У Богуси мурашки побежали по спине, уж она-то свято верила во всякую загробную муть и очень боялась таких голосов. Ну вот, этого только недоставало! Спятил Северин вместе со своим приятелем, что ли? Будет ещё с того света её пугать!

Эльжбетка же вошла во вкус и решила на всякий случай привести как можно больше доводов.

Каши маслом не испортишь.

— А кроме того, — запинаясь, начала она, делая вид, что не решается выложить правду-матку. — А ещё… сама не знаю, как и сказать. Вы не обидитесь?

Вот этого пани Богу слава не могла гарантировать. Интересно, чем ещё её собираются обидеть?

Поэтому хотя и ответила «нет», но очень сухо и сдержанно.

— Только, умоляю, не говорите отцу, что я выдала его тайну, он тогда со стыда сгорит. Отец признался нам с Кристиной… потом ещё пришлось перед Кристиной извиняться… признался — вы, пани Богу слава, так вкусно готовите, что он просто не в силах отказаться… не в силах себя перебороть. И ради такой еды готов не то что ремонт, даже новый дом для пани построить. За одну кормёжку. Так и сказал! Ну да это он так ляпнул, для красного словца. Впрочем, я ему не удивляюсь.

Молча выслушала Богуся путаное объяснение, не зная, верить или не верить. Неужели эта девица настолько глупа, что боялась её обидеть, делая такой грандиозный комплимент? Даже если Карпинский и спятил, отношение к еде у него осталось как нельзя более здравое, способен оценить хорошую кормёжку, вон и Северин был того же мнения, да и все, кто отведал её кушаний, тоже так считают.

Запихивая в наволочку очередной пакет с пухом, она не удержалась от язвительного замечания:

— Выходит, Кристина особыми успехами не может похвастаться?

— Потому так и старается у вас научиться, пани Богуслава, — подхватила Эльжбета.

— Скорее уж ты научишься. Ну хорошо, по крайней мере ясно. И возможно, пан Зыгмусь прав…

Эльжбета была девушкой воспитанной, обычно старших не перебивала, но сейчас надо было пользоваться случаем, поэтому не совсем вежливо затараторила, не дослушав соображения вдовы насчёт милого пана Зигмунта.

— Я вот давно хочу спросить у вас разрешения сводить детей в зоопарк. Представляете, выяснилось, что Агатка никогда не видела крокодила! А мне и самой интересно. Сейчас у меня каникулы, так я бы охотно с ними сходила. В будний день лучше, по воскресеньям толкучка, к клеткам не пробьёшься. Вы разрешите?

Ответ она получила не сразу. Закрыв плитой чулан с наволочками, пани Богуслава проверила, запер ли Тадеуш дверь кабинета, как она велела, из-за чего Эльжбета чуть не померла на месте Дверь была заперта, порядок. И хозяйка стала тяжело спускаться вниз, на ходу раздумывая. Зоопарк? Почему бы нет? Пусть дети сходят туда с Эльжбеткой, только не сегодня, сегодня она идёт на работу, не оставлять же дом пустым, в смысле — на одних посторонних.

— Ну что же, я согласна, — дала она милостивое разрешение. — Лучше всего завтра. У меня завтра ночное дежурство, так что днём буду дома. О, кто-то пришёл. Никак, пан Зигмунт?

Тадеуш в таком темпе провёл инспекцию подведомственного ему объекта, что освободился даже раньше, чем рассчитывал, — к двенадцати. Пан Карпинский очень охотно расстался с кислым соком, и через минуту они уже приступили к изготовлению дверцы для чулана. Эльжбета разыскала Агату, предупредила о завтрашнем походе в зоопарк и поехала за мороженым. Когда она вернулась, по непонятному стечению обстоятельств тут же появился и Стась, и вместе с сестрой, прихватив с собой сумку-холодильник, они забрались в дальний угол сада Первый раз в жизни Эльжбета обрадовалась присутствию отцовского шурина. Он уже до такой степени завоевал доверие вдовы, что был допущен в святая святых — кухню. Другого выхода у Богуси не было. И хотя она терпеть не могла посторонних в своём святилище, тут уж ничего не поделаешь, поскольку предстояло обсудить с паном Зигмунтом наедине очень важные вопросы. Впрочем, ничего особенного она не собиралась готовить, просто хотела вчерашние котлеты превратить в сегодняшние тефтельки и подать их под укропным соусом, только и всего. Пусть смотрит.

