Хотя скользящий график давал возможность каждому заранее определить для себя наиболее подходящий день, опыт первой недели показал, что всякий раз два-три человека не успевали и вынуждены были возвращаться домой со своими пищевыми отходами и мусором. Поскольку имели место попытки оставлять ведра, накрытые крышкой или куском фанеры, в коридоре у своих дверей, Клава Ивановна приказала Ляле Орловой, чтобы немедленно мобилизовала членов санкомиссии и лично обошли все этажи и квартиры.

Маргарита Израилевна, которая перед выходным днем случайно замешкалась и не успела опорожнить ведро, потому что мусоровоз уже тронулся с места и набрал скорость, воротилась домой и поставила ведро в дальнем углу коридора, где глухая стена и ни у кого не было надобности подходить и проверять.

Осмотрев на этаже все двери, Орлова собралась спуститься вниз, случайно, уже с лестничной площадки, бросила последний взгляд в дальний угол коридора и увидела ведро с пищевыми отходами. Что пищевые отходы, а не какой-нибудь бытовой мусор, можно было определить издали по арбузным коркам, которые торчали над ведром, как рога.

Кому принадлежало ведро, сразу сказать нельзя было, хотя по расположению дверей можно было догадаться, что скорее всего новой соседке, старухе Бляданс. Ляля постучала в дверь, но ответа не было. Желая убедиться, что хозяев нет дома, Ляля подошла к окну и стала заглядывать. В это время со стороны лестницы появилась молодая хозяйка, Жанна Андреевна, и с ходу стала допрашивать: по какому праву Орлова стоит здесь и заглядывает в чужие окна?

Орлова объяснила, что она член санкомиссии и не заглядывает, а хотела узнать, есть ли кто-нибудь дома, чтобы установить, кому принадлежит ведро с пищевыми отходами, оставленное в углу коридора, как будто здесь не площадь общего пользования, а какой-то собственный мусоросборник.

Жанна Андреевна внимательно выслушала объяснение и повторила свой вопрос: по какому праву гражданка Орлова стоит под окном и заглядывает в чужую квартиру? Ляля снова объяснила, что она не заглядывала в чужую квартиру через окно, а только хотела узнать, есть ли кто-нибудь дома, чтобы выяснить, кто оставил в коридоре ведро с пищевыми отходами.

В это время отворилась дверь, на пороге появилась Маргарита Израилевна и сказала дочери:

— Жанночка, мадам Орлова заглядывала в окно и сама прекрасно знает, но предпочитает говорить неправду. Нет смысла с ней объясняться, надо рассказать мадам Малой и товарищу Бирюку, а ведро, если есть такое постановление, я готова убрать, и не надо делать много шума из ничего.

Жанна велела матери оставить ведро там, где поставила, пусть стоит, в таком месте никому не мешает, а насчет представителей санкомиссии, которые позволяют себе заглядывать в окна соседей, будет отдельный разговор.

Ведро с пищевыми отходами Ляля потребовала убрать немедленно, а насчет окон сказала, что лишь тот боится, чтобы к нему заглядывали, у кого есть необходимость прятаться и скрывать. А у кого нет такой необходимости, тот не будет бояться: в нашем дворе соседи не боятся.

На следующий день Малая срочно созвала актив и санкомиссию, Маргарита Израилевна и Жанна Андреевна получили письменное приглашение, но у старухи Бляданс от волнений поднялось давление, дочь отправилась одна, мать вдогонку заклинала держать себя в руках и не доводить дело до скандала.

— Мама, — приказала Жанна, — не вздумай убирать ведро, пусть стоит, где стояло, чтобы прислали своего представителя и объяснили из-за чего сыр-бор. А по поводу Орловой и ее поведения будет особый разговор.

Актив и санкомиссия были в полном сборе, Малая предложила Жанне Андреевне занять место на скамье перед столом, за которым сидела комиссия.

— Ваша мать, — сказала Клава Ивановна, — должна была явиться вместе с вами. Почему ее нет? Во-первых, квартира на ее имя, во-вторых, по обстоятельствам дела она как ответчица, так и свидетель.

