- Ты знаешь, что все было не так, - тихо сказала Лаура.

Перри был знакомым Прескоттов уже много лет – поцелуй был жестом симпатии, а не страсти. Когда Лаура приветствовала его на вечере, Перри заметил напряжение в ее лице и ощутил ее несчастье под дружеской веселостью.

- Вы красивы как всегда, - мягко сказал Перри, - но я осмелюсь заметить, что-то вас беспокоит.

И это была правда. Лаура не собиралась рассказывать ему о своих проблемах с Джейсоном, но к своему ужасу поняла, что сейчас расплачется. Она скорее умерла бы, чем устроила эмоциональную сцену. Поняв ее положение, Перри отвел ее в уединенное место. И прежде чем она смогла сказать хоть слово, поцеловал ее.

- Джейсон, ты ведь не думаешь, что между мной и Перри существуют романтические чувства, - сказала она сдержанным тоном.

Она вздрогнула от плохого предчувствия, когда ее муж приблизился к ней и схватил ее за плечи. – Ты принадлежишь мне, - хрипло сказал он. – Каждый твой дюйм. – Глаза его пробежались по ее атласному вечернему платью. – Твое лицо, твое тело, каждая твоя мысль. Тот факт, что я не жажду отведать твоих прелестей не значит, что я позволяю тебе одаривать ими другого. Ты – моя, и только моя.

Изумленные зеленые глаза Лауры встретились с его. – Ты делаешь мне больно, Джейсон, ты знаешь, что этот поцелуй ничего не значил.

- Нет, не знаю. – Он оскорбительно оглядел ее тело, его жестокий взгляд, казалось, срывал с нее одежду. – Ты – красивая женщина, достаточно красивая, чтобы заставить даже Перри Уиттона хотеть тебя. Он мог ошибочно предположить, что найдет хоть немного тепла в твоем стройном маленьком теле. Может, он не знает, что ты так же прекрасна и холодна, как мраморная статуя.

Лаура отступила и отвернулась от него. Джейсон мог видеть влажные полосы на ее щеках, там, где высохли слезы. Он никогда не видел, чтобы она плакала, ни разу за все то время, что он ее знал. – Почему ты плакала? – спросил он, голос его был грубым, словно зубья пилы.

Лаура молчала, непонимающе уставившись на него. В ее семье не было демонстраций гнева или жестокости. Мальчишеское кривлянье Хейла было единственным, что вызывало волнение в безмятежном мире Прескоттов. Последние несколько лет, что ее брат провел в школе вдали от нее, ее жизнь была такой же спокойной как жизнь монахини. Джейсон свирепо смотрел на нее, требуя, чтобы она объяснилась, но она была слишком раздавлена, чтобы говорить.

Грязно выругавшись, Джейсон рванул ее к себе. Ее сердце бешено стучало рядом с его, юбки обвились вокруг его ног. Его темноволосая голова наклонилась, и рот смял ее губы. Она вздрогнула и попыталась отдернуть голову, но он сжал ее подбородок пальцами и удержал ее. Его губы были твердыми и грубыми, а поцелуй - полным примитивного гнева. Она ахнула и застыла, сдавшись его животному натиску.

Джейсон так резко отпустил ее, что она, пошатнувшись, неловко отступила назад. – Я чувствую, как отвратительно тебе мое прикосновение, - презрительно заметил он. – Должно быть, унизительно для дочери Сирила Прескотта, чтобы к ней прикасался сын бакалейщика. Ты должна была выйти замуж за бостонского аристократа, а вместо этого стала женой рабочего, грязного мазурика. Я купил тебя, заплатил за тебя такими новыми деньгами, что на них еще не просохли чернила. Я знаю, как твои друзья жалеют тебя. Видит Бог, у тебя есть причина себя жалеть.

Лицо Лауры побелело, пятна, оставленные его пальцами проступили на подбородке. Они уставились друг на друга в напряженном молчании. Когда стало ясно, что он не собирается больше ничего говорить, она развернулась и вылетела из комнаты, словно ее преследовал дьявол.

Джейсон опустил черноволосую голову и устало потер затылок. Его переполняла ненависть к себе. Он дал себе обещание никогда не делать ей больно, и снова нарушил эту клятву. Всю свою жизнь он провел, пытаясь перебороть свою наследственность и скрыть свои грубые корни. Он с головой погрузился в зарабатывание денег, потому что еще в юности понял, что быть богатым – это единственный способ возместить недостаток репутации и голубой крови.