Пан Зыгмусь оказался джентльменом и смотрел не на тефтельки, а на очаровательную хозяйку, расточая ей комплименты вперемешку с деловой информацией.

Наверху Тадик бесшумно отпер свою комнату, вернее, прежний отцовский кабинет. В коридоре Эльжбета попеременно то постукивала молотком, то шваркала наждачной бумагой по старой доске. Карпинский с Тадеушем на цыпочках вошли в кабинет Хлюпа. Парень извлёк из-под дивана свою сумку, и безумно взволнованный Хенрик узрел наконец столь памятный ему потрёпанный чёрный портфель.

Задыхаясь от волнения, щёлкнул замочком, глянул на пачки банкнот, потом в радостно сияющие глаза парня и бессильно опустился на диван. Запирать портфельчик пришлось Тадеушу.

— Постой! — прошептал Карпинский. — Хотя бы одну пачечку…

— А куда? — прошептал в ответ парень. — Разве что проглотить.

Эльжбета, оставленная на стрёме в коридоре, не выдержала и лёгкой рысцой вбежала в комнату.

— А я что, рыжая? Не могу больше, хоть краешком глаза…

Тут уж Карпинский нашёл в себе силы И собственноручно открыл портфель, пусть доченька порадуется. Дочь глянула и, прижав руки к груди, одними губами произнесла:

— Значит, все-таки… Боже! А ведь не верилось.

Карпинский шёпотом наябедничал на Тадеуша:

— А он не разрешает ни одной пачечки взять!

— У нас же даже карманов нет! — так же тихо объяснил парень, сам огорчённый. — И хватит любоваться, мегера спохватится, пусть кто-нибудь постучит в коридоре!

— Я не могу! — отказалась девушка. — Включи дрель!

— Мысль!

Под аккомпанемент впустую завывающей дрели трое спешно совещались. Просто так вынести портфель нельзя, пани Богуслава не из тех, у кого под носом можно вынести из дома имущество. Из кухонного окна открывался отличный вид на крыльцо, двор, калитку. А через распахнутую дверь заметит, если попробовать перетащить портфель в гаражный сарай через прихожую. К тому же детки торчат в саду и, хотя они заняты мороженым, бдительности у них наверняка не поубавилось. Короче, в данный момент вынести портфель мог лишь такой ас, как жулик.

Разгорячённые отец с дочерью высказали несколько других, столь же безумных, идей, отвергнутых Тадеушем со всей решительностью. Парень единственный сохранил способность рассуждать хладнокровно.

Он же предложил выключить наконец несчастную дрель и переместиться всем к чулану на лестничной площадке. Во избежание подозрений.

Оказавшись на рабочем месте, Карпинские никак не могли включиться в трудовой процесс, все их мысли были об обретённом сокровище. Эльжбета шёпотом ругала себя последними словами:

— Идиотка, господи, какая же я идиотка! Ослица, шортики натянула! Могла ведь юбку надеть, там хоть карманы приличные! Правда, не такие теперь юбки, что в прежние времена, когда кринолины носили, те бабы поумнее нас были, под кринолином хоть чемодан можно спрятать! Все, с сегодняшнего дня никаких брюк, перехожу на юбки.

Отец не отставал от дочери:

— Старый идиот, не сообразил хоть какую-нибудь распашонку на себя накинуть, а ещё лучше — куртку, с карманами! Ну и что, что жарко! Мог бы притвориться, что мёрзну! Зато принёс бы Крысеньке пачку долларов! А теперь вот кусай локти…

— Не расстраивайтесь так! — утешал их Тадик. — Может, дождь пойдёт.

— Какой дождь! В небе ни облачка! Во всей Европе циклон на две недели! — застонал Карпинский.

— Антициклон! — машинально поправил Тадик. — Один черт! А так, глядишь, каждый из нас по пачке бы и вынес!

— Да, понемножку — самое лучшее, — ошкуривая доску, согласился Тадеуш. — Таким макаром все бы и вынесли, а пустой портфель можно инструментами набить.

Карпинский вдруг шлёпнул себя по лбу:

— Дочь! У тебя ведь должна быть сумка! Женщины всегда с сумочками ходят.

— «Сумка»! — чуть не плача от досады, прошипела Эльжбета. — Какая там сумка, курам на смех. Не сумка, а спичечный коробок! Только и помещается пара грошей да водительские права. И что за идиотская мода пошла на крохотные сумочки!