил лишь от Преснова (7 руб.). Да от Васильева пока 50 руб., а перед отъездом моим доставит полный счет. И про это всё расскажу при свидании.

Был у Аксакова, встретил Пуцыковича. Очень всё интересно, но всё при свидании. Завтра утром поеду с Соловьевым в Оптину пустынь. Во вторник буду в Москве (вероятно). Был у меня Прохоровщиков (почитатель), вот тот, который (1) третьего года был у государя в Ливадии, московский миллионер. Очень хочет и зовет меня Новикова (Киреева). Не знаю, когда к ней. Много рассказывать придется, когда приеду. Тороплюсь.

Итог: с Катковым я в наилучших отношениях, в каких когда-либо находился. - Он особенно велел кланяться тебе. Сегодня мы просидели и проговорили более 2-х часов. У него, отчасти до тебя, просьба. При Лицее есть Ломоносовские стипендиаты. Это Лицей содержит даром из сирот беднейшего класса, но дает им высшее образование. Один ученик, Александров, страдает золотухой, болью в ноге и проч. Ему 15 лет. Доктора решили выключить из Лицея. Катков же по доброте сердца и на свой счет, не выключая, посылает его в Старую Руссу (завтра). Но не знает совсем, куда и как послать. А потому посылается формальная (не от Каткова) казенная бумага от Лицея к Рохелю - в том смысле: что вот, дескать, воспитанник Александров, под ваше покровительство и т. д., поместите удобнее, лечите и пришлите счет содержания. Так они и сделают. Но Катков особенно просит меня и тебя принять в этом деле участие, то есть (это я говорю) или позвать к себе, или отправиться тебе самой к Рохелю и предупредить об воспитаннике Александрове; и чтоб он особенно взял бумагу Лицея во внимание (не с Катковым же ему ссориться). Но так как в бумаге просят Александрова и поместить, и кормить, а не только что лечить, то допытайся у Рохеля, какие он может сделать распоряжения, чтобы приютить мальчика. Если же возможно, прибавил Катков, то нельзя ли нанять ему квартиру, где-нибудь у какого-нибудь священника, который бы надзирал над ним и проч., а он бы лечился тем временем. - Главное в том, что воспитанник вовсе не аристократ, а из беднейшего народного сословия. Катков прибавляет, что очень не худо, если б Рохель представил счет поскромнее, потому что за этого мальчика некому платить, сказал Катков, у него ничего нет и плачу за него лишь я. Приехав, примусь за М-м Рохель в этом смысле.

Ну вот пока всё, Аня. Во вторник, в среду я буду обратно в Москве, тут будут всякие дела. Нервы расстроены. Рвусь возвратиться в Старую Руссу, где всё расскажу тебе. А теперь прощай. Целую тебя. Вижу тебя во сне. Целуй детишек, будь весела. Молился у Иверской.

Твой Ф. Достоевский.

Детишек целуй, Елену Павловну видел 10 минут, она живет на даче в Сокольниках и наезжает в №№ раз в неделю. Дала мне золотые часы Ольги Кирилловны, которые и привезу.

Деток обнимаю. Целую Ваши ручки и ножки, хотя и не стоите Вы того по краткости Ваших писем.

Твой Ф. Достоевский.

На конверте: В Старую Руссу (Новгородской губернии)

Ее высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской.

(1) далее было начато: прош<лого>

753. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

29 июня 1878. Москва

Москва, четверг, 29 июня/78, вечером.

Милый голубчик Аня, только что сейчас воротился из Оптиной пустыни. Дело было так: мы выехали с В. Соловьевым в пятницу, 23 июня. Знали только, что надо ехать по Московско-Курской жел<езной> дороге до станции Сергиево, то есть станций пять за Тулой, верст 300 от Москвы. А там, сказали нам, надо ехать 35 верст до Опт<иной> пустыни. Пока ехали до Сергиева, узнали, что ехать не 35, а 60 верст. (Главное в том, что никто не знает, так что никак нельзя было узнать заране.) Наконец, приехав в Сергиево, узнали, что не 60 верст, а 120 надо ехать, и не по почтовой дороге, а наполовину проселком, стало быть, на долгих, то есть одна тройка и ту останавливаться кормить. Мы решили ехать и ехали до Козельска, то есть до Оптин<ой> пустыни, ровно два дня, ночевали в деревнях, тряслись в ужасном экипаже. В Опт<иной> пустыни были двое суток. Затем поехали обратно на тех же лошадях и ехали опять два дня, итого, считая со днем выезда, ровно семь дней. Вот почему и не писал тебе долго, а из Оптиной пустыни писать было слишком неудобно, потому что надо было посылать нарочного в Козельск и т. д. Обо всем расскажу, когда приеду. Приехал в Москву, остановился опять в "Европе" и тотчас поехал к Елене Павловне за письмами. Ее, разумеется, не застал, она в Сокольниках, но уговорено было еще прежде, что письма будет получать и сохранять швейцар. Итак, получил все три твои письма, за которые очень благодарю и тебя целую. - Но пока деньги не в кармане - радоваться нечему. Там (у Каткова) не разберешь, за неделю могли передумать. Завтра отправлюсь к Каткову. Если получу, то одну часть возьму на себя (то есть на груди, попрошу зашить Варю), а другую вышлю по почте. Но все дела, по расчету моему, не могу окончить скоро, а потому, вероятно, выеду в Старую Руссу в воскресенье в 8 ч. 30 м. утра и приеду к Вам в понедельник 3-го июля, в 1-м часу пополудни. - Если же не получу денег, то приеду раньше.

Вообще, милый друг, тут много может быть для тебя непонятного, то есть неизвестного. Но все подробности оставляю до приезда, расскажу при свидании.