Жанна Андреевна ответила, что мать больна, она гипертоничка, у нее поднялось давление. Если нужна справка из поликлиники, можно будет представить.

Мадам Малая сказала, что справка не нужна, а если понадобится, комиссия сама найдет способ получить на руки.

— Бляданс, вы знаете, почему вас вызвали? — спросила мадам Малая. — Я полагаю, знаете. Вы допустили грубое нарушение санитарного режима. Мало того, вы отказались выполнить указание члена санитарной комиссии Идалии Орловой, которая наделена правами и полномочиями.

— Я не знаю, — сказала Жанна Андреевна, — какими правами наделена гражданка Орлова по линии санкомиссии, но уверена, что каковы бы ни были эти права, они не простираются столь далеко, чтобы заглядывать без спросу в чужие окна. Нет надобности объяснять, что и мораль и право, принятые в нашем обществе, не дают санкций на подобные действия, учиненные, как было в данном случае, гражданкой Орловой в отношении соседей.

Мадам Малая подтвердила: правильно, санкций не дают, но бывает в реальной обстановке необходимость, в интересах дела, немножко отступить, и тогда уполномоченный должен сам принять на месте решение. Когда Орлова заглянула в окно, чтобы узнать, есть ли кто-нибудь дома, оказалось, что хозяйка квартиры была на месте, но предпочла сделать вид, что ее не было, потому что хотела избежать неприятных объяснений с членом санкомиссии.

— Ах, Боже мой, — вступила в разговор председатель санкомиссии Анна Котляр, — мадам Бляданс, женщина в летах, притом с гипертонией, не обязана вести объяснения, которые для нее дополнительная нервная нагрузка. Она и так переволновалась, потому что не успела опорожнить ведро и должна была вернуться домой с отходами и мусором, которые приготовила, чтобы выбросить в мусоровоз, но опоздала. Я предлагаю, чтоб Идалия Антоновна извинилась перед Маргаритой Израилевной и Жанной Андреевной, а они убрали свое ведро, хотя у них в коридоре никому не мешает, и больше повторений не будет.

Клава Ивановна готова была поставить предложение председателя санкомиссии на голосование, но Орлова наотрез отказалась извиняться, потому что заглядывала в окно к Блядансам не для себя, ей лично ничего не надо было, а в интересах двора, чтоб на конкретном примере все могли видеть: санитарные правила обязательны для всех и никаких отступлений ни для кого делать не будем, включая учительницу музыки Маргариту Израилевну и ее дочь Жанну Бляданс, микробиолога института Мечникова.

— Орлова, — обратилась Клава Ивановна, — ты здесь свой характер не показывай: где ты права, ты права, а где неправа — открыто и прямо признай, что неправа. Ты должна извиниться.

Ляля повторила, что извиняться не будет, пусть хоть жгут ее на костре, а к Блядансам надо отправиться всей комиссией, все увидят, как в коридоре гниют пищевые отходы и распространяют заразу.

Жанна Андреевна, хотя комиссия продолжала свою работу, демонстративно поднялась со скамьи, на которой сидела, заявила, что здесь ей больше делать нечего, но дела она так не оставит, а найдет адрес, где способны услышать и реагировать. Теперь не то время, чтоб заглядывать к людям в окна и доказывать, что это в интересах народа и страны.

— Анна Моисеевна, — приказала Клава Ивановна, — составь протокол заседания комиссии и подробно опиши главные моменты, чтоб была полная ясность. Протокол будешь писать дома; если потребуется консультация и помощь, Иван Анемподистович рядом, сможет подсказать.

С матерью у Жанны получилась неприятная сцена. Чтобы не доводить дела до красной черты, Маргарита Израилевна сама убрала ведро, пищевые отходы сложила в полиэтиленовый пакет, задвинула в холодильник поглубже, чтобы дочь, когда откроет, сразу не увидела, а на следующий день, когда приедут забирать мусор, можно будет опять положить в ведро и отнести вниз. Жанна весь маневр раскусила с самого начала, нашла в холодильнике пакет с отходами, положила обратно в ведро и поставила в коридоре на то же место, где стояло раньше. Разница была только в том, что арбузные корки теперь не торчали снаружи, а вместе с объедками хранились в пакете.