Оказывается, это новое Царство не просто налагается поверх обыденной человеческой жизни, не парит над миром человека, подобно тому, как "тарелочка" нимба витает над головами святых на западных картинах. Оно входит в самую сердцевину нашего мира и, придя "извне", старается нашу жизнь преобразить "изнутри".
"Царствие Божие внутрь вас есть", - возвещает Спаситель (Лк. 17,21). И это Царство Он сравнивает с пшеничным зерном, брошенным в землю; и с горчичным зерном, посеянном на поле; и с кладом, зарытым в землю; и с закваской, брошенной в тесто; и с неводом, брошенным в море (см. Мф., 13). У всех этих сравнений есть общая черта: Царство влагается внутрь другой стихии. Этими образами раскрывается главное содержание Нового Завета: Бог пришел в мир. Стена грехов и богоотчужденности, воздвигнутая между человеком и Богом, разрушена.
Тогда понятна символика пещеры на иконе Рождества: пещера - это образ мира, в самую глубину которого входит Бог, подобно зерну или закваске, вбрасываемым в поле или в тесто. Пещера - это сердцевина земли, средоточие материальности. И вот в это средоточие добровольно входит Тот, о Ком сказано: "Бог есть дух" (Ин. 4,24).
Пещера дается темным фоном: тьма без малейшего просвета. И на фоне этой тьмы сияет чистейшая белизна одежд Младенца. "Свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Ин. 1,5). Этот стих из Евангелия от Иоанна может быть прочитан по разному. Русский перевод можно назвать оптимистичным. Свет воссиял - а тьма не смогла его "объять", заключить, победить. Однако если мы возьмем древнейший латинский перевод Евангелия (Вульгату), то увидим другое значение того же стиха: "Свет во тьме светит, и тьма не была пронизана им (et tenebrae eam non comрrehenderunt)". Это гораздо более суровое, пессимистическое видение евангельских событий: тьма осталась тьмой, несмотря на воссияние света.
Глагол греческого оригинала katelaben допускает оба перевода. По-гречески katalambano обычно означает "воспринимать", "улавливать", "усваивать", но может означать также - "охватывать", "захватывать", "настигать" (при погоне), в конечном счете - "овладевать", "побеждать". Итак, евангелист, с одной стороны, говорит о непобедимости света, а с другой - о поразительной невосприимчивости мирского мрака к свету Евангелия.
Свет осаждаем мраком и все же не смешивается с ним. Этим светом был создан мир ("все чрез Него начало быть,.., что начало быть" - и этот же мир Его не принял и не познал. "Был Свет истинный,.. в мире был,.. и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли... Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы" (Ин. 1;3,9-11; 3,19).
Рождение Сына Божия среди людей, вхождение Предвечного Бога в наш мир не опрокинуло обычный порядок вещей. Творец неба и земли сошел на землю, однако солнце и звезды (кроме одной) продолжали свой обычный ход. Небо не раскололось, реки не потекли вспять, люди не онемели от ужаса, или мистического восторга. "Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд; не возопиет и не возвысит голоса Своего, и не даст услышать его на улицах; трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит; будет производить суд по истине", - так за семь столетий до ночи Рождества описал грядущего Сына Божия пророк Исаия (Ис. 42,1-3). Мир остается практически неизменным. Его слепящая тьма еще слишком многим застит глаза, лишь некоторые находят дорогу к Вифлеемским яслям... А кто-то будет искать эту дорогу лишь для того, чтобы принести смерть новорожденному Царю.
В иконе вообще символика света чрезвычайно важна. Евангелие насыщено светом и световыми образами - и язык иконы, конечно, тоже не может быть другим. "Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в тени смертной свет воссияет,.. чтобы открыть глаза слепых, чтобы узников вывести из заключения и сидящих во тьме - из темницы" (Ис. 9,2; 42,7). "Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни" (Ин. 8,12). "В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков" (Ин. 1,4). "Доколе Я в мире, Я свет миру" (Ин. 9,5).