За последние два месяца брака Лаура устроила его жизнь и обеспечила всеми удобствами с мастерством, которое он никогда не принимал как само собой разумеющееся. Она управлялась с домашними делами, развлекала его друзей и гостей и сопровождала его на светские вечера – все это она делала с легкостью. Вкус ее был безупречен, и он не сомневался в ее мнении, даже когда дело доходило до его одежды. Неуловимым образом она повлияла на его вкусы и пристрастия, и он ценил ее советы.

Джейсон знал, что другие мужчины завидуют ему из-за жены, и гордился ее достижениями. Лаура занималась благотворительностью и была членом Дамской Христианской Организации. Ее занятия в свободное время тоже были весьма солидными и респектабельными: посещение лекций, походы в театр, поддержка бостонских ремесел. Все соглашались, что она – спокойная, очаровательная женщина, образец самообладания. Джейсон ни на секунду не пожалел, что женился на ней. Но от этого ему не становилось легче выносить ее презрение к себе.

Он помнил день, когда подошел к Сирилу Прескотту просить руки Луары. Несмотря на их знатное происхождение, состояние Прескоттов все уменьшалось. Подобная им аристократия иногда считала необходимым жертвовать какой-нибудь из своих дочерей ради мещанских новых денег. Жениться на Лауре оказалось гораздо легче, чем Джейсон ожидал. Все сводилось к вопросу финансов, и он с легкостью согласился на цену, которую просил Сирил Прескотт. – Я бы не пошел на это, - сказал Сирил, выглядя одновременно возмущенно и виновато, - если бы думал, что вы окажетесь недостойным мужем моей дочери. Но вы, похоже, высоко цените ее. И вне всяких сомнений сможете ее хорошо обеспечить.

- У нее будет все, что она пожелает, - ровно ответил Джейсон, скрывая триумф, наконец-то получив женщину, которую хотел столько лет. После этого он по-деловому сделал предложение Лауре, сообщив ей о решении, которое уже было принято им и ее отцом. У них не было помолвки – Джейсон считал, что будет глупо дать ей возможность отвергнуть его, что она, конечно бы, сделала. Вместо этого он ловко обыграл ситуацию таким образом, что у нее не оставалось другого выбора, кроме как принять его в качестве мужа. Он знал, что никак больше ему ее не заполучить. Ее хотел каждый мужчина в Бостоне. И если бы не он, она бы стала женой джентльмена таких же голубых кровей, что и она.

Со временем, подумал Джейсон, она свыкнется с ним… а затем, возможно, он сможет открыть ей свои чувства. К сожалению, он не учел, что ей будут так отвратительны его прикосновения. Она испытывала такое явное отвращение к своему недостойному мужу, что, помоги ему Бог, он – который всегда был таким сдержанным – рядом с ней, казалось, постоянно выходил из себя.

Низко опустив голову, Лаура быстро шагала по коридору, единственной ее мыслью было сбежать. Недалеко находилась большая музыкальная комната, которую также использовали как бальную залу. Многочисленные гости развлекались легкой беседой и танцевали вальс, исполняемый оркестром. Не замечая музыки и смеха, Лаура прошла через холл к передней двери и выскользнула наружу. Сырой ноябрьский воздух пронизывал ее украшенное парчой атласное платье. Она вздрогнула и обхватила себя руками, разглядывая тускло освещенную улицу, где покрытые лаком кареты и кучера в ливреях ждали отбытия гостей.

Став в тени крыльца модного шестиэтажного дома на Бикон-Стрит, Лаура задумалась, что же ей делать дальше. Было ясно, что Джейсон ее ненавидит. Она больше не могла его видеть. Она оказалась никчемной женой, никчемной женщиной. Глаза ее наполнились слезами, и она попыталась заставить себя не плакать. Господи, что если кто-нибудь увидит ее здесь рыдающей на ступеньках собственного дома? Внезапно на улице раздался веселый свист. Она с беспокойством уставилась в темноту. – Х-хейл? – крикнула она. – Хейл, это ты?

Мягкий смешок ее брата донесся до нее. – Хммм… как сказать, пожалуй, это и правда я. Я пересек границу между поздно, как принято в свете, и чересчур поздно?