Глава шестая

Любви друг к другу они не питали. В детстве Маркелосу ничего не стоило по поводу и без повода надавать сестре тумаков. Теперь они выросли, и Маркелос не мог позволить себе такого удовольствия, да и жили они далеко друг от друга. Однако в последнее время, когда ему случалось видеть в кино, как его сестру целуют или щиплют какие-то верзилы, он сожалел, что в детстве не утопил ее в колодце, или не столкнул с террасы второго этажа, или в тот день, когда в поле хорошенько поколотил ее, не забил до смерти. Увы, подходящий момент был упущен. Сейчас, осознав наконец, что перед ним Морфо, Маркелос взглянул на нее свирепо, будто хотел сказать: «Эй ты, сорока, уймись, побереги крылышки! Со мной шутки плохи!»

Он встречал ее на вокзале с афинским поездом, Морфо предстала перед ним в платьице, которое казалось черным, но все же не было черным, и в шляпке такого же хитрого цвета. Теперь и Маркелос признал, что Морфо красивая. О том, что она красивая, он слышал с детства, но принимал это с насмешкой и в самом деле не мог понять, что в ней находили красивого! Как эту цаплю Морфо, худую, костлявую злюку, которая постоянно выводила его из себя, как эту грязнулю, чернявку, хитрюгу, которая была к тому же косоглазой (Маркелос дразнил ее кривой, и даже родители считали, что глаза у Морфо с косинкой), как эту тощую курицу называли красивой девочкой! Что особенного в ней видели? «Прелесть моя!» — читал Маркелос в письмах, которые с первых классов гимназии посылали Морфо ее поклонники; писем было много, Морфо раскидывала их повсюду, и они невольно попадались в руки. «Ангел мой!», «Прелесть моя!» — какие такие прелести они в ней находили?!

Сегодня Морфо была в том же самом платьице. И без шляпки показалась брату еще красивее. Взгляд его смягчился и потеплел, однако хитрое, даже злорадное выражение лица Морфо и насмешливые нотки, прозвучавшие в словах «Как дела?», развеяли нахлынувшее было благодушие.

Он не сказал ни слова и наклонился за «Панорамой».

— Собирай-ка побыстрее, — услышал он над собой голос Морфо. — Пойдем к тебе, поговорим, а то еще кто-нибудь появится да увидит все эти штучки...

При мысли, что Морфо догадалась о его занятиях, Маркелос вспыхнул как порох.

— А тебе-то что? Зачем тебя сюда принесло?

— У меня, видишь ли, шестое чувство. Когда мне сказали про твою головную боль, я поняла, что дело, конечно, не в этом...

— Ну а теперь убирайся вон! Дай мне собраться с мыслями! Ты даже не представляешь, в каком мы положении!

— Вижу. Вижу по этим штучкам. — И Морфо показала на открытки.

— Я сказал — вон! Будешь мне тут указывать!

На всякий случай Морфо немного отошла к двери.

— Хорошо, — сказала она оттуда. — Я уйду, раз ты хочешь. Но пойду я к дяде Тасису и приведу его сюда. Пусть увидит эти штучки своими глазами, пусть убедится! — Теперь со словами «эти штучки» Морфо показала не на открытки, а на три пачки новеньких банкнотов. И гнев Маркелоса разом утих.

— Что ты об этом знаешь? Что ты болтаешь? Кто тебе сказал?

— Добрые люди! — ответила Морфо. — И еще они рассказали, как он выпрашивал эти деньги у друзей и врагов, и про колье, которое он собирался купить в «Скарабее». Какой позор! — Морфо закрыла лицо руками, но тотчас подняла голову и посмотрела Маркелосу в глаза. — Какой позор, что вас обоих водила за нос одна женщина!

И снова глаза Маркелоса раскрылись широко и испуганно, точь-в-точь как тогда, когда он увидел Морфо в дверях.

— Какая женщина? — прошептал он бледнея. — Что ты сказала... — И медленно двинулся к Морфо.

Морфо отступила.

— Маркелос, — предупредила она брата, — еще один шаг, и я закричу.

— Ты мне ответишь за свои слова! — сказал Маркелос, но все-таки остановился. — А теперь говори сию же минуту! Какая женщина? Говори!

— Ох! — вздохнула Морфо. — Если бы ты только  п р и к и д ы в а л с я  дураком, я бы это еще стерпела...

— Замолчи, не то я вышвырну тебя отсюда!

Но Морфо не испугалась и топнула ногой.

— Поди лучше вышвырни других, если ты такой храбрый!