Итак, Бог в мире - это свет миру. До Христа и, кроме Него, такой полноты светоносности мир не имеет. Но - "вы имеете полноту в Нем" (Кол. 2,10), "от полноты Его все мы приняли" (Ин. 1,16). Христос пришел не для того, чтобы Собою явить некую небывалую "диковинку" - вот, мол, и Бог и человек одновременно. Та новизна, что открылась в Нем, должна обновлять и каждую отдельную человеческую жизнь. Человек стал другим после Христа, чем был до Него. Его природа изменилась; метафизическая мутация, издавна, со времен Адама, искажавшая человеческий образ, была изжита Боговоплощением, Крестом и Пятидесятницей. Теперь Бог уже не издалека, из-за гор и туч обращается к человеку, но говорит внутри нашего сердца. Именно потому, что теперь уже не только "Я свет миру" (Ин. 9,5), но и "вы - свет мира" (Мф. 5,14). Теперь ученики Христа, верные Ему, те, в ком Он живет и действует, они теперь - живое и очевидное проявление (эпифания) Бога, ибо в них изобразился Христос (Гал. 4,19). "Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф. 5,16). Вот та вершина, на которую позван христианин. Не просто верить во Христа. И не просто творить добрые дела (даже во имя Его). Но жить так, чтобы при встрече с ним через человека явно проступал бы облик Спасителя. Чтобы видя его добрые дела, люди прославляли не его самого, а Отца, Который на небесах.
Один духовный писатель сказал, что никто никогда бы не стал монахом, если бы не увидел однажды на лице другого человека сияние вечной Жизни... Именно этот свет осветил некогда апостолов, и именно этот свет покорил могущественнейшую в мире империю двенадцати рыбакам. "Потому что наше благовествование у вас было не в слове только, но и в силе и во Святом Духе... Вы сами знаете, каковы были мы для вас между вами" (1 Фес. 1,5). Посмотрите, как тесно апостолы увязывают внутреннее доброе устроение духа и успехи внешней проповеди: "Он (Варнава),.. убеждал всех держаться Господа искренним сердцем, Ибо он был муж добрый и исполненный Духа Святого и веры. И приложилось довольно народа к Господу" (Деян. 11, 23-24).
"Я прославился в них", - говорит Христос о Своих учениках (Ин. 17,10). На библейском языке "слава Божия" (теофания) означает именно приобщенность, проявленность, причастность (см., например: "Бог прославился в Нем... Бога Он явил - Ин. 13,31; 1,13).
"Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить", - молится Христос Отцу накануне Своих страданий. "Слава Христова" - слава крестная. Совмещение этих двух понятий : "славы" (победы) и креста (страдания) - и было самым неудобопонятным в Христовой проповеди. "Тогда (накануне Страстной седмицы) приступила к Нему мать сыновей Зеведеевых (апостолов Иакова и Иоанна) с сыновьями своими, кланяясь и чего-то прося у Него. Он сказал ей: чего ты хочешь. Она говорит Ему: скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царствии Твоем. Иисус сказал в ответ: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь?" (Мф. 20,20-22). В момент величайшего прославления Христа, в момент исполнения Им Его служения по правую и левую руку от Него будут распятые разбойники... А чашу Ему предстоит пить в кровавом поту в Гефсимании... Но "славу, которую Ты дал Мне, Я дал им" (Ин. 17,22). И если кто хочет разделить с Ним славу Его - тому она будет дана. Но вместе с Его страданиями. "Чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься" (Мф. 20,23).
В людях, готовых своими добрыми делами светить миру и являть Отца, готовых принять месть мира за свою неотмирность, есть тот же свет, что сиял, пока Христос "был в мире" и, который впервые затеплился в Вифлеемских яслях. И там же впервые встретился с тьмой.
Так, уже с самого начала в Евангелии и в иконографической передаче Евангельских событий появляются тревожные нотки. Та же двузначность свершающегося: и спасение, и суд вершатся одновременно - передается и через животных, стоящих у колыбели. Иконописец изображает только вола и осла, но не видно ожидаемых ягнят. В Евангелии о животных вообще нет ни слова. Чтобы понять смысл такого выбора, вспомним ветхозаветное пророчество: "Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел - ясли господина своего; а Израиль не знает [Меня], народ Мой не разумеет." (Ис. 1,2-3).