— Кого? Ты только скажи, я от него мокрое место оставлю! Башку ему прострелю! — И Маркелос полез в задний карман.

— Да будет тебе! Если бы один или двое! Весь город жужжит как улей, а ты будто и не знаешь! Она во всем виновата, для нее он хотел купить в «Скарабее» колье. Теперь это уже ни для кого не секрет.

— Не может быть!

— Так оно и есть, и знают об этом все.

— А если так, то я убью ее. Я буду не я, если не отомщу ей за все! — Маркелос умолк. Несколько минут он стоял неподвижно, устремив на Морфо пустой, невидящий взгляд. Потом вытащил из заднего кармана револьвер.

— Никого ты не убьешь, — спокойно и чуть насмешливо сказала Морфо. — А это убери, чтоб глаза мои не видели.

Однако Маркелос продолжал смотреть куда-то сквозь нее.

— Маркелос, — уже настойчивее сказала Морфо, — спрячь револьвер и положи все на место. Сюда могут прийти.

Но Маркелос не двигался, и тогда Морфо прошептала тихо и испуганно, как будто услышала за дверью шаги:

— Быстро, быстро, Маркелос...

И Маркелос очнулся. Он положил револьвер на стол и наклонился, чтобы собрать открытки.

— А ты чего стоишь? Помоги!

Морфо подошла и стала помогать.

— Тьфу, какой стыд! — сказала она, поднимая с пола открытку.

— А ты не смотри!

— Ну и стыд!

— Не гляди — кому говорят!

— Ай-ай-ай!

Они собрали все открытки, но Маркелос продолжал внимательно осматривать пол, и тогда Морфо спросила, что он разыскивает.

— Крестик.

Крестик нашла Морфо. Она подняла его, осмотрела и догадалась, что крестик непростой.

— Тут есть какой-то секрет.

И Маркелос подошел, чтобы открыть ей секрет.

— Смотри сюда, — показал он на маленький кристалл в самом центре крестика. — Закрой один глаз и медленно поворачивай вот это колесико.

Колесиком служил красный камешек на верхушке креста.

— Боже, какой стыд!

— Ну ладно, хватит...

Голос Маркелоса был ровным и даже ласковым, а чувство, которое он испытывал сейчас к сестре, — теплым и похожим на нежность. Что-то подобное порой находило на него в детстве — иногда перед тем, как дать Морфо подзатыльник, иногда сразу после подзатыльника.

— Какой стыд! — повторяла Морфо, вращая колесико и рассматривая через хрустальный глазок причудливые сплетения маленьких кристаллов, воссоздававших любовные сцены.

— Хватит, довольно...

— Это я возьму себе, Маркелос...

— Ладно, бери, — великодушно кивнул Маркелос. — И это, если хочешь, бери, — сказал он, показывая на открытки.

— Зачем они мне?

— Бери, бери. Все бери. И это тоже. — Он положил перед Морфо пачку банкнотов.

— Нет, нет, — испуганно отказалась Морфо.

— Почему? Забирай все! Зачем мне это теперь?

Голос Маркелоса насторожил Морфо. «Не хватает еще, чтобы он сейчас разбушевался...»

— Возьми, все возьми, — твердил Маркелос. — К чему мне это! Не хочу! Бери!

— Маркелос, успокойся...

— Зачем она так?.. — простонал Маркелос. — Ведь у нее был я, чего же ей не хватало? Разве я хоть в чем-нибудь ей отказывал?

По взгляду Маркелоса Морфо поняла, что надвигается буря. Она хорошо знала брата. Знала, что за отсутствием Анеты ему ничего не стоит сорвать гнев на сестре. «Да, если он сейчас разбушуется, мне не сдобровать», — подумала Морфо и решила на всякий случай осторожно отступить к двери.

— Будь она проклята! — с яростью кричал Маркелос. — Сейчас же пойду и пристрелю! Застрелю ее, а потом себя! — И он протянул руку за револьвером.

У двери раздался крик:

— Не надо...

И за широкими плечами дяди Тасиса Маркелос и Морфо увидели обезумевшую от страха мать.

— Не надо! — слабо вскрикнула она еще раз и повисла на шее Тасиса.

Тасис не потерял самообладания ни на секунду. Он разомкнул руки своей невестки и передал ее на попечение других людей, которые следом за ним перешагнули порог комнаты. Хладнокровный, уверенный в том, что с его появлением ничего страшного произойти не может («Хорошо играет!» — подумала Морфо), Тасис быстро подошел к столу.